Просмотр исходного текста страницы Роман "Ол" (читать Онлайн)



'''Содержание:'''


== Пролог ==


== Часть 1. ==


Глава 1. Я и ты – стр.8

Глава 2. Корпорация расчета – стр.13

Глава 3. Новичок – стр.17

Глава 4. Айсулу – стр.21

Глава 5. Вечный хранитель – стр.26

Глава 6. ФБстолярий – стр.31

Глава 7. Шанырак – стр.33

Глава 8. Окоп – стр.41

Глава 9. Сәлем қат - стр.45

Глава 10. Ит заман – стр.49

Глава 11. Апа – стр.52

Глава 12. Надломленный стебель – стр.55

Глава 13. Городские аксакалы – стр.58

Глава 14. Жол – стр.64

Глава 15. Киноклуб – стр.67

Глава 16. Спи, Айша, спи – стр.71

Глава 17. Азгыр – стр.74

Глава 18. Адина – стр.80

Глава 19. Монолог улицы – стр.81

Глава 20. Отцы и дети - стр.84

Глава 21. Письмо Айсулу – стр.93


== Часть 2 ==

Глава 22. Ночь сознаний – стр.100

Глава 23. Визит к психоаналитику  - стр.105

Глава 24. Случайный попутчик – стр.111

Глава 25. Бригадир – стр.118

Глава 26. 1985 – стр.127

Глава 27. Тарикат – стр.134

Глава 28. Мост – стр.141

Глава 29. Море сердца – стр.145

Глава 30. Лоно – стр.148

Глава 31. Земля обетованная – стр.151

Глава 32. Всадник – стр.154

Глава 33. Песня Ак шала – стр.157.

Глава 34. Групповая психотерапия – стр.160

Глава 35. Катарсис –стр.163


== Часть 3 ==

Глава 36. Сваты – стр.168

Глава 37. Танцедрама – стр.172

Глава 38. Исчезнувший город – стр.177

Глава 39. Сватовство – стр.185

Глава 40. Незнакомый знакомец – стр.196

Глава 41. Геолокация – стр.202

Глава 42. Свадьба – стр.212

Эпилог



Мир — это зеркало, которое показывает каждому человеку его собственное отражение.
Теккерей У.


Пролог
Cover Letter to CV 


От: Даир Нурмаханов (dair_1968@yahoo.com)
Кому:  Самуэлю Джойсу (samuel.joyce@gmail.com)
Тема: Резюме на позицию Директора по маркетингу
(перевод с английского)

Уважаемый Мр. Джойс,
Прежде всего, хочу выразить Вам свою благодарность за то, что Вы решили рассмотреть моё резюме в рамках объявленного конкурса. Как Вы, наверное, уже увидели - оно в приложении.
Я решился написать Вам это сопроводительное письмо, которое на мой взгляд, не только продемонстрирует мое горячее стремление занять позицию директора по маркетингу в Вашей компании, но и прояснит некоторую специфику  моей биографии.
Итак, меня зовут Нурмаханов Даир, я родился  в 1968 году 14 февраля, в городе Алматы. В 1985 году я окончил 56-ую школу, а в  1992-м году - биологический факультет Казахского Государственного Университета.  То есть, по своему первому образованию я – биофизик. Во время  учебы я прошел срочную службу в рядах Советской Армии , в ракетных войсках.  
Вам может показаться странным определенное несоответствие моих возрастных данных и базового образования кадровым требованиям Вашей компании, но, уверяю Вас, биография довольно типична для представителей моего поколения, родившегося еще в советское время.
Девяностые годы,  когда я начинал свою трудовую деятельность, как Вы, наверное, знаете,  были весьма нелёгкими для нас, молодых научных работников.  Наука тогда оказалась на периферии внимания общества, как в мировоззренческом, так и в финансовом плане.  И, не имея возможности найти работу по специальности (а я, признаюсь Вам честно ,  очень хотел заниматься наукой), я вынужден был торговлать, работая в частных фирмах.
Однако то время принесло с собой много полезных новшеств, например, в сферу бизнес-образования. В 2000-м году я  получил степень Магистра бизнес администрирования  в Международной Академии бизнеса («МАБ»).  
Это открыло мне замечательную возможность поступить на работу в международные компании в качестве маркетолога  и менеджера по продажам. В них я и приобрел навыки управления проектами в этой области. Как Вы увидите в моем резюме, это очень известные компании, можно даже сказать, флагманские в своей сфере деятельности.
Мой английский, изначально базировавшийся на школьном (пусть даже и центральной школы города) и вузовском фундаменте, совершенствовался в процессе работы.
Вот уже 5лет как я возглавляю департамент маркетинга в мультинациональной компании «Ego World Company Inc.», где координирую маркетинговую деятельность всех её филиалов в  регионах Центральной Азии и Кавказа.
Я управляю командой в 112 человек и не боюсь больших коллективов.  Готов к длительным командировкам и ненормированному рабочему дню. В этом отношении мой возраст позволяет говорить, что я нахожусь в самом расцвете сил.
Очень  люблю спорт. Он помогает мне пребывать в отличной физической форме.  В юности  я играл в школьной, а потом и в городской хоккейных командах. Со студенческой скамьи играю в футбол.
Чтобы поддерживать форму, ежедневно делаю пробежки. В выходные, как и всякий алматинец, люблю с друзьями совершать походы в наши горы. Не курю и практически не пью.
 Я женат. У меня дочь, которая получает степень Магистра  по социальным наукам в университете Утрехта ( Голландия).
Если же говорить об увлечениях, то интересуюсь историей и теологией, оставаясь, конечно, светским человеком по образу жизни и по убеждениям. Не причисляю себя ни к какой конфессии, и как биофизик,  предпочитаю формировать свои взгляды  на знании всё же материального мира - на том,  что можно потрогать руками или увидеть собственными глазами.
Я полагаю, Мр.Джойс, что мне удалось  объяснить определённую "нестандартность"  своей кандидатуры., и я искренне  надеюсь, что вы  сочтете её подходящей для работы в Вашей компании.
Искренне и с наилучшими пожеланиями,
Даир  Нурмаханов
18.03.2015
******

От: Самуэля Джойса (samuel.joyce@gmail.com)
Кому: Даир Нурмаханов (dair_1968@yahoo.com)  
Тема: Re: Резюме на позицию Директора по маркетингу



Дорогой  Даир,
Я очень польщен Вашим вниманием к данной позиции.
Хотелось бы подчеркнуть, что я с удовольствием ознакомился с Вашим резюме и отметил для себя невероятный багаж  и опыт, которыми Вы обладаете.
Несомненно, наша компания позиционирует себя лучшей на рынке, наша философия заключается именно в привлечении лучших, талантливых и опытных специалистов, кем являетесь, без сомнения, Вы, уважаемый Даир.
С искренним сожалением вынужден сообщить Вам, что на позицию директора по маркетингу уже назначен другой человек.
Спешу уверить Вас, что ни Ваш возраст, ни Ваше базовое образование не сыграло никакой отрицательной роли.  Наша компания не дискриминирует людей по возрасту.  К примеру, я старше вас на 10 лет, а Ваш возраст в нашей системе вообще типичен для руководителей этого уровня.
Причина заключается в том, что назначенная кандидатура – это человек из внутреннего резерва нашей компании. Наша политика такова, что в вопросе конкурсного подбора кадров мы отдаём предпочтение специалистам, выращенным внутри нашей системы. Я думаю, Вы не сочтёте это несправедливым.
Тем не менее, мы не прощаемся с Вами. Ваше резюме будет у нас в базе, пока не появится подходящая позиция.
 Также надеюсь на продолжение нашего дружеского общения. Мне показались крайне интересными Ваши взгляды, о которых Вы рассказали мне во время нашей встречи в Алматы. Хорошо было бы побеседовать с Вами сновапо приезду в Ваш город. Особенно интересны Ваши теологические взгляды,  в них я вижу весьма занимательный  повод для дискуссии. Сам я считаю себя верующим человеком,  и, возможно,  мне получится за чашкой кофе переубедить Вас в некоторых  аспектах мировоззрения, которых Вы придерживаетесь.
В любом случае, огромное спасибо за Ваше письмо.
С наилучшими пожеланиями,
Самуэль Джойс.
21.03.15.







Часть 1






Глава 1. Я и ты 
– Пап, что для тебя музыка?
– Музыка? Это ноты. Тона. И полутона. То, что окружает нас. И то, что дышит в нас. Ведь тело находится в пространстве, а пространство в теле. И, если ноты внутри в согласии с внешним звуком, то это и есть мелодия гармонии.
–  Это то, что тобой движет сейчас?
–  И то, что "держит" память. Это образ возлюбленной. Это наша картина.
–  Можно ли музыку назвать одержимостью?
–  Да. Наверное, да. Древние говорили, что все виды опьянения меркнут по сравнению с опьянением музыкой.
–  Это наркотик? Вредный наркотик?
–  В нашей жизни много вредного. И многое можно назвать наркотиком. Например …любовь. И да, музыка – тоже любовь. Ведь когда сливается воедино  звучание двух разных октав, из них получается мелодия, из которой рождается великолепная музыка. Как, например – Ты.
–   Но я для тебя значу больше, чем эта махина?
–  Ты так называешь мой музыкальный центр?
–  Да. Он вместе с  пластинками, допотопными кассетами занимает столько пространства, почти всю комнату, что легче выбросить.
–  Выбросив что-то, выбрасываешь и историю…Ты не понимаешь…
– Не понимаю.  Не понимаю твоей привязанности. Ведь большое можно же заменить маленьким. Магнитофон, кассеты, пластинки... Представь, пап, все это ведь можно вместить в один чип.
–  В маленькую бездушную букашку?
–  Зато эффективную.Туда можно вместить даже всю нашу библиотеку!
–  И читать, как вы, уткнувшись в гаджет? А запах книг, а шелест страниц?
–  Нам нужно больше пространства в доме. Мы можем поставить туда … например, вазу. А вместо библиотеки – домашний кинотеатр. Представь?
–  Может, мы сами станем чипами? Перестанем любить, рожать? Зачем? Ген в чипе, и все – готовый клон. В чем смысл жизни?
–  Ты утрируешь, папа. Ты ведь сам порицал частную собственность, меркантилизм и вещизм. Но почему ты так привязан к вещам. Ведь Интернет заменил библиотеки, фонотеки, галереи и кинотеатры.
–  И заменил общение.
–  Но зато  одновременно мы можем общаться со множеством людей. Интернет сократил расстояния.
–  Сократил и человечность. Что может быть ценного в общении через экран? Электронная дружба, неживая музыка. А с этими песнями у меня связано очень многое. Вот этот альбом группы Madness, например, я  купил в восемьдесят четвёртом году. Безумный стиль  раскачивающихся ритмов на четных ударах барабанов. Какая шикарная пластинка!
–  Но ты можешь слушать это на компьютере.
–  Доченька..если бы ты знала,  с каким трудом эти пласты  доставались.  Из-под полы´! Они были на вес золота! Ты только посмотри на них -  Kraftwerk , Bee Gees, Чингис Хан….
–  Чингис хан? Группа из Монголии?
–  Нет. Из Германии. Это была очень популярная группа, стебающая стереотипы.  Альбом я  ждал полгода... Долгое ожидание прививает уважение к музыке.  Представь, как трудно доходила музыка до нас, до окраин СССР. И как я могу выкинуть эти пластинки!?  С каждой  из них у меня была связана та или иная история. Это память. Это приятные ощущения. Это аутентичность.. Послушай вот это….
–   Это же Битлз?
–  Hey  Jude.. Ты только посмотри на обложку. Шестьдесят восьмой год! Когда мне еще не было года…История…которую невозможно выкинуть. Ведь мы, алматинцы, выросли на песнях Битлз.
–   Красивая песня….
–  Очень.  И самая длинная в их альбоме. Пол написал ее, когда Джон и Синтия развелись. Чтобы поддержать их сына – Джулиана:  
–  Hey Jude, don't make it bad.
  Take a sad song and make it better.
–  Но это ведь тоже неживой звук. Шипение ...чем оно может быть лучше цифрового формата?
 –  Это другой звук, доченька. Уже на этапе подготовки записи к выпуску, сведение и мастеринг - они делаются по разному. Если для винила он практически не обрабатывается, то для CD его "поджимают", создают имитацию пространства с тем, чтобы звук не разлетался по панораме. То есть звук пластинки – жииивооой. Цельный и  натуральный. Ни одна технологичная букашка не заменит такой звук.
–  Никогда не понимала песни Битлз. По мне они простые и незатейливые.
–  В них есть какая-то магия. В этих простых словах. Они действительно изменили мир.
–  Из музыки вашего поколения мне нравится только А-Студио. Батыр.  И песня  "Джулия".
–  Тогда они назывались рок-группа «Алмата». Вот смотри так и написано "Алмата" – это очень редкий пласт. Не у всех есть... А-студио – немного позже. Ведь Джулия  для нас – хит всех времен. Так здорово, что моя любимая песня нравится вашему поколению.  Это дает ощущение причастности к жизни. Некой «нестарости».  Ты не представляешь, как это важно для нас, для нашего поколения.
– Пап, ты и так не старый.
– Когда мы видим, что дети выросли, мы чувствуем себя  ветхими…
– Пап, ну прекрати. Ты так молодо выглядишь, что мои однокурсницы были влюблены в тебя, принимая тебя за моего поклонника. Помнишь Мадинку?
– Да…
– Она влюблена в тебя.
– Какие глупости.
– Я так приняла это лично, Пап. Это было словно предательство по отношению ко мне.
( - А ведь тебе, Даир,  приятно, что в тебя влюбляются молодые девочки, ровесницы дочки.
– Конечно, приятно. Но не при дочери, Ол . При ней я не могу в этом себе признаться...
– Я так и думал, Даир. Не стесняйся. Дочка права – тебе всего лишь сорок семь. И от тебя зависит: сорок семь  – "уже", или - "всего лишь").
– Доченька. Ведь я  тебя и так люблю больше всего на свете. Больше себя даже.
– Я знаю, пап. Я тоже тебя люблю. ….
В ваше время было мало музыки. Поэтому ты держишься за эти артефакты?
– Ну да. Сейчас, конечно, все доступно. Но и тогда были хорошие группы из Казахконцерта . Например, Дос  Мукасан. Это вообще суперпопулярная группа. Но из поколения постарше.
 …
– Удивительно, но мы с тобой, пап, никогда не чувствовали, что между нами есть разница в возрасте.
– Да. Границ у нас нет. Наверное, потому, что мы  сами устали от строгости родителей. И не хотим  взрослеть.
 – И я могу говорить тебе о любой проблеме. Даже  самой - самой тайной…
– Конечно. Всегда так было.
– Я хотела бы сказать тебе… ммм…
– Говори, доча, не стесняйся.
–  В общем, папа  ...я хочу замуж.
– Да???
–  Вернее, не так. Собираюсь замуж.
– ???
– Знаю, что сначала должно быть согласие родителей. Церемонии, благословения и все прочие ритуалы. Но, пап, сегодня другое время.
– Что ты хочешь сказать этим?
– Ну… ты же современный. И меня учил жить без условностей.  
– Знаешь, моя современность зависит от ситуации.
– Мм... как бы это сказать….В общем … я как бы уже замужем.
– Чтооо???
– Да, пап. Только не нервничай, пожалуйста. Мы  уже обручились.  Так надо было. И  даже называем друг друга – Муж и Жена.
– Ты шутишь сейчас? Это какой-то розыгрыш?
– Нет. Все очень и очень серьезно. Мы так любим друг друга, что  могли бы обойтись без свадьбы, смотрин, сватовства. Зачем это нужно? И это ведь расходы?
– Как его зовут?
– …Данияр…
……………
– Папааа…  не молчи, пожалуйста. Скажи что-нибудь. Папаааа….
– …Анель, ты ведь  ребенок совсем.
–   Пааа, мне  исолнилось двадцать пять!!!
–  Всего двадцать пять!
– Но когда вам с мамой было двадцать пять, у вас уже была Я.
– Но то время другое. В конце концов, не было других развлечений, кроме как жениться. А сейчас? Сейчас ведь не торопятся замуж. Сейчас брак не так актуален.  Время Интернета, как ты говоришь. Зачем тебе брак?
– Пап, ну какой Интернет. Это даже не смешно.
– …Я не готов к твоему браку. Я даже не хочу с ним встречаться.
– Ты говоришь о любви, но не хочешь принять мою любовь. Все хотят любви. Ты нашел свою любовь. Дедушка нашел нашу ажеку . И я хочу любви. Я  впервые  полюбила.  По-настоящему.   И это не валентинки, пап. Это другое…
– Как давно вы встречаетесь?
– Уже два года.
– Ооо…и где были мои глаза?
– Я скрывала. Скрывала аккуратно. Чтобы ты не заметил. Мне было стыдно. Ведь единственным мужчиной для меня всегда был ты. И тут появляется другой. Совершенно другое отношение. И я, из твоей дочки, из маленькой твоей девочки, стремительно превращаюсь в девушку. Во взрослого человека... Ощущаяновые эмоции!  И я…невольно закрылась перед тобой. Я стала стесняться тебя.
– Доченька... помедленней. Дай мне прийти в себя.
– … В общем, пап… У нас будет ребенок. Через несколько  месяцев… И мама давно все знает.
– Боже мой!!!
– Да, пап. Это произошло случайно. А теперь… Теперь назад дороги нет.
–  Вы с мамой молчали?
–  Мы боялись. А теперь поздно бояться. Уже пора  делать свадьбу…
–  Подлец.…
–  Кто? Он?
– Да. И я, потому что воспитал тебя такую!
– Он хороший, он очень хороший, пап. И ты хороший. Вы понравитесь друг другу. Разве я полюбила бы подлеца? Неужели ты мне не доверяешь?
– Я тебе не доверяю уже.
–  ... Я с ним поняла, что такое любовь.  Я осознала себя женщиной. Пожалуйста... Поддержи меня…Мне очень нужна твоя помощь!
–  Но как? Как я должен все это принять?  
– Пап, мы уже назначили дату свадьбы.  С моим сроком ждать нельзя!
– Вы даже не посоветовались со мной?  Не получили, в конце концов,  моего  благословения?!
– Но это же средневековье.
– Для тебя средневековье все то, что неудобно тебе! Забеременела от первого встречного – как же, это современно. Определили дату свадьбы, не спросив отца, – к черту условности?! Для  вас я  кто – просто приложение? Мебель!?
(– Не злись, Даир. Успокойся
– Отстань, Ол. Посмотрел бы я на тебя)
– Папа, пожалуйста, не кричи. Тебе вредно нервничать.
– Вредно? Ты издеваешься? Вредно предавать любимого человека. Вредно врать. Скрывать. Вредно делать отца пустым местом. Вредно…Аххх (огорченно)…  Оставь меня одного! Оставь меня немедленно! Я не хочу видеть  тебя!
(– Разве ты не рад тому, что у тебя будет внук, Даир?
– Нет, Ол. Не рад.
– Потому что внук сделает тебя старым?
– И не только, Ол. )






Глава.2  Корпорация расчета

«Мы  продаем не товар – мы продаем ощущение.
Что такое клиентоориентированность?  
Это длинное и пустое слово.
Не  мы ориентированы – а он к нам.
Клиент – ведомое существо. Он – ваш ребенок.
И он должен понимать, что мы  не жалкие уличные коммивояжеры.
Мы не просители.
Мы даже не друзья.
Мы – волшебники, раскрашивающие его серую, унылую жизнь в яркие конфетти праздника.
Мы дарим ему мир – роскошный, влекущий, чарующий.
Нами  должны восхищаться.
О нас должны говорить.
Ведь мы – легенда многих поколений. На протяжении века отцы и дети, матери и дочки – все поклонялись нам. И это – вечно.
И я хочу, чтобы у каждого из вас на лбу было написано наше величие.
 Вы – часть этой легенды.
Забудьте о своих этнических мирах, у вас теперь одна нация – корпорация.
Вы живете только в одной стране, и у вас единственное гражданство .
Отныне – вы граждане страны Х+.  We are the best. И я хочу, чтобы вы просыпались и засыпали с этим  девизом...»
......
   «Мистер Голливуд» – так звали континентального директора по маркетингу. Он  и выглядел как голливудский актер: моложавый, длинноволосый, подчеркнуто спортивный.
Говорил он тоже как актер – эмоционально, умело дирижируя интонациями.
И  каждое его слово действительно  отчеканивалось на лбу, выбивая  из головы  все, что было раньше.
Мозги освежались, очищая склад ненужных знаний и убеждений, скопившихся за многие годы.
«Мистер Голливуд» напоминал теле-проповедника, в экстазе вещающего со сцены.
Паства далекого континента третьего мира. Люди, которых нужно учить.
И это высокая миссия – быть просвещенцем для них, для людей бывшего ужасного Союза.
 Мессия маркетинга светился радостью новых знаний, которые, безусловно, не просто полезны – жизненно необходимы «тусклым умам».
 Он говорил горячо, но свободно, очаровывая открытыми манерами ньюйоркца.
 Белозубая улыбка озаряла пространство, срывая молчаливые комплиментарные вздохи у женской половины аудитории.
 …Маркетинг обаяния.
****
Даир  обожал тренинги.
Он наслаждался атмосферой быстрых знаний  и даже стал неким тренинговым адептом.
Но сегодня он был невнимателен.
Временами он собирался, чтобы уловить вербальные пассажи лектора и  утыкался в блокнот, чтобы что-то записать.
Но все получалось несвязно, как и мысли, в которых он блуждал.
Семейный мир трещал по швам.
Ровный ход галактики разрушился метеоритным дождем новых обстоятельств.
Дочь, ставшая беременной.
Жена, скрывшая это.
И неизвестный зять.
Вся причина в ней, в супруге – Айсулу.
Давно дало трещину то, что называлось когда-то браком.
Все больше и больше охлаждались они друг к другу. И Даир,  все позже возвращался домой, с головой погрузившись в работу.
Когда-то пылающий очаг  тлел потухшей золой остатков памяти.
Мир  памяти былых надежд.
......

  "Оставьте диаграммы и анализаторы. Все эти 5 Пи, фишбоун и прочее  –  это вчерашний день. Порвите их в своем сознании. Ведь мы – лаборатория успеха. Мы придумываем правила, а не правила – нас. Мы свободны от любых рынков, и нам не нужно бороться за них. Мы позволяем конкурентам, словно малым детям, заходить тогда, когда мы захотим, и уйти тогда, когда нам это нужно. И забудьте слово «конкуренты». У нас нет конкурентов. Потому что борьба присуща простым компаниям. Наш бой – бой  с самим собой. Ваша главная цель – поверить и убедить себя, что вы  создаете мир, где вы первый.  Сильной компанию делает не ее продукт или услуга, а сознание, которое мы усиляем", – чеканными  фразами  декламировал  неутомимый оратор.
  «Те немногие дни,  что они провели после первого поцелуя,  убедили Даира в том, что она – единственная в этом мире, ради которой стоит жить.
Любовь? Чувство, к которому нужно быть готовым. Или ты прольешь ее, словно воду сквозь сито.
  Много раз анализируя, Даир пришел к выводу, что иллюзия была создана только им,  односторонне. И ничего больше. Сказка, на  которую падки юные умы  ранней весны.
  Разве не было долгих букетных отношений, конфетных признаний  и первой ночи, после которой он утонул в океане любви?
 Разве  не ждал с нетерпением первой беременности, сверяя по календарю дату появления первенца?
 Разве он не готов ради этой плоти от плоти своей  и продолжения  генов своего рода отдать все в этом мире?
 И сколько еще таких «разве»?»
 Он убеждал себя, каждый раз проговаривая  формулы  стабильности и приверженности к семье.
...Убеждения в ответственности, которую он взял и которую он любил, казалось бы, всем  сердцем.
 Разве он несчастлив? Счастьем, может быть, будничным по бытовому, по зрелому, заставляющим его с нетерпением ждать конца рабочего дня и  лететь на крыльях домой – к этому уютному миру, который сам же построил.  К дочке и жене, доверившим свои сердца ему.
 Он уважает свой выбор. Безусловно … правильный выбор.
 Но внезапно появившийся   дискомфорт в некогда уютном доме, словно червь, точил его сердце.
  С каждым разом он разъедал его душу, повергая сомнению все ценности и установленные порядки, когда-то ставшими  фундаментом его жизни».
***
  - Даир, маркетинговый план по ключевым позициям должен быть сделан максимально в кратчайший срок. На носу март. Многие иностранцы уедут. Сам понимаешь,  мало кто будет работать, - выдернул его из кофейной задумчивости шеф, англичанин Джон.
 Высокий, породистый англосакс любил дисциплину и быстрые  отчеты.
Даир и сам где-то  стал педантичным подобием шефа, требуя уже от своих подчиненных аккуратности в отчетах. И исполнительности.
   …Отчеты…
  Они занимали большую часть работы маректологов.
По ним составлялся план, выверялись продажи, планировались рекламные акции и прогнозы на ближайшее время.
 Как бы ни убеждал оратор, конкуренты давно наступали на пятки.
А порой – даже сбивали с ног.
  ….
   Копирование поведения  шефа здорово дисциплинировало Даира.
  Да разве привыкать им копировать? Учась новому,  в попытке стать лучше, люди забывали о том, кем они были. Свои корни, естество, природу. И превращались в фальшивки собственных имен.
А были ли они, корни?
Пытаясь сменить решетку старой юрты, в итоге получали то, что было старым из нового, или новым без старого.
Век изменений – старое отдано старьевщику.  
…
……Висящий на мониторе отчет никак не подчинялся Даиру.
Документ в формате Word висел уже  третий час.
И каждая буква в нем давалась с большим усилием.
Отвлекало все: звонки, коллеги, кондиционер, открытые вкладки Интернета.
В итоге, сдавшись,  Даир взял кружку кофе и ушел бродить по двору офиса.
Не в силах возвратить улетевшее в нездешнее далекое сознание обратно.
–  К вам гости, –  вывела его из задумчивой неги офисный секретарь.






Глава 3. Новичок

В кабинете шефа сидел молодой незнакомец.
–  Даир, познакомься, это Данияр. Из головного офиса. Он будет курировать маркетинг по Центральной Азии .
Рядом с шефом стоял, немного  смущенный, долговязый мужчина в темно-голубом костюме  с франтовато  выпущенным  наружу платком из кармана.
На вид ему было не старше тридцати:  подтянутый, даже сухой, с не офисным лоском, с не изношенно свежим лицом.
 В офисе, даже у самых молодых лицо становилось мешковато серым от недосыпа, кофе и постоянного курения.
«Болашаковец  », - про себя подумал Даир.
–  Добрый день, Даир. Много наслышан о вас. Приятно познакомиться с ветераном маркетинга компании, - протянул канцелярски ухоженную  руку новый руководитель.
  «Молодые шефы.  За это время столько их прошло перед его глазами. Молодой апломб сбивается после первого серьезного кризиса, и реальность возвращает их из розового идеализма.
Что же, молодым везде дорога.
А особенно, если он учился за границей.
  Сделав  золотых мальчиков элитой, правительство невольно сделало второсортными их, людей советского воспитания.  Опыт перестал быть значимым. И даже стал компроментирующим. Чем меньше ты жил в СССР, тем лучше. Меньше был при Союзе, меньше подвержен  т.н. «совковому мышлению».
 А что такое «совковое мышление», Даир так и не понял.
 А сколько специалистов осталось не у дел только из-за возраста. Ведь ему самому уже …страшно подумать, 47 лет. В офисе он самый старый, кроме главы, ветерана экспата, которому за 60. Но иностранцы ценят свой опыт и возраст».
- Очень рад, Данияр.  Добро пожаловать! Вы, наверное, хотите познакомиться с отделом? – не нарушая дистанции, дежурно улыбнулся Даир.
Несмотря на горизонтальную иерархию в компании, молодые боссы любят показать значимость позиции, тем самым скрывая  комплекс возраста.
Поэтому Даир всегда пытался придерживаться служебного этикета, которому научился уже давно.
- О, нет, это успеется всегда, - дружелюбно ответил Данияр. - А не хотите пообедать со мной, Даир? - внезапно предложил он.
 - Хорошо. Я как раз покажу одно место, - ответил Даир, вспомнив об одном заведении.
***
  Заведение было уже заполнено окрестными клерками.  Гремящая посуда, замыленные официантки, громкие голоса, перестук вилок и звон чашек – живой фон обеденного перерыва.
  Стейк, гаспачо, снеки, пицца – иностранные названия стали настолько обыденными, что  вытеснили советское меню с  привычными котлетами с макаронами и  обязательным  блюдом на первое  – супом.
Адепты старой еды сетовали на то, что новые блюда  вредные, искусственные и калорийные.
 Но неизвестно было что вредней: советский общепит, никогда не отличавшийся чистотой и свежестью, или современные блюда.
***
–  Как вам работается, Даке ? – спросил молодой шеф, внимательно разглядывая его  через свои очки.
Даир почувствовал изменение в интонации.
«Даке» -  произнесено было уважительно. И  даже – почтительно.
Интересный новый босс.
–  Отлично. О такой работе можно мечтать, - заученно произнес он  корпоративную мантру. Он –  профессионал, и умеет скрывать эмоции. В конце концов, работа действительно не самая плохая.
–  Ни на что не жалуетесь? – участливо продолжал выпытывать юный шеф.
- Абсолютный «Ок», - с  игривым радушием ответил Даир, - Не на что жаловаться.
«Хотя, человек всегда найдет, на что пожаловаться.
А пожаловаться Даиру есть на что. Зарплата, когда-то высокая,  из-за инфляции обесценилась. А  должность руководителя регионального отдела  – чересчур хлопотная и суетная.  Командировки, перелеты, недосыпы. Список жалоб может быть бесконечным.
А, может быть, он просто  …устал.
….А зачем, собственно,  золотой мальчик спрашивает?
 Может,  хотят уволить?»
–  Вы отлично работаете. У вас хорошие показатели. Вам не о чем беспокоиться, - словно упреждая его мысли, заверил  Данияр.
–  Спасибо. Стараемся, -  по- армейски строгоответил Даир
–  Головной офис решил  предложить  вам повышение. Мы предлагаем вам стать руководителем  офиса в Алматы с повышением оклада и сохранением социального пакета.
Данияр откинулся в кресле, давая возможность собеседнику переварить сказанное.
Пригубив из стакана воду,  он внимательно посмотрел на  Даира, пытаясь прочитать его  реакцию. И поставив стакан, доверительно добавил:
- Конечно, ответственности станет больше. Помимо отдела маркетинга к вам добавятся и другие отделы. Но зато, у вас будет два заместителя. И самое главное – зарплата. Она увеличится почти в 2 раза, - торжественно улыбнулся Данияр.
«…Рад ли он или нет? Мечты о карьере греют душу  в молодости. Но сейчас ищешь более спокойную работу. Чтобы отсидеться. И  не  уставать.
 Но зарплата...»
–  Спасибо большое за предложение. Оно действительно заманчивое, -  прокашлявшись, начал Даир. - Но мне нужно подумать.
–  Был бы рад, если бы вы согласились.   Вы - профессионал, - продолжал убеждать новый шеф.
  Затянувшись сигаретой,  Даир вдохнул дым. И, немного подержав, словно впитывая  крепость табака, выдохнул.
 Сквозь дым на него глядело интеллигентное лицо собеседника:  высокий лоб, тонкий нос и немного  близко посаженные глаза. Тонкий,  изящный облик интеллектуала.
Не отталкивающая, а скорее обаятельная внешность.
Пожалуй, они могли бы сработаться. Несмотря на молодость, собеседник умел нравиться. И  Даир не против был бы иметь такого сына.
Ведь он всегда мечтал о сыне.
Примерно о таком: успешном, умном, тактичном 
***
 Внезапный звонок на большой, словно монитор компьютера  телефон, прервал их беседу.
И собеседник, извинившись, отошел в сторону и, прикрыв ладонью трубку, зашептал:
 –  Да-да, милая. ..Нет…. Да….Я скажу….Конечно.   Хорошо, -  отрывками слышались подавленные возгласы.
Словно чем-то смущенный, он подошел к столу.
Но не присаживался…
–  Все нормально? – участливо спросил Даир, глядя на собеседника снизу верх.
–  Простите,  Даке.. Я хотел бы поговорить еще ..., замялся Данияр.  -  Это не совсем о работе….
–  Не о работе? - удивился внутри  Даир. -  О чем мы  можем  говорить еще?
 –  Даке…. Я… - потупив глаза, словно нашкодивший ребенок, пробормотал Дания., - Я люблю Анель. ….И это я – ее жених и отец будущего ребенка…

………………………..




Глава 4. Айсулу 
–  Не понимаю, что тебя смущает?
–  Смущает? Это мягко сказано. Меня возмущает. Возмущает  все. Вокруг – заговор. Я узнаю все последним.
И еще..…. этот новоявленный жених.
–  Давай посмотрим на это с другой стороны. Новый шеф? Он тебя раздражает?
–  Не только он. Вы все.
–  Успокойся. Тебя смущает, что тобой будет командовать твой зять?
–  А он уже зять?
– Ну, условно.
–  Послушайте,  я вообще кто для вас?
–  Глава семейства… Как бы…
–  Так почему решения принимаются без меня?
–  Мы готовились… И не собирались что-то скрывать.. .Тем более – парень-то хороший. Неужели он тебе не понравился?
 –  Я привык к тому, что с возрастом я старею, а начальство молодеет. Но это работа, служба. Но быть подчиненным своего зятя. …Я не готов к этому. Это выше моих сил…
–  И поэтому ты написал заявление об уходе?
–  Да …В смысле нет … И вообще я давно хотел. Я перегорел. Работа перестала приносить мне удовлетворение.
–   Дорогой, я понимаю тебя. Я понимаю тебя, как никогда.  Но время меняется, милый. Трудно жить в современном мире со старыми стереотипами. Пойми.
–  Когда же ты успела перестроиться? Я не так ловок. Для меня это жизненный принцип, по которому я живу.
–  Нелепо, когда комплексы выдают за…принципы. Психоаналитик объяснит тебе, в чем разница между принципами и страхами.
–  Они существуют для того, чтобы добавить еще кучу страхов.
–  Даир. Мне нравится мальчик. Он – надежный. Наша Анель будет за ним, как за каменной стеной. Разве ты не хочешь этого?
–  Дело не в этом. А в…
–  А в чем? -  нетерпеливо перебила  супруга. - Я устала слушать твое нытье. Молодые любят друг друга. И мы с тобой, как  нормальные родители, поможем им.
..
 Они замолчали, исчерпав все аргументы.
Сердитые.
Надутые.
Непреклонные.
Закаленные в многолетней ругани.
******
Когда-то они давали друг другу обещание, что никогда не будут ругаться.
Верящие в эпоху неверия.
Любящие в пору ненависти.
Прямые – в век  двуличия.
Время играло с людьми.
Как впрочем, и всегда, когда существовал человек  и время
Верующие становились безбожниками, чтобы выжить.
 А  безбожники превращались в фанатиков, создав новый культ.
 Новый лидер  заставил всех поверить, что лицемерие – зло.
Теперь  будем говорить громко, чтобы нас услышали.
И стали звучать громкие голоса.
Настолько громкие, что люди не справлялись с чувствами.
И чувства  окрасились  в кровь.
Поверив,  сказали слова и они.
Тогда. На площади.
То был морозный Декабрь  86-го   .
Когда им  было всего 18…
 Юные  студенты, поверившие  в справедливость.
Вышедшие на первый свой протест. Протест  против молчания, накопленного за многие поколения.
Вышли, чтобы  прокричать громкое  в объявленную Гласность  .
Держась за руки.
Влюбленные в мир, в площадь и друг в друга, они шагали с колонной демонстрантов, уверовав в правду.
 Надеясь быть услышанными.
Новый мир неизбежен.
…Но эйфория длилась недолго.
Среди них  завелись провокаторы.
А их собрание окружила другая молодежь.
В форме, с дубинками и щитами.  С повязками на рукавах.
Злые, насупленные, мрачные, они с ненавистью смотрели на тех, кто посмел  нарушить вечное молчание.
На тех, кто покушался на  привычный им мир.
Кто знал, что потом, после Декабря 86-го, уже по всему СССР пройдет серия протестов, которая, в итоге, приведет к развалу этого колосса на глиняных ногах.
Но тогда было холодно. Тогда было страшно.
Тогда была кровь.
Палачи налетели на молодежь, круша их  лопатами, дубинками и железными прутами.
Бегущих – догоняли. Упавших – добивали.
Все смешалось на площади: кровь, визг, стоны, крики, ругань,  солдаты, студенты, милиция.
Площадь стала красной от крови.  
Дикий ужас охватил молодежь.
Отчаяние мужчин, не сумевших защитить женщин.
Боль женщин, подвергшихся насилию.
Кто-то бежал. Кто-то лежал. Кто-то бился.
Но силы были неравные.
Побежали и они.
Но Айсулу споткнулась и упала.
Налетели солдаты. И Даир закрыл ее телом. По спине застучали дубинки.
Эта боль будет долго с ним. Обостряясь в ненастную погоду.
Вырвавшись от них, они побежали вниз.
Солдаты бросились вдогонку.  За спиной – мат, тяжелое дыхание, громкий топот казенных сапог.
Он знал эти улицы, в отличие от  солдат – чужаков, заброшенных армией со всех уголков страны.  И они смогли оторваться от преследователей.  
…Потом было время расплаты. Люди, поверившие в перемены, были наказаны за свою веру.
Почти всех участников протеста отчислили из института.
На многих завели дела.
Были реальные сроки. И  даже смерти.
Их поколение быстро повзрослело.
Повзрослели и они… Юные, но  уже взрослые Даир и Айсулу.
Декабрь сблизил их.
Их объединило стремление к свободе, протест и пришедшее на смену страх и унижение.  
И они спрятались в уголке, закрывшись ото всех и всего своей юной любовью.
Укрывшись друг другом. Согревая и согреваясь от холода жестокого Декабря.
 Они дали клятву, что никогда больше не расстанутся друг с другом.
В память о тех, кто был на площади.  О тех, кто останется навечно молодым.
Став  мужем и женой. Обручившись Декабрем. В стуженый медовый месяц.
И долго никто не знал, что они – обручены….
Ни близкие. Ни друзья.  Ни соратники.
****
 - Ты не можешь уйти с работы. Как мы будем жить?  Как мы справим свадьбу? Ты думал об этом, - все еще злясь,  прервала молчание Айсулу.  
«..Неужели он был, когда-то влюблен в нее?
 Кто она – эта раздраженная, нахмуренная  женщина напротив?
Когда же она успела стать такой?
..Это чужой человек.
Все это – мираж.  Он не должен быть здесь.   
Он не там. Или там не здесь».
–  Свадьбы не БУДЕТ, - с  нажимом  произнес  Даир
–  Ой, какие мы грозные, - зло расхохоталась Она.  
Дурацкая привычка высмеивать  гнев приводила  его в бешенство.
Но бешенство безмолвное, чаще всего переживаемое внутри себя.
Вообще-то  он совершено не зол.
Его охватило безразличие.
К ней.
К семье.
К дому.
–   Для тебя мои слова – пустой звук? – привстав над столом,  устало спросил Даир
–  А как их понимать? - гневно сверкнув глазами,  с  вызовом ответила Она. - Если ты против счастья моей дочки. Значит, ты против меня. Тогда мы сами справимся
–  Вот как? - удивленно протянул Даир. – Значит, я вам не нужен?
 Она  отвернулась, ничего не ответив.
–  Я все понял, - с ледяным спокойствием произнес Даир, - Что же, если будет свадьба, значит, меня там не будет, - и, схватив плащ, выскочил из квартиры.





Глава 5. Вечный билиотекарь 

Книжные полки тянулись длинным коридором по всему залу, заканчиваясь темно-синей стеной у дальнего края.
Лабиринты книг от А до Я.
Даир задумчиво прогуливался  вдоль стеллажей, поглаживая корешки  книг.
Выбирая  наугад первые попавшиеся, он  бессмысленно пролистывал, не вчитываясь в смысл, и возвращал обратно на место.
Некоторые книги были старыми и потрепанными, местами порванные и надписанные.
А другие – новые, отливающие цветным блеском, или тусклые в матовой пленке переплета.
В новых было мало иллюстраций  в отличие от старых, где уютные картинки часто были обязательным фоном слов.
А Даир любил иллюстрации.
Взяв несколько книг, Даир вошел с охапкой в читальный зал.
У входа в зал восседала грузная  библиотекарша.
Временами она строго посматривала поверх своих очков на немногочисленных читателей в зале. И вновь утыкалась  в чтение ярко  глянцевого  журнала.
Вечерело, и в помещении было мало людей.
За первым столом  усердно корпела  над стопкой толстых учебников юная девушка-студентка  с длинной, красиво заплетенной косой.
 В ряду слева  копошилась в планшете долговязая  женщина, временами  заглядывая в книги, в беспорядке лежащие перед ней.
А рядом, за соседним столом, склонился согбенной фигурой над книгой пожилой мужчина.
Временами, шурша бумагой, он  неторопливо перелистывал  страницы,  слюнявя кончик  пальца.
Пытаясь сконцентрироваться на чтении, Даир отвлекался на старика, на мысли и на постоянно болтающего Ола:
–  Куда обычно уходит мужчина, когда ругается с женой? К другой женщине. Или в гостиницу, тоже с другой женщиной. Но не в библиотеку, Даир. Не в библиотеку, - нудно бубнил он под ухом.
–  А я давно здесь не был, Ол. Почти  с самого студенчества. Почему бы не зайти?
–  Но это ведь странно…
–  Не странней того, что я должен отчитываться тебе, - досадливо поморщился Даир,  перевернув  страницу.
–  Ты просто убежал от окружающего мира, как в детстве.
–  Это не бегство, Ол. Ведь  книги – продолжение окружающего мира.  Разве книги отделимы от жизни?
–  Отделимы.  В книгах ты живешь чужими жизнями. А в  реальности живешь  своей жизнью,  которой, - насмешливо скривил губы Ол, -  Ты боишься. Ведь легче жить чужой, где нет ответственности. Книга ведь не может ударить. А реальная  жизнь полна опасностей. Не правда ли?
–  Нет…, - раздраженно уткнулся в книгу Даир. - Может мне сейчас нужно набраться знаний, мудрости, чтобы поступить правильно в жизни.
–  Не каждый начитанный может быть умным. И не каждый умный – мудрым.
–  Право, Ол. Ты мешаешь мне думать. Ты мешаешь мне успокоиться.
–   Успокоиться в книжном безмолвии? В этой пустоте, где нет жизни и страсти?  А может ты уже умер, Даир, как человек? И живет просто твое тело?
–  Зря вы думаете, что в библиотеке  нет жизни, - повернулся вдруг старичок. - Если бы вы знали, насколько она  полна страстей.  Когда-то в библиотеках проходили основные события. Любовь, ненависть, убийства, войны. А в тайных закоулках лабиринтов происходило много тайных интриг… Если бы вы только знали.
Сняв роговые очки, старик прищуренными глазками, спрятанными в глубине седых мохнатых бровей, посмотрел на Даира.
–  Мы, наверное, помешали вам, - извинился Даир.
–  Нисколько,- по-отечески ласково улыбнувшись,  ответил старик, - Это скорей я помешал вашему диалогу. Я услышал слова вашего друга и решил вмешаться.
–  Вы хотите сказать, что библиотека полна оригинальной жизни?  - спросил Ол.
–  Смотря, что вы понимаете под жизнью, - прищурившись, ответил  старик. - Вот вы слышали, как говорят книги?
–  Нет… Хотя,  - задумался Даир, - Возможно.  - и уже уверенней: – Определенно что-то было в детстве. Книги в нашем доме  шептали.  И даже – разговаривали. Я узнавал каждую по голосу, по характеру. И я пытался рассказать это взрослым. Но они подняли меня на смех  ...И я перестал слушать книги.

- Это возраст, когда мы можем видеть многое. А потом все это исчезает… Как и наша детская сказка, - и, взяв книгу Даира в руки, продолжил:  - Мы часто видим одну сторону книги. А на самом деле граней книг может быть много. Бесчисленное множество. И эти грани совмещаются в единое целое, производящее миры. И я увидел только часть частей. А сколько скрыто там, - мечтательно протянул старик…
- Где там? - удивленно спросил  Даир.
- Там, далеко… - отрешенно пробормотал старик, словно разговаривал сам с собой. Внезапно его глаза вспыхнули бесноватым блеском. - Ведь сначала было слово. А потом – множество слов.  И эти слова  превратились в легенды, из которых родились книги. Множество книг, ставших хранилищами жизней.  Еще с древних времен, до поры   великого хранилища Ашшурбанипала , книга служила человеку и была великим началом. И эти начала, где я прочел каждую букву, я помню как сейчас.
- Помните? - изумленно уставился на него Даир.
- Вы слишком молоды, чтобы  понимать, - словно что-то не договаривая,  усмехнулся старик. - Книги  слишком живые. Они могут танцевать. Они могут слушать. Они могут говорить. Они могут многое, что недоступно человеческому сознанию.  И он, человек, отгораживается от них,  создавая  кладбище книг. Ведь мы видим только то, что хотим. Что мы видим,  например, здесь, - кивнул головой в сторону хранилища, - полки и молчание. А между тем здесь, в данное время,  происходит история, которая имеет много версий в другой плоскости.  Ведь библиотека – это вещь в себе . И человеческое понимание видит только пену воды, а не волну, и тем более – не глубину.
- Вы говорите странные вещи, – недоверчиво  промолвил Даир.
- Странные, потому что вы не готовы принять это, - назидательно поднял палец старик. - Они, книги, ведь разные. Такие же, как и люди. Сварливые старики, молодые выскочки, томные и элегантные женщины, грубые и своенравные мужланы и молчаливые древние старцы.  Книги служат людям. А я служу книгам. Я выражаю мнение книг. Считайте, что я посол книг. Нет меня самого по себе. Есть я – как часть Вселенной книг. Этой  бесконечности человеческой мысли. -  И придвинувшись ближе,  кряхтя, прошептал скрипучим старческим голосом: -  Вы слышали легенду о «вечном книгохранителе»?
- Нет.
- Это миф о хранителе, который с древних времен ищет книги, которые были утеряны. Ведь человек за всю историю написал очень много книг. Но еще больше – уничтожил. Люди знают только  часть того, что дошло. Или то, что дошло в преданиях, которые называются историей. А история – это тоже миф. Вечный хранитель ищет   потерянные, сожженные, истлевшие книги, чтобы  отнести их в великую  библиотеку.  Но как только он вроде бы собирает все книги, появляются новые. И он носится по всему миру, жадно воруя  книги везде. Он ненасытен. Бесконечен его труд. Как и бесконечны книги, пока живо человечество. И нет покоя вечному смотрителю Великого Хранилища. Его можно видеть во всех библиотеках.  Он  был и в Александрийской, и во всех греческих. Он собирал клинописи, рукописи. Пергаменты  и переплеты. Говорят, он наделен  таким волшебством, что увидевший его просыпается и видит новые миры. Но сам он тяготится знаниями, которые истощают его дух.
- А вы его видели? Хранителя..
- Оо, - лукаво улыбнулся старик. - Я его даже знаю.. Как ты, например  своего друга -  показал он на Ола.
-  А где находится это хранилище?
- Это место знает только хранитель,  - таинственно прошептал старик. - Оно может быть так далеко, что дойти до нее не хватит  и десяти жизней. А может быть так близко, словно бы оно было  вон за тем шкафом.
Даир посмотрел на шкаф.
И хотел было что-то сказать, но, повернувшись к старику, увидел, что тот уже дремал, уронив голову на грудь
Вовсю храпел и Ол, подперев лицо руками.
Вдалеке зевала  библиотекарша,  с трудом сдерживаясь от навалившейся сонливости.
Девушка с косой уронила голову  на стопку книг, забывшись во сне.
И ее примеру последовала худая женщина, запрокинув голову назад и откинувшись на спинку стула.
Даир покачал головой и, усмехнувшись, вернулся было к своей книге.
- Даир, - чеканя слог помолодевшим вдруг голосом, окликнул его старик.
Даир вздрогнул.
На него немигающим взглядом  смотрел  старик.
Что-то неуловимо изменилось в его облике.
Разгладились морщины. Изменился тембр голоса.
Исчезла скрипучесть. Прямая осанка.
Живой огонь оживших глаз..
- Ты можешь видеть многое, Даир, - чеканя слог, произнес старик, - Но ты боишься смотреть душой.  Не закрывай душу. Она может  увидеть многое.
Сказав это, старик поднялся, и, взяв под мышку книгу, быстрым шагом направился  к выходу.
Даир в оцепенении смотрел ему вслед, пока старик не пропал из вида.

Наконец, очнувшись от оцепенения, Даир  снова открыл книгу:
 «В маленьком раскрашенном мирке людей жест или какое-нибудь событие могут быть абсурдными только относительно - по отношению к обрамляющим их обстоятельствам. Например, речи безумца абсурдны по отношению к обстановке, в какой он находится, но не по отношению к его бреду…» .
Но внезапно проснувшийся библиотекарь прервала чтение и зычным голосом скомандовала:
–  Мы закрываемся. Сдаем  книги.
Проснувшиеся  читатели потянулись  с книгами  к ней.
Последним пошел  Даир.
Взглянув напоследок в зал, он спросил у библиотекарши:
–  А кто тот старик?
– Какой старик? - удивленно  посмотрела та.
–  Который сидел там, за тем столом. Возле нас.
–  Возле вас? – посмотрела она в ту сторону, и, переведя взгляд на Даира, недоуменно произнесла:
–  Здесь не было никакого старика.













Глава 6. ФБстолярий


….Данияру Касымову нравится фото Асели Карагуловой…
 
Анель Даир: Она тебе нравится?
Данияр Касымов: Кто?
Анель Даир: Асель…
Данияр Касымов: С чего ты взяла?
Анель Даир: Потому что ты ее лайкаешь. Комментишь. Чуть ли не хваленые оды пишешь
Данияр Касымов: Милая, она всего лишь моя бывшая коллега. И я знаю, что внутри это очень неуверенный и мнительный человек.
Анель Даир: По ней не скажешь. Судя по ее частым селфи  с бикини – уверенность у девушки зашкливает. Хотя, я рассмотрела целлюлит  у нее.
Данияр Касымов: Что с вами, девушка? Частые  селфи – признак внутренней тоски. Ей очень плохо. Ее бросил муж. У нее нелегкий период. У нее разбито сердце.
Анель Даир: А ты что, психолог?  И ты решил ее поддержать? Может, съездишь, утешишь горемычную, дамский утешитель?
Данияр Касымов: Это всего лишь лайк . Он ни к чему не обязывает. Я могу лайкать многих людей в ленте. Но это не значит, что я испытываю что-то большее, чем лайк.
Анель Даир: Это выражение симпатии. И даже – эмпатии. А если женщине – это  признание красоты, это намек на возможную близость. Это эролайк, что значит  больше, чем просто лайк.
Данияр Касымов: А у меня он ничего не значит. Вот поверь. Абсолютно ничего.
Анель Даир: И в то же время ты не лайкнул мое фото??? Как это понимать?
Данияр Касымов: Потому что ты для меня и есть красота. Идеал, о котором необязательно говорить. Понимаешь?
Анель Даир: Если цветок не поливать, он  засохнет. Твой лайк – моя поддержка. Самая необходимая опора. Ведь люди, наши френды в Соцсети судят о наших отношениях нашим эмоциям в Интернете.  Представь, что они подумают, если мой жених не лайкает меня.  Не означает ли это то, что ты меня разлюбил? Может, ты эту самую Асель любишь? Скажи? Я все пойму. Обижаться не буду (:
Данияр Касымов: Какие глупости. Конечно, я  люблю  тебя . И более того, я не представляю жизни без тебя.  
Анель Даир: …Если ты меня любишь, заблокируй, пожалуйста, эту дамочку. Удали ее из друзей.
Данияр Касымов: Но она не так меня поймет.
Анель Даир: Вот как? Хорошо, если для тебя важно ее мнение, прошу не звонить мне больше.
Данияр Касымов: Ну, зачем ты так.… Так и быть. Я заблокирую ее. Все, что скажет мое сердце. Что-то еще сделать?
Анель Даир: Не надо мне одолжений. Я вижу, ты расстроен из-за того, что  не будешь видеть в ленте эту вульгарную особу???
Данияр Касымов: Нисколечки. Тебе показалось.
Анель Даир: Тогда мне нужен пароль от твоего аккаунта. Мы же одно целое. Не правда ли?
Данияр Касымов: Ну да.…Но... это моя личная переписка. Это…
Анель Даир: Если мы будем мужем и женой, у нас не должно быть ничего личного. Только совместное. Поэтому… Поэтому я хочу контролировать.
Данияр Касымов: А не лучше ли нам закрыть наши аккаунты? Зачем нам этот ФБ?
Анель Даир: Ну, это неразумно. Мне нужно писать мысли. Чтобы они видели наши отношения. Чтобы я видела их жизнь. Это же целая Вселенная. Как это можно удалить? А как они увидят фотографии нашей свадьбы?
Данияр Касымов: Но на свадьбу придут наши друзья и родственники. Зачем нам другие?
Анель Даир: Ну, ты что. Не все из моих френдов могут прийти. Не всех мы сможем пригласить. Максимум 100-200 человек. А в друзьях у меня 5000 человек. Представляешь?
Данияр Касымов: Но зачем нужны эти друзья, многих из которых ты в жизни не видела?
----
Уведомление 1.@ Мансур Мулдакулов отметил фото с вами на  Тойказане.
-----
Анель Даир: У нас здесь образовалась такая духовная, виртуальная связь. И даже если я их не видела, они для меня очень близки и ценны.
Данияр Касымов: Но у тебя это переходит в одержимость. Твоя рука тянется к телефону даже тогда, когда мы вдвоем.
Анель Даир: Ну, дорогой, это тебе кажется.
Данияр Касымов: А ты смогла бы сейчас отказаться на время, хотя бы. На пару дней удалить свой аккаунт.
Анель Даир: Ммм… ну… вообще-то... возможно.
-----
Уведомление 2.  Сообщение.
Айгуль Сырбаева: Анельчик, звоню, звоню. Не берешь. Когда встретимся?
Анель Даир: Ну, мы же здесь можем поговорить.
Айгуль Сырбаева: Что значит здесь? Я хочу видеть тебя. Разве общение в личке что-то дает? Ты что?
Анель Даир: Хорошо. Хорошо, я позвоню тебе. Я сейчас с Даником переписываюсь. Отзвонюсь
Айгуль Сырбаева:  О… передай привет ему от меня. Он классный. Люблю
Анель Даир: Кого. Меня или его?
Айгуль Сырбаева: Обоих. Пока-пока.
------
…
Данияр Касымов: Как там папа?
Анель Даир: Никак. Ушел из дому и не берет трубку.

-------------
Уведомление 3. Письмо.
Анна Калашникова: Анель, я скинула вам отчет.
Посмотрите?
Анель Даир: Хорошо	
Анна Калашникова: Не стала отправлять по имейлу. Так быстрей.
Анель Даир: Ок. Я отвечу попозже. Спасибо.
--------------

Данияр Касымов: Мне казалось, что у меня получился разговор. Но потом я его потерял. Уже третий день его нет работе.
Анель Даир: И дома тоже нет. Не знаю, что делать.
Данияр Касымов: Так, где он может быть?
Анель Даир: У аташки и ажеки. Когда он ругается с мамой, он сразу туда бежит.


Уведомление 4. Айгерим Даут просит лайкнуть страницу «Мир гармонии  и отсутствия ссор».











Глава 7. Шанырақ 

- Даиииррр… Даиииррр, - слышался вдалеке зовущий женский голос…
Море, вспениваясь белой пеной, обрушивалось на крутой косогор берега.
- Даиррр….  Назаааддд, - слышался  отчетливый голос матери.
Он, не оглядываясь, бросился в воду.
Барахтаясь маленьким тельцем ребенка, его отбрасывало на берег, но он все равно упорно кидался в море, пытаясь схватить уплывающий детский мячик.
Большая волна накрыла его, и, уйдя под воду, он на миг потерял сознание, погрузившись в другой мир, наполненный чередой картин.
Вот он плывет уже сильными рывками уверенного тела 20 летнего юноши.
А вот он уже рядом с невестой идет  ярким солнечным днем майской весны Алматы.
И наконец он видит себя, лежащим в постели, в родительской квартире. На  той же кровати, на которой прошло его детство.
Из окна светила яркое утреннее солнце.
Сладкая истома радостного пробуждения по-детски охватила отдохнувшее тело.
Комната была наполнена ароматом свежих, только испеченных бауырсаков , которые обычно мама пекла в Священную Жума .
Даир радостно потянулся, предвкушая прекрасный  мамин завтрак и уютный день у родителей.
….Из приоткрытой двери доносились голоса:
- Он выглядит словно побитая собака, выгнанная из дому. Разве мужчина уходит из дома? В наше время не было такого, - прогудел недовольный, надтреснутый бас отца.
-  Смагул, с ней любая собака завоет. Она холодная, словно лед. Ледяная. А мужчине нужно тепло, - ворчала мама.
Мама всегда защищала. И в детстве. И сейчас.
- Айша. Она мать твоей внучки….
- Я сказала неправду?
- Сын сам виноват. Вырос, словно большой теленок. И ты не отпускаешь от вымени.
- Ох, Смагул. Как ты заговорил? Он большой ребенок. Они – дети всегда. Они не видели того, что мы видели…
- Но ему под 50. Понимаешь?
-  Ну и что? Что в этом такого?- упрямо твердила Айша.
- Эх, что говори тебе, что не говори.
Даир аккуратно вышел из комнаты:
- Доброе утро, папа, мама.
- Доброе, - пробурчал старик, уткнувшись в пиалку .
- Ой балам , проходи. Садись. Сейчас я накормлю тебя, - радостно засуетилась Айша.
Даир аккуратно прошел за стол, пытаясь не смотреть на отца.
Он всегда испытывал неловкость, некую робость перед отцом.
Это чувство  осталось еще со времен детства.  Они практически не виделись.  Отец – целый день на работе. И в те редкие минуты, когда Смагул был дома, сын всячески избегал его.
- Работать нужно, отдавая всего себя. Забыв обо всем, - говорил в редкие минуты многословия отец.
…Закипел чайник на газе.  Мама не любила быстрые чайники:
- Они портят воду. Не должна вода быть быстрой. Так и жизнь пройдет быстро. Вода для нас священна, - оправдывалась мама перед внуками, надарившим ей кучу брендовых чайников.
 Вся новая кухонная техника оставалась пылиться в кухне, контрастируя антуражу старой дубовой мебели почти сталинских времен.
- Она впитала ваше детство. Ваши вкусы. Она стала почти живой. Это живая мебель. Она сделана  во времена вечных вещей и будет стоять еще долго. Не люблю я эти новые поделки ненастоящие, - ворчала Айша, пресекая попытки детей заменить старый хлам
Но хламом трудно было назвать эту мебель. Весь советский сервиз, чашки, тарелки и фужеры аккуратно были расставлены  по полкам и празднично блестели за стеклами серванта, покидая шкаф по особым случаям.
На столе были  традиционные баурсаки, сметана, талқан , сузбе  и куски домашнего сыра.
Мама никого не любила подпускать к кухне,  ревностно охраняя  свое хозяйство. Если кто-то готовил на кухне без ее ведома, порядок вещей нарушался, и она долго сердито бурчала, что де из-за беспорядка не может найти то, что должно быть под рукой.
- Что тебе сегодня приготовить? Может беляши пожарить? Лапшу?, - привычно засуетилась мама, а отец уткнулся в газету,  усиленно что-то читая.
«Милая мама. Ты уже не молода, как прежде. Сколько тебе уже?  Уже за  80? Ужас.  Как бы я хотел, чтобы ты жила еще раз 80 лет. Ты же можешь, мама, ты сделана из стали. Что бы вы оба жили еще раз 80 лет  со своим вечно сердитым, суровым парнем  - стариком, изображающего из себя смешную строгость  … Эх, папа, мам,  как же я люблю вас. Как хочу  обнять вас. Вы такие милые, как дети. И в то же время взрослые. Простите, что я не уделяю вам достаточно времени. С этой суетой. А может,  к черту все. Буду жить с вами».
Еле передвигающаяся при помощи палочки, с больными коленями, ревматизмом и давлением, Айша, тем не менее, ни минуту не сидела без дела. Мастерила,  вышивала, надев огромные лупообразные очки в роговой оправе. Иногда вязала и пряла. Временами ей помогала  живущая в их доме родственница из аула, студентка Анаргуль.
Старушка сердито прогоняла ее, ругая за небрежность и неаккуратность. Но через какое-то время, не справившись с ниткой и иголкой, опять звала  нерадивую помощницу.
- Ты взял отпуск, сынок? - осторожно спросила мать.
Даир не ответил, судорожно взяв в руки горячую чашку и усиленно глотая чай.
Ему как можно дальше хотелось отогнать  мрачные тучи  вчерашних  переживаний от этого идеального, солнечного, почти детского дня.  
  -  Я уволился, мама. Наверное, перейду на другую работу, - вспомнив разговор с Данияром.
  - Человек всегда должен работать. Мужчина не должен сидеть дома. Он должен работать, - куда-то  в сторону изрек Отец.
«Да кто же спорит. Он найдет работу. С его опытом – это не проблема. А не найдет, обратится к друзьям в Астане, которые занимают высокие посты. Они- то точно найдут.
Да и надоело работать в это маркетинговом мире - разве  он для этого родился?
Отца можно понять. Он раб работы. Человек системы. Не дающий ни себе, ни другим послабления.
А он?
Он уже живет в то время, когда работа перестает быть обязательным инструментом успеха мужской инициации и жизненного порядка».
- Я найду работу, папа. Сокращение. Тяжелые времена у компании. Кризис. Поэтому пришлось уйти, - чуть покраснев, соврал Даир.
-  Мужик находит работу даже  во время Джута , чтобы прокормить свою женщину. Так я спас твою мать. Мужчины забывают свое предназначение, -  сердито прохрипел старик, и, тяжело  поднявшись, пошел к двери. - Посмотрю новости.
- Как ты чувствуешь себя, сынок? Ты голоден? Сейчас чаем напою чаем, подогрею еду, - захлопотала старуха.
- Мам, я не голоден. Только чай.
- Как же, как же. Нельзя так. Сейчас подкрепимся, айналайын . Как  там Айсулу, Анель?
- Я у вас побуду, мам?
- Конечно, балам. Арине . Это твой дом, ты здесь вырос. Твоя комната всегда здесь, - перемежая казахские слова с русскими, захлопотала радостно старушка.
..
Смагул пытался сосредоточиться на новостях, сидя перед телевизором. Но все внимание было переключено на разговор сына с матерью на кухне:
- Анель на работе. Все хорошо. 
- А Айсулу?
- Нормально, - неуверенно ответил Даир, - нормально, - чуть тихо дрогнул голос.
Изменившаяся интонация, скомканная фигура, растерянный взгляд – сын не умел скрывать проблемы в доме.
- Вы поругались, сынок? – спросила, Айша.
- Нет…нет, - неуверенно стал оправдываться Даир, - я решил немного отдохнуть. Соскучился по вам.
«Фальш. Слюнтяй. Слабак. Никогда мужчина не должен уходить из дому. Предав семью – предашь Родину. Дезертир» -  пронеслось в голове Смагула.
   Айша только лишь раз  ушла из дому. Это было  тогда, когда он пришел домой поздно, выпивший. На рубашке краснела помада. И от него пахло женскими духами.
Айша ничего не сказала. Собрав вещи, она забрала старшую дочку и ушла утром.
Только через несколько месяцев они помирились.
Но Смагул больше не повторял ошибку.
- Ты устал, сынок. Ты побудешь рядом с нами. Мы соскучились по тебе. Мой ботақан . Что тебе приготовить сегодня?
- Мам, я давно не кушал твое кеспе . Очень скучаю.
Голос сына был жалок. Удручен.
«Что я вырастил и разве такого я хотел сына»? - ругал  себя Смагул.
Но внутри появилось это слизкое, размытое  ощущение, которое дрожащим комком подкатывало к горлу.
То, что он ненавидел.
То, что ему мешало расстреливать пленных немцев.
То, что когда-то его самого  чуть не погубило.
Жалость.
Предательская. Глупая. Неуместная.
Пройдя лишения в детстве, голод, войну, лагеря, Смагул  знал цену счастья и пытался оберегать семью всеми силами.
Он превратил свой дом в крепость, не жалея сил.
Чтобы они не голодали. Чтобы они были защищены.
Чтобы они не увидели того, что прошел он сам.
Но что получилось из мальчика?
Он так и не превратился в мужчину.
Только он, Смагул, судья своему сыну.
И не Айша, а он.
- Ну и что? Мой Даир. Меным балам   – он добрый. Может быть он нежный, как девочка. Зато у него сердце доброе. Ты хотел, чтобы он был алкашом как  сын Хасена? –  всегда защищала  Айша
«Женщина, словно орлица, защищает птенца. Но так он не станет орлом. Кем он стал?
Бакалейщиком у тех, кого они презирали. И считали врагом.
 Но что же, если он выбрал такой путь, так тому и быть.»
- Соскучились мы по внучке. Очень хотим ее видеть. Приводи ее, - прервал мысли Смагула голос  из кухни.
- Она хочет выйти замуж, мам.
- Ойбай. Она же маленькая, - всплеснула руками старуха.
-  Ей уже 25 лет, …да, – даже на расстоянии Смагул почувствовал подавленный голос сына. Так вот в чем причина их ссоры.
«Девушка – гость в доме», -   говорили в Степи. Когда-нибудь она выходит замуж.
«Смагул, не плачь», - убеждал  он себя, когда выдавал дочку замуж.
А ведь голос дрожал, на глазах были слезы. Ведь часть души всегда уходит с дочкой.
Но в городе сегодня  сыновья уходят за жену, а дочки берут мужей.
Кто их поддерживает со старухой?
Дочка. И внучка.
А где Даир? Где поддержка его жены?
Только по праздникам зайдут, чтобы поздравить.
А в прошлый Новый Год зашел их навестить только сам Даир.  А невестка и внучка даже не удосужились зайти.
Айша оправдывала, что они встречали Новый Год у родителей невестки, у Айсулу».
Нет, Смагул не считал себя мнительным. Он не хотел обижаться.  
Но старики живут детьми. И он видел, как Айша страдала, хоть и не показывала виду.
 Иногда старуха не спала ночь, вздыхая, и молча переживая.
Сын ближе к матери. Но это не значит, что он совсем не любил сына.
Скорей он рос, словно под покрывалом матери.   
Она была  посредником между ними. И о делах сына, отец узнавал от матери.
…
Все расслабились после прихода «кукурузника»  . Люди стали мягче. Забыли о том, что строили. А «бровастый»   совершенно сделал их детьми.
Много стало свободы. Которая вырвалась и с каждым разом уничтожала все ценности вокруг.Жизнь рабочих, власть трудящихся стала прахом, дав привилегии тем, кто этого не заслуживал.
При Вожде, при Сталине, все было в порядке.
Да, стреляли.
 Да, уничтожали. Он, Смагул,  сам был в лагере, из немецкого попав в советский.
Но это нужно было для порядка. Для дела революции.
В итоге, отдав долг, он был реабилитирован.  А в 80-х вернули все ордена и награды.
Ошибки неминуемы в таких делах. В Больших Делах.
А сейчас? А сейчас время мелких дел. Время мелких мыслей.
-  Ты  Анель  передай: я по ней скучаю. Пусть приходит,  - донесся трескучий голос старушки.
- Как  Айя и Ася?- спросил сын  о сестре и племяннице.
Старика немного раздражало вот это кромсание имен. Айжан, Асия превращались в непонятные имена – клички. Да и сын сам, слишком городской, практически не знал родного языка.
Смагул, стесняющийся своего косноязычного, кособокого русского лексикона, всегда мечтал, чтобы дети научились хорошо говорить на русском.
- Асия после  учебы у нас. Айжан на работе. Устает. Но, Слава Богу, они постоянно рядом. Помогают по хозяйству. А нам ничего и не нужно. Что нам, старикам, нужно? Только чтобы вы были живы, - ответила мать, - Кстати, отцу подарили медаль в честь 70-летия победы.
- Поздравляю. У него уже столько медалей.
- Если бы он еще их надевал…
«Медали…
Если бы не было столько смертей.
Если бы не было крови.
Если бы не было лагерей.
Они отяжелели, эти медали.
И их трудно ...трудно носить».





Глава 8. Окоп

1944 г. Белорусский фронт.
Привычный треск пулеметной очереди.
Взрывы снарядов, оглушавшие  и без того контуженое сознание.
Кровь, вперемешку с грязью.
Периоды ожидания между атаками, скрашиваемые терпкой махоркой – горлодером, и бесчисленными байками.
Солдаты много шутили, часто  смеялись, чтобы убежать от горечи  войны, которая была постоянно рядом.
В рукаве окопа их было четверо.
Двое спали, присев на корточках  и уткнувшись, закопченными от грязи лицами, в колени.
Смагул клевал носом, сквозь дрему слушая болтовню земляка Босана.
Поджарый, острый на язык, резкий,  Босан не замолкал ни на минуту.
Но человеческая речь среди одури разрушительной войны, даже от надоевшего Босана, убаюкивала.
Из соседнего полка, где служил друг, пришло известие, что Нурали погиб. Тот самый юный гармонист Нурали, по которому вздыхали все девушки аула.
Потом, уже после войны, Смагул узнал, что Нурали умирая, написал кровью на комсомольском билете «Умру, но ни шагу назад».
Эх…
Смагул привык к смертям на фронте. Здесь больше умирают, чем выживают.
И многие даже мечтали о ней, устав от бесконечной болотно- кровавой грязи.
- Говорят, Гитлер договорился с нашим, - опять завел разговор земляк, покашливая от крепкой махорки, - поскорей бы. Домой хочется.
- Откуда ты знаешь, Босан?  Тебе что Гитлер лично доложил? - со злостью спросил Смагул.
- Ну так говорят, - неопределенно протянул Босан, скукожившись от холода.
Недалеко взорвался снаряд, осыпав их комьями земли. Они пригнулись еще ниже.     Осколки неразборчивы и могут прилететь и от своих.
- Болтаешь много. Мы фрицев будем бить до самого Берлина.
-  Немцев? А  ты думаешь они из другого теста? Они такие же люди, как и мы. Вон погляди, это я нашел у убитого немца. Тут фотографии его дочки, жены. Жил себе человек и жил. Думаешь, ему хотелось тащиться  в такую даль?
Смагул впал в дрему.
«Перед глазами  опять появилось то самое болото.
По груди в воде, сливаясь с жижей, они, три новобранца, скрывались от врага.
Руки нащупали детскую распашонку под гимнастеркой. Мягкая ткань приятно грела руки. Это одежда   малышки  Алимы. Перед уходом на войну старушка Алуаш насильно нацепила на его грудь  этот кусок ткани, пахнущий ребенком:
- Это оберег, балам. Ни одна пуля не возьмет тебя.
 Он тогда только рассмеялся, упрекая старушку в суеверии. Но ее наказ выполнил.
Кожистая листва болотного багульника создавала плотный заслон между их укрытием и берегом, откуда слышалась громкая, отрывистая речь противника.
 Как жаль, что  у них нет пуль, чтобы перед смертью  убить пару фрицев.
От истощения перед глазами плыли галлюцинации.
 И  этот немец, внезапно появившийся  перед ними с автоматом наперевес, показался сначала иллюзией.
В плотно надвинутой каске, в серой  униформе, немного полноватый, фашист нацелил на них дуло автомата.
Вот  она-  смерть - в лице этого толстяка. Жаль, что не в бою. Жаль, что в болоте, а не на поле битвы. Но смерть не выбирает мест.
Солдаты сжались, и мысленно попрощались с жизнью.
Фриц не стал стрелять, а жестом приказал им выйти из ямы.
Значит, хочет взять в плен. Участь незавидная. Ведь их учили не сдаваться.
Но, с другой стороны, не хотелось навечно остаться гнить в этой болотной яме.
Фриц повел их не к своему лагерю, а в другую сторону, в лес.
Неужели хочет расстрелять в лесу?
Еле волоча ноги, солдаты обреченно побрели к лесу.
Смагул не боялся смерти. Она ежесекундно была рядом. Она стала такой же  привычной, как и  все обыденное в этой  войне.
Немца можно  попытаться обезоружить, и умереть уже от пули.
Но  каждый шаг давался  с огромным усилием. Три дня в болоте сделало их тиной:  сапоги набухли, тело не слушалось. И, то падая, то поднимаясь, они, помогая друг другу, шагали к дубраве.
Фашист зорко следил за ними, время от времени подгоняя зычным окриком.
Как только они вошли  в лес, фриц внезапно изменился в лице, опустил  оружие, и похлопав их по плечу,  залопотал:
- Их бин коммунист, камрад.
Затем, странный  немец, продолжая хлопать их по  плечу, передал им пару консервов и флягу с водой. И  показал  рукой в глубь леса:
-Шнел, шнел. Москоу.
 Молча и  бесстрастно, не оглядываясь, троица равнодушно пошла вглубь. Их не удивил необычный поступок немца. Война выжгла все чувства.
  Возможно, фриц хочет выстрелить в спину. Все можно ожидать от них. На то они и враги.
Но он не выстрелил. А лишь помахав на прощание рукой, исчез в зарослях.
Они продолжали идти.
Потеряв счет времени.
Заблудившись.
И истощенные, потеряв счет дням,  рухнули  без сил возле реки.
***
Их нашла разведка…..
 Рядом с пустыми немецкими консервами..
- Нее, Смагул. Немец не враг. . Все люди братья, а война превращает нас в зверей.  Это наверху дураки, а нам расхлебывать. Это не наша война. Не наша, - вернул в действительность неумолкающий Босан.
 - Ты это, с языком аккуратней, а то быстро тебя пристрелят.
- А мы же на казахском говорим, кто кроме нас понимает, - хитро улыбнулся Босан.
- А ты думаешь, среди казахов нет стукачей?
-  Так слухи то на русском ходят, а не на казахском, -  с лукавой усмешкой ответил Босан. Несмотря на разницу в возрасте, а Босан был лет на десять старше, он не чувствовал никакого уважения к нему.
Да и на родине, пьяница Босан не пользовался  почтением земляков.
Бабник, забияка, драчун – ни один дебош не проходил без него.
В мирное время такого бы и в армию не взяли.
Злило в Босане и то, что он не совсем учтиво отзывался о Сталине.
Хотя в отряде многие позволяли это.
Люди устали от войны.
Но Смагул верил, что они выиграют эту войну благодаря Сталину.
А пустобрехи болтают лишнее.
Защищать Отчизну – это доблесть, которая не каждому дана. Ведь в ауле остались те, кого не взяли на фронт. И они вынуждены жить полумужичнами в окружении баб. Незавидная участь, когда идет война.
- Щас бы 200 грамм для сугрева. И женщину… Ась, Смагул?  - опять этот непутевый Босан отвлекает дурацкими мыслями.
- Мы сейчас должны думать о победе, а не о всякой чепухе, - гневно сверкнул  глазами Смагул.
 - Эх, братишка, -  по-русски озорно ответил Босан, - Что думать о том, что далеко и непонятно. Пока живы, нужно жить. Война – тоже жизнь. А ты вон уже в старика превратился. Ты, небось, нецелованный? Завтра кончит тебя фриц, а ты бабу не пробовал.  А?
Дурак Босан. И мысли у него дурацкие.
Не тебе слушать то, что было.
И не мне тебе рассказывать.
В  войне много ушло девственников.
Да и сам он девственник.
Но разве признаешься в этом пошляку Босану?
И вообще, не о том думает этот разгильдяй.
Нельзя расслабляться. Враг впереди.
Враг, которого привык ненавидеть.
Из-за которого они покинули свой край.
Из-за которого он покинул Айшу…






Глава 9. Сәлем қат 

-Эй, Айша. Айша, да стой же ты, наконец.….
- Салеметсыз ба , Айкен апай.
- Салем – салем, вот, письмо тебе несу. Не угнаться за тобой.
- Письмо? Мне?
- Да тебе, тебе. Салем хат. С фронта,  - запыхаясь, нагоняла ее грузная почтальонша Айкен
- Ой! Рахмет.
- Ну, танцуй. Это, видимо, от твоего Смагула, - пошутила Айкен, вытаскивая из бездонной сумки заветный треугольник. -  Эка ты шустрая. Еле догнала тебя, не жалеешь мои старые ноги, - тяжело дыша, ворчала сельская почтальонша.
- Да бросьте, Айкен апа. Какая же вы старая. Вам и сорока нет.
- Вот те на.  Какая я тебе апа. Конечно я старше, но уж не апа . Вот будет тебе 37, ты будешь считать себя молодой. А пока для тебя, я, конечно, старая. Эххх. И мужиков не осталось в ауле, чтобы оценить меня. Все больше старики, дети да больные. Такие времена ведь, что стареешь быстро. За себя и за мужчину.
- Вот это Исаевым. Эти же письма  Шаймерденовым и Курбатовым. А вот это тебе, голубушка. Читай, что тебе написали, - суетясь, бурчала  Айкен, -  слава Богу, что письмо. А то вчера разнесла пять похоронок. А сегодня, тьфу-тьфу , ни одной. День хороший. Поскорей бы это проклятая война закончилась. Даже не от беготни устаешь.  А от слез. В старину, говорят, казнили тех, кто приносил плохие вести.  ...Меня, наверное, нужно казнить уже тысячу раз. Устала я от всего. Ой, милая, устала. Мой-то пишет редко. Но каждый раз со страхом жду письма.  Ну на, на, заболтала я тебя. Эка вон у тебя глазки горят от нетерпения. Да улыбнись ты.
- Спасибо, спасибо, Айкен апай. Я вам очень благодарна, - схватив судорожно письмо,  благодарила Айша.
-  Да ладно. Ты оплатишь мне возвращением Смагула после победы и большим - большим тойем . И народите вы кучу детей. И тогда я могу уйти на пенсию, чтоб наконец-то отдохнуть. Ну, давай иди, беги…, -  уже вслед убегающей девушке крикнула почтальонша.
***
Спрятавшись в саду, под раскидистым карагачом за  сельским клубом, Айша не могла унять бешено колотящееся сердце и нервную дрожь. Сердце готово было выскочить из грудины.
Она боялась  раскрыть конверт, настолько ее взволновало ожидание.
Нужно подождать. Унять нетерпение.
Письмо нужно читать в спокойствии, погрузившись в буквы.
Она еще сто раз прочет это письмо. Это треугольное, обклеенное штампами, потертое от многих рук, глаз  и расстояния – письмо.
Письмо – драгоценность. Письмо – надежда. Письмо – любовь.
..
Походив по саду,  Айша еще раз посмотрела  на треугольник.
 Прижав  к груди, Айша  разрыдалась. Все  бы  отдала, чтобы он был рядом и сам читал свое письмо.
Она до вечера сидела, читая и перечитывая письмо.
Нюхая и прижимая к груди.
Вставала. Долго ходила вокруг дерева.
И опять  раскрывала листок, чтобы перечитать то, что возможно упустила.

****
Сәлем қат.
Амансын ба  ,Айша?
Живы ли, здоровы наши родные?
Как себя чувствуют соседи и аульчане?
Знаю, время не легкое.
Но мы все делаем для того, чтобы настало мирное время, по которому мы все здесь соскучились.
Милая Айша,
В первых строчках своего письма хочу выразить свою нежность и любовь к тебе.
Каждый раз перед боем, я вытаскиваю твою фотокарточку, и говорю тебе слова. Словно ты рядом.
Я разговариваю с тобой после боя.
И ночью. И днем.
Я разговариваю с тобой каждую минуту.
Я ни на секунду не забываю о тебе, милая Айша.
Помни, чтобы ни случилось, твой Смагул всегда любил, и будет любить, пока жив.
Айша, в предыдущем письме ты спрашивала меня про мое здоровье. Про наш отряд. Про фронт.
Скажу тебе, что дела сейчас у нас идут очень хорошо.
Мы сыты. У нас хорошая одежда.
Обычно наш боевой день начинается в 3 утра. До этого ведется ружейная и пулеметная перестрелка. Пули летят над головами, жужжат, ударяются в бруствер окопа и издают звук кипения каши или когда идет дождь — звук падающих капель в лужу. Но на это не обращаешь внимания, дело привычное. Даже разрывов снарядов не замечаешь.
 Мы бьем фрица.  Фашист бежит. И мы погоним врага до самого Берлина.
Мы ни на секунду не сомневаемся в этом.
Фашисты уже сдаются в плен. Говорят, не хотим воевать за Гитлера.
Ну и правильно. Они чувствуют, что мы их сильнее, потому что правда на нашей стороне.
Со мной  в отряде служит  Босан. Ты его не знаешь, он старше. Он не дает мне скучать.
Он очень веселый. Правда, болтает много.
Вот сейчас он опять балагурит. Никогда не унывает наш Босан.
Но это хорошо. Не время для уныния.
Зато помогает  скрасить время между сражениями.
Погибли Ержан, Сергей, Нариман, Кайрат.
А Шокаю, машинисту из депо, оторвало ногу. Он был как раз рядом.
Мы с санитаркой пытались его перевязать.
Но крови много ушло. И мы не смогли спасти его. Он умер на моих руках.
Перед смертью он просил передать семье, что сильно любит их. И чтобы не забывали его.
Не знаю, может, ты заходила уже к ним.
Передай эти слова им.
Позавчера мы сажали деревья.
Помнишь как мы посадили деревья возле клуба той весной. И еще повязали ленту?
А те деревья, что возле Томар құдық  , где мы дали клятву. Они еще стоят?
Они же большие такие.
Война убивает леса и сады. 
Между боями мы помогаем местным жителям восстанавливать дома.
Мужиков в этих домах  тоже не осталось. Все на фронте.
Местная малышня напоминает мне детство.
Так соскучился я по аулу. По запаху жусана . По дикой скачке на коне по степи.
И еще по нашей еде. Мне здесь ее не хватает.
Но это война, Айша. Мы должны терпеть. Ради тех, кто ушел. Ради тех, кто остался.
Мы не отдадим врагу ни одного метра нашей земли.
Мы будем сражаться до конца.
Вот сейчас опять вытащил твою фотокарточку.
Я глажу ее, и опять  ощущаю, как глажу твои гладкие волосы.
Ты рядом со мной везде.
И ты не даешь отчаяться мне.
Как я хочу увидеть тебя и прижать тебя к груди.
Айша! Многие говорили, что война постепенно выветривает из души солдата человеческую нежность. Оказывается подобные утверждения — сущая ерунда. Наоборот, мои чувства окрепли, превратились в нечто такое,  что нельзя отделить от души моей. Я верю в наше будущее. Оно у нас светлое, молодое и прекрасное. А ты в этом будущем видишься мне знаком чистоты, делаешь  жизнь  вечно юной, звенящей, как веселый ручей.
 ...
Удивительная тишина вокруг.
Кузнечики… Трава… Солнце… Как будто нас сюда на отдых собрали.
А люди отсюда уходят на смерть.
Здесь запах смерти повсюду.
 Но я умирать не собираюсь.
Мы столько прошли с тобой.
У нас с тобой еще так много впереди.  
…
…В атаку мы пойдем на рассвете.
Думаю о многом — перед боем всегда как бы входишь в новый мир.
Мир войны.
Спи спокойно, родная. Мы бережем твой покой.
Я стал солдатом, чтобы сражаться за тебя, за нашу Родину.
И с мыслью о тебе и о Родине я пойду завтра в бой.
Поцелуй от меня всех наших родных и друзей.
Твой. С.К.
Белорусский фронт, 7 мая, 1944 год.
P.S. Я вспоминаю, как впервые встретил тебя там, в урочище Бетпак Дала. И мы выжили тогда, во время Итзамана.. Выживем и сейчас.






Глава 10. Итзаман 
- Беги, Айша, беги, - стонал ветер. - Беги, чтобы спастись.
- Нет, нет, я не брошу их. Я не оставляю их, - заливаясь слезами, бегала  тщедушная девочка вокруг небольшого холма, охраняя уже остывшие тела родителей и сестры от  диких зверей.
Степной ветер вздыбал песок Сары Кума и забивал рот, уши, глаза девочки.
Одетая в лохмотья, получеловек, полу- призрак, человеческий обрубок, с демоническим неистовством махала огромным куском саксаула, вцепившись в палку двумя худющими детскими ручками.
Руки затекали, большой платок, накинутый на голову сбивался от ветра, обнажая косички.
Но девочка не отступала.
- Кет, кет , - кричала она нападавшим то ли собакам, то ли шакалам. То ли отощавшим волкам.
Звери завыли, залаяли и все теснее обступали девочку и три тела, которые охраняла она.
- Рррр, - зарычал их вожак. Пена капала из обнаженных в оскале клыков. Оскал предвкушения жертвы.
Прижав голову, зверь тяпнул за руку девочку, свалив ее на землю.
Обрезанные уши, след от ошейника на шее:
- «Все-таки это собаки», - пронеслось в голове Айши.
Остальная стая одичавших, голодных зверей начала терзать тела рядом. Тела отца, матери и сестренки, упавших от бессилия и голода задолго до этого.
- Это конец, - подумала Айша и закрыла глаза. Ее охватило безразличие, тело стало каменеть.
Гулкий выстрел раздался так громко, что показалось, как будто под самым ухом.
Зверь упал на нее, придавив своей массой. Завоняло псиной.
Остальные собаки заскулили и разбежались.
С холма спустился  мальчик. Не намного старше ее. Лет веннадцати. В руках держал  ружье.
- Вставай. Пошли, - взяв за руку, потянул он девочку.
- А они?  Что с ними?
- Они мертвы.
- Но их съедят ведь.
- Какая разница. Они же все равно мертвы.
Мальчик силой потянул ее в сторону. Девочка покорно пошла за ним, заливаясь слезами.
- Меня зовут Смагул, - важно сказал мальчик
- …. Я...Айша, - прошептала девочка, еще не оправившись от шока.









Глава 11. Апа

Море  раскинулось на сотни километров, до самого горизонта.
Словно на этом месте заканчивалась земля, а дальше была бесконечная вода.
Чистое, безмятежное, спокойное в своей ленивой ряби, оно словно  жило своей, отдельной, нечеловеческой жизнью, где нет людей и голода, а есть только величественная вечность.
Даже степной ветер, уверенный и сильный в степи,  растворял свои силы, покорившись  мудрому спокойствию синего великана. Вдали чернели маленькие утлые суденышки рыбаков. А вдоль берега раскинулся тонкой змейкой  черный рыбацкий поселок из врытых в землю саманных землянок.
Смагул пошел к самой крайней, самой маленькой, у которой крыша была почти вровень с землей. Внутри сильно пахло рыбой, сыростью, и жженым адыраспаном .
Тусклый свет падал из маленьких проемов окон, устланных прозрачной  животной  пленкой, местами оторванной и свисающей лохмотьями.
Возле окна стояла разваленная, потрескавшаяся печь, обмазанная саманной глиной, смешанной с кизяком,  на которой варилось что-то терпкое, булькающее и не аппетитное.
У печки хлопотала сухонькая старушка в теплом халате, обмотанная шерстяным платком.
- Апа, - окликнул ее Смагул, - я привел девочку. Она потеряла семью в Степи.
Старушка молча взглянула на Айшу и продолжила мешать варево в казане.
Смагул провел Айшу в другую комнату, еще более холодную и темную.
- Я работаю в рыбачьей артели, мне пора. Ну, не тоскуй, - попрощался он и покинул землянку.
Айша долго сидела, уткнувшись в колени, и тихо плакала.
- Эй, как тебя зовут, - бесцеремонно позвала ее старушка.
- Айша…
- Иди сюда, Айша. Подкрепись, садись к  дастархану , - пригласила старуха к накрытому на кошму износившемуся покрывалу и протянула ей миску с похлебкой.
- Я сыта, спасибо, - отказалась было Айша, с нескрываемым отвращением взглянув на непонятную жижу, хотя в желудке давно ничего не было.
- Кушай. Потом привыкнешь. Мяса нет давно. Рыбу и то забирает власть.  Вот, кормимся требухой рыбьей. Хоть она и воняет, но потом привыкаешь. Коңiл тойса- қарында тойады ..
Айша, сморщив нос, превозмогая отвращение, с трудом стала хлебать варево с ужасным вкусом.
- Ничего, - усмехнулась старушка, - это только на первый взгляд. Человек ко всему привыкает. Меня можешь звать Алуаш апа .
Из каких-то закутков кармана, Алуаш вытащила кусочек желтого сахара и протянула Айше:
- Тебе нужно хорошо питаться. Сахар нужен, силы нужны. Тебе жить и жить. И не думай о тех, кто ушел.
Подкрепившись, Айша почувствовала усталость и незаметно заснула за дастарханом.
Ей снился родной аул, маленький жеребенок Керулен, лужайка и речка  в богатых на растительность родовых землях под Омском. И отец, смеясь, усаживал ее на строптивого жеребенка.
- Әке, Әке , - вскрикнула девочка и проснулась в полной темени.
Рядом лежала старуха.
- Әке, - тихо  зарыдала Айша, вспомнив день. Сквозь маленькое окошко светила тусклая, безрадостная луна.
- Иди ко мне Айша, ложись рядом, - потянула к себе Алуаш и, укрыв одеялом, стала ласково гладить девочку:
- Давным-давно, Айша, вдоль берега этого моря шел қобызшы  Қорқыт . Говорят, он боялся смерти. Кто ее не боится? Даже те, кто прожил сто лет, боятся ее. И он пытался убежать от нее. Он уходил от людей, чтобы не видеть, как умирают люди.
Но везде смерть его преследовала. Он видел ковыль, выгоревший от солнца, дерево, упавшее от молнии и высохшее, раненого кулана , съеденного волками, рыбу, которая задыхалась на высохших протоках.
Все напоминало ему о том, что и его конец близок. Так устроен этот мир.
Всему когда-то приходит конец.
Видя и слыша все это, Коркыт в своих одиноких терзаниях выдолбил из дерева ширгай — первый кобыз, натянул на него струны и заиграл, изливая свои мучительные мысли и чувства. Он вложил всю свою душу в эти мелодии, и чудесные звуки его струн прозвучали на весь мир, дошли до людей, захватили и пленили их. С тех пор мелодии Коркыта и созданный им кобыз пошли странствовать по земле, а имя Коркыта осталось бессмертным в струнах кобыза и в сердцах людей.
И он перестал бояться смерти. Потому что смерть – это новая жизнь.  После конца всегда есть начало.
Алуаш вздохнула, еще тесней прижав к себе Айшу:
- Страшные времена тоже заканчиваются. После них наступит новое время. Лучшее. Радостное. Но для этой жизни нам нужно выжить.  Голодомор  не вечен. Он не победит жизнь. И Жалан бет  тоже не вечен. Придет  время, когда появится много скота. Станет много рыбы в море. Когда люди не будут умирать от голода. Появятся новые люди. Новые города. И тебе, Айша, жить в них. Оставь сегодняшний день в сегодня. Завтра будет другой день и другая жизнь. Не мучай сердце. Твои родители в лучшем мире. А ты сделай свой мир лучше.
… Голос Алуаш успокаивал и убаюкивал Айшу. Обнявшись, они всю ночь, не сомкнув глаз, пролежали до утра.
Снаружи скулил голодный ветер, прорываясь через щели ночным морозом.
Но им было тепло.
Одна нашла дочь, другая – мать.









Глава 12. Надломленный стебель
 «….  
Уже более трех лет наша партия ведет последовательную борьбу против культа личности И. В. Сталина, настойчиво преодолевает его вредные последствия »  .
Десять лет…
Столько времени он не видел Айшу.
Как быстро и в то же время – как долго.
Эти мучительные года, словно сон, словно тяжелый кошмар, долго не уходящий из его сознания.
Кошмар войны сменился другим ужасом.
Ужасом предательства.
«В конце 1922 г. Ленин обратился с письмом к очередному съезду партии, в котором говорилось:
 
«Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью».
...»
Тенистая весенняя аллея благоухала ароматом нежной алматинской весны.
Весны любви, поры надежды, эпохи молодости.
А ведь он уже не так молод.
Он рано повзрослел.
Вот уже 30. А выглядит… выглядит, словно, изможденный потухший старик.
В тех местах нет жизни.
В тех местах юноша становится ветхим старцем.
«...Большой вред делу социалистического строительства, развитию демократии внутри партии и государства нанесла ошибочная формула Сталина о том, что будто бы по мере продвижения Советского Союза к социализму классовая борьба будет все более и более обостряться. Эта формула, верная только для определенных этапов переходного периода, когда решался вопрос «кто - кого?», когда шла упорная классовая борьба за построение основ социализма, была выдвинута на первый план в 1937 г., в момент, когда социализм уже победил в нашей стране, когда эксплуататорские классы и их экономическая база были ликвидированы. На практике эта ошибочная теоретическая формула послужила обоснованием грубейших нарушений социалистической законности и массовых репрессий».

Его преследовали не страшные картины войны, а вероломство и коварство  тех, кого он считал друзьями.
И слова. Те слова, сделавшие его «врагом».
Их забрали сразу после возвращения, даже не дав насладиться мирной жизнью.
«Агенты империализма. Шпионы английской разведки. Коллаборационисты».
Этих обвинений было достаточно, чтобы упечь их на долгие годы в сибирские лагеря.
«...Положение еще больше осложнилось, когда во главе органов государственной безопасности оказалась преступная банда агента международного империализма Берия. Были допущены серьезные нарушения советской законности и массовые репрессии. В результате происков врагов были оклеветаны и невинно пострадали многие честные коммунисты и беспартийные советские люди...»

Значений слов, в чем их обвиняли, они даже не знали.

«После победы отрицательные последствия культа личности вновь стали сказываться с большой силой…».

Айша встретила его на перроне, уже в июле 45-го.
И они шли, обнявшись, счастливые, растворившись в своей любви и счастье.
Но не все радовались победе.
Каждый второй дом не дождался мужчин с фронта.
Рядом были поселения, куда привезли тех, кого депортировали.
Женщины. Старики. И дети.
Трудно было радоваться, когда каждый второй плакал.
И они, Айша и Смагул, украдкой, дворами, добирались до дому.
Пряча глаза от «потерявших». Опуская голову при встрече с «опальными».
Скрывая  свою радость под состраданием.
«Однако нельзя вместе с тем забывать, что советские люди знали Сталина, как человека, который выступает всегда в защиту СССР от происков врагов, борется за дело социализма. Он применял порою в этой борьбе недостойные методы, нарушал ленинские принципы и нормы партийной жизни. В этом состояла трагедия Сталина».
Многих уничтожили в 30-х.
Но никто не думал, что репрессии продолжатся после войны. Даже, казалось бы, когда ты победитель.
Не дав ни с кем попрощаться, Смагула забрали на рассвете и после быстрого суда отправили в дальние лагеря.
"Нас вырастил Сталин – на верность народу,
 На труд и на подвиги нас вдохновил", – звучало в голове Смагула.
  «Руководствуясь этим ленинским принципом, наша партия и впредь будет смело вскрывать, открыто критиковать и решительно устранять ошибки и промахи в своей работе».

С тех пор Смагул не видел Айшу, которая уже к тому времени перебралась в город и, закончив вуз, работала учителем в школе.
Он не писал ей. Надеясь, что она забудет его, вычеркнув из своей памяти.
Два года он украдкой следил за ней, боясь показаться ей на глаза.
Кто он?  Бывший зек. Враг народа. Человек без паспорта. Никто и ничто.
А она?
Она еще больше похорошела. Статная, красивая, ухоженная.
Ему было стыдно показаться ей на глаза.
«Наша социалистическая страна перестала быть одиноким островом в океане капиталистических государств. Ныне под знаменем социализма строит новую жизнь более трети всего человечества. Идеи социализма овладевают умами многих и многих миллионов людей в капиталистических странах. Огромно воздействие идей социализма на народы Азии, Африки и Латинской Америки, выступающие против всех видов колониализма».
 

Смагул шел по тенистой аллее, держа в руках заветную контрамарку и жидкие цветы.
Стебли цветов надломились, и двое из букета повисли, с отчаянием взирая на своих прямых собратьев. Здоровые, занимая центр букета, оттесняли сломавшихся с каждым шагом Смагула. И один из стеблей, надломившись, окончательно упал на землю.
Но другой держался, даже сломленный, держась  из последних сил за руку Смагула.
«В современных условиях перед коммунистическими партиями и всем международным рабочим движением открываются широкие воодушевляющие перспективы – добиться вместе со всеми миролюбивыми силами предотвращения новой мировой войны, обуздать монополии и обеспечить длительный мир и безопасность народов, прекратить гонку вооружений и снять с трудящихся порождаемое ею тяжкое бремя налогов, отстоять демократические права и свободы, обеспечивающие трудящимся борьбу за свою лучшую жизнь и светлое будущее. Именно в этом кровно заинтересованы миллионы простых людей во всех странах мира».

- Смагул…
Сердце сжалось, готовое выпрыгнуть из груди. Стало трудно дышать.
- Смагул…это я. Неужели ты думал, что я не вижу тебя, - подошла к нему красивая женщина.
- Айша…я….. стеснялся… Ты стала другой. Величественной…и  неприступной…
- …Смагул, - укоризненно покачала она головой, и в ее безумно красивых глазах отразился сжавшийся, рано поседевший мужчина с затравленным взглядом.  - Неужели ты думал, что для меня так важно, как ты выглядишь? Неужели ты поверил в то, что я  на минуту, на секунду забыла о тебе? Была ли хоть одна ночь без мысли о тебе? Был ли хоть один день без дум о тебе… А мои письма?
- Прости, Айша. Я боялся отвечать тебе...Хотел,- порывисто прижал руку к сердцу Смагул  и, судорожно глотая воздух, выдохнул, - Я хотел, чтобы ты поскорей забыла меня. Я ведь другой. Враг. А не герой, - и склонив голову, произнес, - Меня потрепала жизнь. Я не ровня тебе. Я подарю цветы. И исчезну… Навсегда.
- Значит, ты не любишь меня?
- Айша, что ты такое говоришь? - в отчаянии схватил ее руку  Смагул. - Я за тебя жизнь отдам.
- Я знаю, Смагул. Я знаю, - подойдя вплотную, прошептала Айша. Она погладила его щеку. И, проведя ладонью по его волосам, прижалась к нему. И словно вдохнув его запах, прошептала. -  Как долго я ждала этого мига.
Букет упал на землю.
- Айша ...милая Айша, - уткнувшись в ее волосы, пахнущие нежным незнакомым ароматом, прохрипел Смагул, -  Ты согласна быть моей женой?
- Да,  конечно же, да, - тихо промолвила Айша.
- Несмотря на то, что я – враг народа. Что я – уголовник. Человек без адреса. Без паспорта, с жалкой бумагой, вынужденный всю жизнь бояться людей в погонах?
- Дурачок, - с улыбкой взъерошила она его короткие волосы, - Дурачок. Твой паспорт – это твое сердце. А наш  адрес теперь –  любовь.
«Вопреки всем проискам идеологов капиталистических монополий рабочий класс во главе с испытанным коммунистическим авангардом пойдет своей дорогой, которая привела к историческим завоеваниям социализма и приведет к новым победам дела мира, демократии и социализма…
…Чтобы создались условия …… для неуклонного подъема жизненного уровня трудящихся,……для всестороннего развития личности нового человека - строителя коммунистического общества … » .
…
Прохожая- женщина  с авоськой, увидев  упавший  букет,  подняла цветы и понесла к удаляющейся паре.
Но догнав, она застала их целующимися.
Тихонько, чтобы не вспугнуть, женщина аккуратно  положила букет на скамейку, и, улыбнувшись им, чему то довольная, пошла дальше по аллее.






Глава 13. Городские аксакалы 

- Эх, Смагул, ты не любишь сына. Ты не любишь Даира, - упрекала Айша, - погладь, обними. Ты словно старая печь – кряхтишь, да не греешь.
- Эх, Айша, -  в мыслях отвечал он, - Сын – всего лишь часть твоего дела. Почему же люди любят детей больше, чем они их?  Потому что ты творец и дети – твое произведение. И каждый вздох твоего создания отражается на всей твоей сущности.
«Разве могу я не любить его, мою кровиночку. Разве он не смысл всей моей жизни? Почему же ты несправедлива, Айша?  
Да, я старая печь. Я не грею. Но внутри у меня огонь. И  люблю его внутри. В своем внутреннем мире, где Даир – центр Вселенной.
Ох, Айша. Любовь – это не всегда  то, что снаружи.  
Да если бы ты увидела каплю того, что творится со мной, когда думаю о нем.
Но  мне трудно показать ему свою любовь.
Не так я воспитан.
Такая судьба, видимо, мучиться  молчанием.
Не учили меня говорить. А жизнь учила только  молчать.
Не видел я любви родителей, Айша.
Потому что самих родителей не видел с тех времен, как их репрессировали.
 Как и меня, Айша.
Я высох от всего этого.
Но сердце…
Оно не молчит. Оно не может стать камнем, когда есть сын. И старая печь, если в ней есть хоть толика огня, будет греть. »

Смагул шел по аллее, где они впервые встретились с Айшой после его реабилитации.
Словно это было вчера. А прошло почти полвека.
Полвека жизни.
Деревья – свидетели этой жизни.
Им не нужно торопиться.
А впрочем, как и ему. Одно из преимуществ старости – не нужно никуда спешить:
«Я признаю, Айша, что никогда не гладил сына. Но внутри. Я всегда радовался его успехам. Это тихая, безмолвная любовь. Ее не показывают. Ею просто живут.
Отец любит сына больше, чем он его. Все мы сыны своих дел. Все мы отцы своих желаний».

-  Смагул, - окликнул его кто-то.
Смагул узнал знакомый начальственный голос бывшего парторга Мусабая.
Вальяжный,  неприветливый, надутый Мусабай не умел беседовать, а  по привычке  втолковывал  доведенные до автоматизма  лозунги. Мнение собеседника он слушал редко.
- Вы не знаете. Вы ничего не знаете. Все что происходит, я говорил давно. Я предсказывал и год назад. И два. Все это река, которая каждый год течет по тому же руслу. Калкен, ты слышишь меня? – выбирал он жертвой тихого маленького старика в старомодной, темной шляпе, которую тот иногда снимал и долго разглаживал.
В общем-то Калкен только и делал, что разглаживал шляпу.  Старым людям тяжело менять свои привычки.
- Ассалам Алейкум, Мусеке.  Сәлем, жігіттер , - поприветствовал Смагул, сидящих за шахматами стариков на скамейке.
Мусабай надменно кивнул головой. Слегка, чтобы подчеркнуть свое величие.
Таков он, этот гордец, считающий, что не люди нужны ему, а он - им.
Жмурясь весеннему солнцу, старики  сидели в том же парке,  где они каждый день пересказывали одни и те же рассказы, забывая детали, и добавляя новые подробности.
Высокомерный Мусабай, добродушный Калкен, сосредоточенный Герман и  суетливый Кадыр.
Старость особенно больно бьет по тем, кто считает, будто им подвластен бег времени.
- Куда идешь, Смаке? – спросил Кадыр, младший из всех.
- Грамоту получать. И,  наверное, награду в честь юбилея Победы скоро дадут.
-  Смагул Ерланович, құтты болсын , - вежливо, обращаясь всегда по имени отчеству, поздравил Герман. Рожденный в Поволжье, он  был депортирован  в степи Тургая совсем еще маленьким. Но его родители не выжили, не пережив долгий путь.
И Германа усыновила казахская семья.  
С тех пор он подчеркнуто говорил на казахском. Демонстрируя  превосходное произношение и знание языка, заставляя собеседника переходить на литературный уровень. А его лексикон  был очень богатым.
- Рахмет, Герман Фридрихович, - в тон ему ответил Смагул.
- А зачем ты их получаешь? Все равно же не носишь свои медали, - как всегда поддел Мусабай.
Обычно спокойно реагирующий на поведение вздорного Мусабая, Смагул начал закипать:
- Откуда тебе, тыловику, понять? Ты не мерз в окопах. Ты не нюхал пороха. Ты не хоронил своих боевых товарищей.
- Моя роль была не менее важной. Я поднимал тыл. Я поднимал дух. Я выполнял задание партии, -  взял привычно высокую ноту ссоры Мусабай. Он любил свои медали. И в каждый День Победы, Мусабай гордо шагал в парк, надев всю свою амуницию и  привлекая восхищенные взгляды прохожих.
Таков был Мусабай – все напоказ. Всегда на сцене, как и привык, жить всегда.
Но все меньше  было желающих слушать его.
Даже дети, сразу поле смерти его супруги, оставили его одного в большой, уже ставшей не нужной, номенклатурной квартире.
И уже некому было читать нотации. И некого было отчитывать.
Иногда он ходил по парку, выискивая случайных прохожих, чтобы рассказать им про свою жизнь.
Ведь единственная, кто могла слушать его с утра до вечера, ушла. И ему было одиноко.
Старик хорохорился, словно ему никто не нужен.
Но иногда, совсем редко, на праздники, к нему приезжала дочь из другой страны.
И тогда Мусабай менялся, становясь кротким,  мягким,  с печальной поволокой в глазах.
- Мусабай, эти медали напоминают мне о тех жизнях, которых нет. Они отдали жизнь за нашу победу. Но никто из них не носит медали. Потому что не успели. Потому что не дожили. Так почему я должен носить? Да тебе,  гревшему зад на харчах в тылу, и не понять этого.
- Ты не носишь их потому что ты предатель.  Ты ведь сидел. Разве не так? Я все знаю про твое дело. Ты  вступил в контакт с фашистами и был завербован в болотах Белоруссии. Вот поэтому ты и не носишь медали, потому что они не твои. Просто они не твои.
Вне себя от ярости, Смагул подскочил к Мусабаю. Руки сжались в кулаки, готовые треснуть этого ненавистного старика.
Вскочил и Мусабай, выставив перед собой трость.
Они стояли, готовые вцепиться друг в друга.
И тут подбежал Кадыр, встав между ними:
- Қойындар, қойындар . Вы что, словно дети. Вам к Богу нужно готовиться, а вы тут устроили войнушку. Стыдно же. Люди смотрят.
А Калкен, щурясь от солнца,  также молча гладил свою шляпу, с улыбкой поглядывая на них.
- Ақмақ  ты, Мусабай. И натура у тебя недобрая, - с тихой яростью промолвил Смагул, и, развернувшись, пошел  от них.
 Мусабай с насмешкой посмотрел вслед.
Похлопал по карманам, чтобы найти свое лекарство.
Но внутри его охватило сожаление. Сожаление о том, что он перешел грань, которая уже никогда их не сделает вновь приятелями.






Глава.14  Жол 

- Оу, оу, Ол, не гони так. Ты же  не Шумахер.
- А почему нет? Чем я хуже его? Ол - Жол .
- Не смеши. Ты не он. И, Слава Богу.
- Не знаешь ты меня, Даир. И не ценишь. Авто может разогнаться до 260.
- Только не по нашим дорогам.
- Стоит только захотеть. И мы можем 300…А? Попробуем?
- Ол, прошу, не надо.  Темно. Ничего не видно. Давай не будем рисковать.
- Даир, ты слишком долго жил ограничениями. Мама, садик, школа, пионерия да комсомол. И вот – жена. На очереди – дочь и внук. Где-то ты сам – и где-то, что внушили тебе.
- Человек – животное социальное. И перенимает привычки общества.
- Ну, почему? Можно быть в обществе и быть вне его.
- Ты предлагаешь мне быть городским Маугли?
- Маугли – тоже часть системы. Он живой, не ходячий шаблон. Будь просто самим собой.
- Легко сказать. А где Я,  уже не знаю.
- Ты  потерял естество в отношениях.
- Желания …Они чаще всего опасные для меня, для общества.  Для совести.
- Совесть – это иллюзия. Более того, это вредная штука. Забудь.  Все что мы помним – опыт. Любой итог – это память. И пусть память у тебя будет не воспоминаниями упущенного.
- Ты прям, словно тост говоришь.  
Бип – бип.
- Не сигналь, Ол. Это женщина, видимо, за рулем.
- Корова. Понакупали прав и занимают всю дорогу.. .Эй, дай дорогу. Жол, жол.
- Ты проскочил на красный.
- К черту правила. Мы маугли.
- Маугли тоже жил по правилам.
- Теперь правил для нас не существуют, Даир.
- Погоди, Ол. Не торопись.
- Не торопиться?  Ты шутишь? Ты не так молод, чтобы не спешить. А ты…
- Ты опять о ней?
- Да, опять о ней. Почему ты не продолжил? Что с тобой? Ты словно дурацкий анахронизм?
- Мы знакомы всего неделю.
- Всего? Целая Вечность. И у вас еще ничего не было.
- Ну почему, мы уже целовались.
- И это ты называешь поцелуями?
- Для недели очень даже много.  В конце концов, я женат, Ол. Ты забыл?
- Оооо… Даир.  При чем тут жена? С тобой была красивая, молодая женщина, которой ты, заметь, понравился.
- И я вспомнил жену.
- Кошмар....Ты ведь ни разу не изменял жене, Даир?
- …. Зачем спрашиваешь,ты ведь знаешь.
- Ну, так попробуй. Лучше яркий грех, чем тусклая добродетель. Да и что такое грех? Это тоже самообман, а по сути – ничего.
- Я не могу. Пока не могу. Если мы разойдемся, то…
- Тьфу ты. Ты ханжа. Посмотри на своих друзей. На Даурена, на Максима,  на Серика. У всех не просто любовницы. А целые токалки . Понимаешь? И при этом они не забывают изменять даже токалкам.
- Изменять токалкам? Это же двойная измена.
- А, ну да. Ты же ни разу не изменял, тебе не понять. А сейчас новая мода- изменять любовнице с другой любовницей. Слушай, а может, ты импотент?
- Отстань.
- А нет. Ты фригиден. Обычно фригидны женщины. А ты фригидный мужчина. Ха - ха.
- Заткнись. Ты уже раздражаешь меня. И выключи эту песню.
-  Почему? Эта песня же тебе нравилась. «Лооов из лузинг гейм» .  Напоминает о том, что ты проиграл все любовные фронты….
- Я тебя не слышу, Ол. Я закрыл уши…
…
« - Услышь себя, Даир. Тебе нужно встряхнуться и наконец  проснуться, - затянувшись сигарой, выдыхал дым и перегар на него, слегка опьяневший  Дауре., - Я тебя плохого не посоветую. Ты мне ведь как родной брат.
Даир молча глядел в свой стакан.  
Не хотелось. Пить. Говорить. Думать.
 - Послушай, Даир, - продолжал Даурен. -  Я недавно был на одном тренинге. Чаще всего – это галиматья с целью сбора денег. Но здесь мне понравилось. Называется тренинг «mindawake», то есть - пробуждение ума.  Мы же все сомнамбулы. И ходим, как роботы. А нужно пользоваться жизнью. Вот я и решил тебя познакомить с молодой, незамужней, хорошей девушкой. Ты обновишь клетки. Помолодеешь. Пройдет всякая дурь.
Даурен любил молодых девушек. Но молодо от этого не выглядел. Потасканный, одутловатый, рано полысевший, он выглядел намного старше подтянутого Даира.
- Ее зовут Адина. И не я один, а мы все так решили, - кивнул он на друзей, сидевших за столом.
Все одобрительно загудели.
Здесь были почти все: Рус, Шамиль, Макс,  Адик, Серик.
Кроме Бахи, который переехал  в Астану.
- Здесь все твои друзья, - поддержал Сери., - Мы рядом. И к кому ты можешь прийти в такую минуту, как не к нам? Захочешь – вернешься к Айсулу. Но когда у тебя есть альтернатива – женщину легче контролировать. И они это чувствуют. Нельзя привязываться к одной. Это даже для психики вредно.
- Хорошо, - устало согласился Даир.
- О! Вот это другое дело. Я дам ее телефон. Мы ее уже уговорили. Она ждет,  - обрадовался Даурен. - Официант, принеси ручку и  бумагу, - и, повернувшись к Даиру, зашептал пьяным амбре. -  Она  просто бомба. Ноги – от ушей. Груди, бедра… Ахххх… бро, я прям тебе завидую,- подмигнул он».

- Отвези меня, Ол.
- Куда? К Айсулу?
-  Нет…
- К родителям?
- Нет…. Только не туда, пожалуйста. Хватит мучить стариков.
- Так куда? Куда…?
- …Выбери сам, Ол. Я не знаю…
- Хорошо. Доверься мне. Я довезу тебя, Даир. Еще как довезу.






Глава 15. Киноклуб

На большом экране героиня долго плакала.
Завыла  музыка, утяжеляя и без этого надрывные кадры.
Всплакнула женщина в третьем ряду
Вздохнул зал.
Даир пытался уложить в сознании нелинейное повествование надрывного фильма.
Но никак не получалось влиться в сюжет, которого, впрочем, и не было.
- Здесь не нужно логики. В этом жанре нет начала и конца. А чистое дао, пустота, наполненное  смыслом, - шептала новая знакомая Адина.
 … Печальная героиня,  распустив волосы, бесцельно  бродила между желтыми деревьями, временами обнимая стволы тополей, и зависнув  крупным планом в кадре.
Щемящая  музыка усиливала невольное сострадание к этой, и без того безрадостной, запутавшейся, девушке.
…
Слева сидел андрогинный  зритель.
На те двадцать процентов периферийного зрения,  почему-то вызывая раздражение и желание узнать пол.
На экране появился старый грузовик, кряхтя  едущий по такой же унылой, как и фильм,
разбитой дороге,  и без того удручая минорный фильм.
Бесполый сосед заерзал, слишком изящно по-женски, но с небольшой мужской резкостью. Растрепанная  героиня и разодранный фильм стали раздражать Даира. Как и сентиментальные всхлипы зрителей.
Гламурный, вальяжный зал в респектабельном торговом молле и диссонирующее помещению кино.
…Адина прерывисто задышала.. Ее грудь вздымалась и опускалась, отвлекая от фильма.
 В такт ей размазывала слезы главная героиня…
 Вдруг Адина инстинктивно схватила его руку, и на мгновение прижалась к нему, обдав пылом чувственного тела.
И смутившись, подалась вперед, опять уйдя в фильм.
Бесполый тоже подался вперед, словно боясь что-то упустить.
Даиру стало жарко от неожиданного прикосновения девушки.
***
При определенном ракурсе Адину можно было бы назвать и красивой.
Но в ней была  какая-то непосредственность. Открытая, агрессивная наивность.
Высокие скулы, волнистые волосы, карие, с проблеском  миндалевидные глаза, чувственный, слегка подведенный ротик под линию модно отрисованных бровей – воплощение мужского желания.
К ней тянуло. И она прекрасно это знала, проходя с напускным безразличием  сквозь бесчисленные мужские взгляды.
…  При первой же встрече она поцеловала Даира, словно они знали друг друга вечность.
И пригласила на премьеру фильма.
Даиру сразу стало легко с ней.
***
….Кадры никак не хотели заканчиваться.  Вбирая в себя последние вздохи и всхлипы зрителей.
Напряжение росло. Депрессивная музыка, истошный крик главной героини и наконец – финальный кадр фильма и жизни самой героини..
Занавес. Аплодисменты. Возгласы:
- Браво! Браво!
Даир вздохнул с облегчением.
Вспыхнул свет, и к экрану вышел ведущий.
Вручив цветы режиссеру, он попросил включить микрофон в зале.
Первый взял микрофон седой мужчина в клетчатой рубашке и помятых темных брюках.
 Поправив  очки, он начал:
- Скажите. Вот ваш фильм – это протест, притча? Или просто очерк?
-  Я рассказчик. Меня не волнует политика. Меня волнуют переживания. Никакого манифеста, - немного торопливо перебила режиссер.
- Но,- чуть сбившись с ритма,  продолжил седой. - Весь фильм вы словно кричите о несправедливости. Фильм  словно политизирован. Лейтмотив читается достаточно ясно: общество равнодушно. Власть несправедлива.
Микрофон вырвала дама с короткой стрижкой, одетая в модные, узкие  джинсы:
- Это искусство. Оно аполитично и в то же время  политично. Нельзя твердо отделить одно от другого. Я призываю не опошлять месседж. А он очень четкий – общество погрязло в лицемерии. Опошление  совершенного произведения  приводит к затемнению смысла, - с непререкаемой дикцией бойко вещала женщина, возраст которой было трудно угадать. - Артхаус - кино не для всех, скажу как искусствовед. И мне хотелось бы высказать благодарность режиссеру за то, что в фильме показаны тончайшие смыслы не только миропознания, но и социальный экстракт накопившихся сублимаций уязвимого прощения.
Зал одобрительно захлопал.
Довольная реакцией аудитории, дама повернулась к залу и продолжила:
 - Фильм – пророчество. Фильм – апофеоз абсурда настоящего и раскрытие тайн тончайших струн искусства. Начиная от дадаизма и заканчивая постмодернисткими  разношатаниями, искусство становится эгалитарным столпом авангардизма. И в этом фильме сошлись многие звезды разных  пониманий философии искусства, где автор интерактивно предоставляет  зрителю возможность принять участие в таинстве создания, а не пассивно созерцать.
Режиссер, смущенная терминами, удивленно  посмотрела на искусствоведа.
- Спасибо, - наконец благодарно кивнула режиссер. - Вы правы, артхаус - кино не для всех. Кино это совершенное искусство. Это воплощение литературы, музыки, театра и живописи. Именно в кино мы можем говорить о совершенном искусстве, а не о неполноценности мысли. Именно кино может сделать человека его сверхсущностью. Но к сожалению, кино не используется в благородных целях, а скорей для зрелища, массовости, для, если хотите, оболванивания людей. Нас мало, мы занимаем всего несколько процентов от вала коммерческого кино.
- Простите, - вскочил  субтильный юноша.
- Это известный киноблогер, - шепнула Адина. - Интеллектуал.
 - Кино не может и не должно затенять, и, тем более, замещать другие формы искусства. Литература  остается литературой, со своим ритмом и формой подачей информации и чувств. Ни один фильм не может заменить ни  скульптуру, ни театр, ни живопись. В каждой форме и творении свой хронотоп, свой, если хотите, размер. Кино – это скорей сочетание, основанное на классических формах искусства, но имеющее свою, устоявшуюся традицию. То же самое происходит и с виртуальными  играми и информационными технологиями, которые тоже можно назвать  формой искусства. Почему бы и нет?
- Если мир будут населять такие формы, то искусство умерло.  Мы наблюдаем агонию искусства, - мрачно изрекла искусствовед, с неприязнью разглядывая блогера.
- Искусство умерло. Да здравствует новое искусство! - возразил блогер.  - Скорей искусство, как и мир, меняется. Мы же не говорим о конце света с появлением виртуального мира и его замещением реального. Так и искусство, как категория, расширяется, вбирая в себя новые сегменты и формы. А каждый апологет …
- В этом и проблема, что люди видят продукт, товар искусства, а не сам процесс творчества. Товаризация искусства, - прервала искусствовед. - А концепция модернизма и постмодернизма призывает делать упор на процессе, а не на конечном продукте. И если искусство информационных технологий заключено в продукте с лейблом, то это маркетинговый продукт псевдоискусства. Симулякры шедевров, репликативный творческий мир. Искусство – это идея, доведенная до филигранного совершенства, и освященная эстетикой возвышенного и даже сакрального автора.
- Возвращаясь к фильму, - немного покашляв для приличия, наконец-то захватил микрофон седой. - Мне непонятны дискуссии об искусстве. Если следовать вашей логике, то искусство должно отличать от неискусства совершенство. Но признак совершенства – вещь крайне субъективная. Для вас этот фильм совершенен, но не для меня. Для меня это типичная чернуха, да простит меня автор, спекулятивно сотворенная для получения призов на международных кинофестивалях. Об имидже страны режиссер думает в последнюю очередь. Более того, артхаус – это искусство без границ и установок. Можно впихнуть в формат всякий потокосознанческий  вздор, что приводит к личностным  оценкам.
- На то и живем мы в эпоху постмодернизма, где границы искусства расширились, - покровительственно заметил блогер. - Деэволюция от элитарности к эгалитарности.
- То есть все жюри, состоящие из лучших экспертов кино, это болливудчики, чувствами которых можно чернушно спекулировать? -  раздраженно спросила режиссер.
- Нет, я не сомневаюсь в их профессионализме, - стал оправдываться мужчина, - я к тому, что фильмы специально делаются для фестивалей, а не для того, чтобы воздействовать, изменить людей. Любое жюри пристрастно, поймите. И.
- Мир не совершенен, друзья, - прервал дискуссию ведущий, - еще какие вопросы к автору?
- Я не закончил, - попробовал вернуть внимание мужчина, но ведущий проигнорировал его попытки.
Зал молчал, не решаясь вступить в интеллектуальную полемику.
- Спасибо автору. Спасибо зрителям. На этом позвольте мне завершить вечер.
Все стали расходиться.
Даир  наконец-то  рассмотрел бесполого.
Это  был мужчина.






 Глава 17. Спи, Айша, спи

« - Уууффф…», - нарочито громко  вздохнула Айша,  ворочаясь в постели.
В спальне было так тихо, что он слышал каждый ее вздох.
Только редкие, проезжающие авто на улице разрушали тишину глубокой ночи.
Смагул лежал, уставившись в потолок спальни.
Не спалось. Как и Айше.
Сон в их возрасте стал роскошью.
- О, Таңірім , - опять  вздохнула Айша и присела на кровати.
- Укілеме . Не болды?  – раздраженно спросил Смагул.
Айша ничего не  ответила.
Она опять легла, но уже вздыхая тише.
Так они полежали еще некоторое время, пока старику не надоело ее напряженное молчание.
И откинув одеяло, он  раздраженно спросил:
- Ну, что опять?
После небольшой паузы Айша, не поворачивая головы,  жалостливо ответила:
- Не спится, Смагул.  Не спится.
- Так прими снотворное. Ты же мне мешаешь спать.
- Может, я тебе всегда мешаю? – с вызовом спросила она.
- Не начинай. Прошу тебя. Иначе мне придется уйти в гостиную.
- Ой, испугал. Смагул уходит ночью. С подушкой, - зло усмехнулась Айша.
- Ну почему ты вздыхаешь? – немного сбавив тон, как можно мягче, спросил Смагул.
- Неспокойно моей душе. Ты сам ведь знаешь.
- Опять о нем? Ну сколько можно? Он же уже не маленький.
-  Для меня он всегда маленький ребенок. Дитя, -  с легким всхлипом горестно сказала  старуха.
-  Он жив. Здоров. Женат. Что еще ты хочешь от него? – зло отрезал старик.
-  Ойбай -ау . Камень ты, а не человек. Твое сердце не знает жалости. Ты никогда не жалел мальчика. Разве что куском хлеба не попрекал. Словно он не твой сын, а так – со стороны.  Да люди с чужими детьми так не ведут, как  ты с родным. Правду говорят в народе: хороший отец – всего лишь как зять, - завелась Айша.
- Я пытался обеспечить вас. Не было времени для ласк. Вы ни в чем не нуждались. Что еще нужно было? Бросить работу и сидеть нянькой с ним? Разве в этом роль мужчины?
- Да разве дело только в этом, Смагул?  Вон, Досан. И работать поспевал. И  сыном занимался. Ты хоть раз сводил мальчика в кино? Что это за работа такая, что родного сына казнит?
- Спи, Айша. Утро уже, - примирительно было начал Смагул, но жену уже  было не остановить:
- Совесть тебя не мучает, вот и спать можешь спокойно. А вот я не могу, - со злостью бросила она. И опять жалостливо: - Затравленный, бедный  мальчик. Он лишний раз боится и слово сказать при тебе. И жена у него не лучше тебя. Пилит и пилит ребенка. А балам, сыночек мой, и не ответит ведь. И от тебя нет поддержки. Он запутался. Уфф! Пойду, выпью успокоительное, - всхлипнула Айша, и хромая, побрела в сторону кухни.
 - Мужчина должен быть собранным, а не размазней, - сердито пробормотал он вслед.
«Ласки. Иной раз тумаков бы избежать в его детстве. Какая уж тут ласка.
Выживать. Уцелеть. Не до ласки.
Не зря говорят в народе: Кто сыт и одет – того изведет благополучие.
Слова – враги мужчины.
Слова…».
…
Айша вернулась в комнату, поставив стакан с пахучей валерьянкой на тумбочку.
Улегшись на постель, она отвернулась к стене.
Смагул  знал, что она лежит с открытыми глазами.  
Он  медленно поднял руку, рассматривая в блике уличного фонаря сухую ладонь.
Сжал руку в кулак. И рассек воздух, словно пытаясь отогнать наваждение.
- Может, тебе позвонить ей?
- Я звонила… Уже давно звонила, пока Даира не было. Но она не взяла трубку. Что не сделаешь ради счастья сына.
- Хорошо, Айша, я схожу  к ней.
Айша не ответила.
Они пролежали с открытыми глазами  до утра, думая об одном и том же, но каждый  по -своему.



Глава 17. Азғыр

- Смешной анекдот.
- Я рад, что вы улыбнулись. Ваша улыбка осветила эту улицу. Да что город, весь мир. Позвольте пойти рядом с вами.
- Я не могу запретить вам этого. Хотя, сразу предупрежу: я  дама взрослая. И не первый год  замужем.
- О, вы не выглядите замужней…
-  А разве они выглядят по-другому?
 - Да… они другие.
- Какие?
- Блеклые. Потухшие. Не зовущие.
- Зовущие к чему?
- Ну…хотя бы к разговорам. Или к чему-то большему.
- Да вы пошляк.
- Ну почему. А если речь идет просто о поцелуях. Разве замужняя женщина не имеет права на поцелуи?
- Нет, потому что – это уже измена.
- Да прекратите. Если послушать наше ханжеское общество – все является изменой. Разговоры, встречи, общение. И даже поцелуи. Вы любите целоваться?
- Мне показалось – это слишком интимный вопрос. Тем более,  к посторонней замужней женщине. И вообще, поцелуи – это извращение, как говорил Фрейд.
- Ах, это психоаналитическое ханжество. Они извращают естество.
- Иногда они правы.
- Так вы не ответили на вопрос: вам  нравится целоваться? Хорошо, представьте, что я прохожий, анкетер, социолог. Провожу опрос. Что сложного в этом вопросе?
- Я знаю, что мужчины не очень любят целоваться.
- Не все. Поцелуй – это символ любви. Но я хочу поцеловать вас, не как влюбленный поклонник. Хотя, конечно же, я влюблен уже. А как выражение моего безграничного восхищения  вашей грацией  и красотой. Считайте, что это поцелуй  фаната и поклонника. Адепта вашей красоты, если хотите.
- Вы меня смущаете своей пестрой лестью. Я думаю, что на этом мы можем остановить наше общение. Дальше  я пойду одна.
- Но как я могу оставить вас, когда вы тащите хозяйственный пакет с продуктами.   Женщина с такими пакетами – это то, что ведет к концу света.
- И что вы предлагаете?
- Я вам предлагаю принять мою помощь. Всего лишь донести пакеты. Больше ничего. Я даже имя не буду спрашивать. Считайте, что я борец с несовершенством этого  мира. И если  я исправлю хоть одну деталь,  день не будет прожит впустую. Я прошу вас.
- И вы отстанете потом?
- Да, я вам обещаю. Клянусь моей честью.
- Хорошо…
«- А он мил, Айсулу.
- Да…, пожалуй.  Но этот аккуратный, обтянутый вид, и нарочито изящно, не по-мужски  повязанный шарф  выдает в нем дамского угодника. А может, и –жиголо. На улице столько молодых, красивых девочек. Почему же он пристал ко мне?
- Да брось, Айсулу. Ты не так стара, чтобы разбираться в жиголо. И ты – красивая. А паранойя быстро приводит к старости. Тебя ничего не держит. Посмотри на него с другой стороны. Ведь ты  - теперь одна.
- Я не одна…
- Ну да…Конечно. Жизнь дается один раз, Айсулу. Используй каждый миг».
- Меня зову Азгыр 
- Мы же договорились, без имен. И пожалуйста,  отпустите мою руку. Держите дистанцию
- Простите, простите, нечаянно, - отстранился он и, как будто нечаянно скользнул ладонью вдоль талии.
« - Ах... Боже…
- Ах...
- Почему мне жарко от его прикосновения? Я развратна?
- Ты женщина. Спрятавшаяся в пристойность.
- Я замужем. У меня дочь. И почему у меня такая реакция на незнакомца?
- Незнакомец? Ан нет. Разве не твой  типаж?   Ты давно звала его.
- А как же Даир?
- А давно ли у вас был секс с Даиром?
- …..
- Не можешь ответить?
- …В браке часто так бывает. За два десятка лет страсть остывает.
- А что мне-то это говорить? Ты и сама это знаешь. А тут… Возможность ощутить забытое вновь..
- Какая ты испорченная…
- Мы, Айсулу. И не нужно стесняться естества. В этом нет ничего страшного».
- Уже пришли. Вот мой дом. Спасибо вам, - взялась было за пакеты Айсулу, но Азгыр прижал ее к себе:
- Мы могли бы  попить кофе. Всего лишь кофе. Как друзья. Никакой пошлости.
- Но мы даже незнакомы, - отпихивая его, попыталась освободиться Она.
« Какие у него глаза», - пронеслось в мыслях.
 - Вы знаете мое имя. Значит, мы уже знакомы.
-  Извините, но я... я не могу
« -  Дура, не упускай шанс.
- Нет. Нет. Никакого Азгыра мне».
- Прошу вас, оставьте телефон.
- Нет.
- Или хотя бы электронный адрес…
-  Я не могу. Я замужем. Пожалуйста. Не нужно настаивать.
- Хорошо. Могу ли я просто оставить свою визитку. Я художник. И мне очень хотелось бы нарисовать вас.
- Не обещаю, что позвоню.
- Но мне хотя бы  будет приятно, что у вас есть кусочек моей души. Возьмите пожалуйста, – протянул он золотистую карточку.
-  Хорошо. Но я не обещаю…  Прощайте.
- До свидания. Уверен, мы еще увидимся.
- …Не думаю, - стремительно зашагала она, словно убегая от наваждения. Но перед подъездом остановилась, успокаивая дыхание. И оглянулась.
...Он все еще стоял, улыбаясь ей вслед.
« - Какой кошмар. Давно такого не было. Я горю.
- Это любовь. С первого взгляда.
- Прекрати. Ничего не может быть у меня с ним. У меня есть Даир. Я его люблю.
- Который сбежал, бросив тебя?
- Не бросил. Он  ушел на время.
- Какая ты глупая. Даир  разлюбил тебя. У него кто-то есть. Уверена.
- Я тебе не верю. Он любит меня. Я – его. У нас все будет нормально. Как раньше.
- Раньше? Ну, ну…. Любовь – это когда терпите друг друга непонятно из-за чего? Не обманывай ни себя, ни меня.
- Отстань. Ты всего лишь мое подсознание. Или мои дурацкие, грешные мысли. Просто замолчи».
…Все еще обескураженная, возбужденная, Айсулу вышла из лифта и  натолкнулась на  стоявшего  возле квартиры Смагула.
-«Надеюсь, он ничего не увидел», - пронеслось в голове . - Сәлеметсіз бе, папа, - с почтением поздоровалась она.
- Амансын ба, қызым , - улыбнувшись, ответил Смагул и, подойдя крепко обнял невестку.
От него повеяло острым ароматом советского одеколона.
Смагул никогда не изменял своим привычкам, предпочитая много лет один и тот же запах.
Запах детства. Запах папы. Запах мужчины.
- Ну что же вы, папа. Почему не позвонили. Я бы вас встретила. Долго ждали?
- Ничего, доченька. Мы привыкли ждать. Нам это сподручно. У нас сейчас жизнь – терпеливое ожидание, - Старик не стал говорить, что они уже несколько дней пытаются дозвониться. Да и она знала. - Дай помогу с пакетами, доченька.
- Я сама, пап. Не беспокойтесь, - открыв дверь в квартиру,  Айсулу  пропустила вперед старика, -  Проходите за стол, папа.  Сейчас я быстро накрою дастархан .
- Доченька. Я все еще мужчина. Только после тебя, - молодцевато отказался Смагул и пропустил невестку вперед.
 ***
Неторопливо смакуя, они молча потягивали чай.
Хотя, чай  Айсулу был неважным.
Она нарушала пропорции, температуру и подачу.
Не сравниться с мастерством  старушки Айши – треть молока, четверть кипятка, побольше заварки,  поменьше воды и обязательная плитка для подогрева чайника.
И самое главное – плавность в передаче кесе .
Движения Айсулу были рваными, нервными, словно она торопилась куда-то.
Хотя, так было всегда.
- Как моя девочка, моя Анель? Давно она не заходила к нам, - наконец нарушил молчание Смагул.
- Она много работает. Вы извините ее, - оправдывалась Айсулу за дочку, которая  уже ушла жить к своему жениху.
« Дважды покинутая. Мужем. И дочкой», - усмехнулась она внутри себя.
- Доченька. Даир у нас, - начал осторожно Смагул.
- Я знаю, папа.
- Ты знаешь, что мы со старухой постоянно желаем вам счастья, - медленно продолжил Смагул.
«- Не уверена насчет нее, - подумала Айсулу.  - Когда-то она, Айша хотела женить Даира на дочке своей подруги. А тут… приезжая отхватила ее теленка.  Вот досада...»
- Я знаю, о чем ты думаешь, Айсулу. Что вспоминать прошлое... У вас нелегкие отношения были с Айшой. Но сейчас, поверь, мы оба хотим, чтобы вы жили вместе.
- Знаете, папа. Я ни разу не уходила за все это время к родителям. Но почему он при любом конфликте бежит к вам?
- Айсулу, мы его, видимо, разбаловали. Это наша вина.
- Нет. Не ваша вина. Он мужчина, и должен сам отвечать за свои поступки. И почему	 приходите вы, а не он сам?
- Потому что мы старше. И много видели. А когда много живешь, то одна и та же история постоянно повторяется, - умоляюще посмотрел  он на невестку. - Ты  мудрей, чем Даир. Пойди ему навстречу. Поговорите друг с другом.
- Но как, папа?
- Приходи к нам.
- Он убегает, а я должна бегать за ним?- оскорбилась Айсулу.
- Ты сильней.  Гордость – это обида. Обида – это слабость. И что поделаешь, если в вашей паре ответственность лежит на тебе.
- Нет, папа, при всем уважении к Вам лично, я не могу. Я его не выгоняла. Пусть возвращается, и мы поговорим. Но к вам я не пойду.
- Но тебе одной трудно будет, доченька. Послушайся меня.
- Даже если будет трудно, я справлюсь. Я не нуждаюсь ни в чьей помощи, - твёрдо отрезала она.
…
Они замолчали. Уставившись в безмолвный экран телевизора.
Певец в больших, на пол-лица, солнцезащитных очках с застывшей мимикой пел что-то беззвучное.
Зал также беззвучно аплодировал.
...Наконец старик встал.
- Сау бол , доченька. Спасибо за чай. Передай Анель, пусть не забывает нас.
-  Я ей предам…, то есть передам. До свидания, папа.






Глава 18. Адина

- Вы женаты???
- Вы?
- Это из-за уважения... к…
- Моему возрасту?
- Нет... что вы… то есть ты
- Я не знаю,…женат я или нет. Был женат.
Даир вытянул сигарету и, прикурив, жадно затянулся.
Медленно, словно нехотя, выдохнул дым, глядя на плетущегося  пожилого мужчину с понурой собакой: непонятно было кто больше устал от прогулки: хозяин или собака. Оба брели через силу.
- Я устал.  Устал от себя в браке. От нее в замужестве.  Все было так просто, когда мы были холостыми. Когда просто встречались.
Мелкий, начинающий дождь, накрапывая, омывал улицу, размывая  редкие силуэты и контуры деревьев.
-  Разве от счастья устают?
- Я не знаю. Я не уверен, было ли оно ...счастье.
- Все зависит ведь от нашего отношения. Мы и есть носители счастья.
- Ноша счастья порой очень тяжела. Семья – это грань, за которой нет четкого определения.
Дождь, усиливаясь, все больше размывал улицу, превращая маленькие лужайки в мутные потоки.
-  Привычка, обида. Опять привычка. И так  много лет.
- Вы любите ее?
- Любил… Когда мы были достаточно молоды, чтобы любить.  А сейчас...Я ее уважаю. Уважаю, как мать моего ребенка. Уважаю – как друга, сестру – родного человека, как привычку,  с которой мы делили кров,  еду.  А сейчас… только усталость от этой привычки.
 Докурив одну сигарету, он взял другую. Помяв ее... бросил, так и не прикурив.
Стало холодать.
Он обнял ее и, взяв ее лицо в свои ладони,  слегка поцеловал в кончик носа:
- Ты внесла новое ощущение в мою жизнь.
- А где гарантия, что ты не устанешь от меня?
- Скорей, ты устанешь. Я быстро  постарею… А ты? Ты так же будешь молода и красива.
Он  поцеловал ее волосы, с наслаждением вдохнув  аромат свежести и новизны.
«Как давно не было женщины у тебя, Даир?»
Даир дернул головой, словно отгоняя мысли.
- А я…я нравлюсь тебе? - спросила она, отдаваясь его объятиям.
- Да, - судорожно глотнув воздуха, ответил Он. - И я буду тебя любить вечнооо, - дурашливо крикнул на всю улицу Даир.
- Не кричи, ты всех разбудишь, - засмеялась она,  отдаваясь его поцелуям. И прошептала, - И я….  и я…
«Поцелуй день -  и ты поцелуешь  вечность».
…





Глава19. Монолог улицы

«..Это был ветер Востока, не имеющий женского  рода.  Не понимающий мягкости песка. Он превращал воздух в ураган, высасывая из него доброту и обрекая его на отчаяние.
И только  Она приплывала, откуда-то с Юга,  умиротворяя  его звериный рык,  облекая его страсть в нежный тюльпан любви.
Мягкий дождь робко падал каплями на его уже остывшее податливое тело».
И при этих словах, действительно закапал дождь.
Она взглянула на небо и, спрятав книгу в сумочку, вскочив со скамейки,  побежала из аллеи.
Жаль.
В какой-то момент я полюбил книги. Они дышат так, как я. Невидимо для людей. Неслышно для прохожих.
Я люблю читать книги людей.
Иногда, читая вместе с ними, ты растворяешься в чужих, выдуманных или реальных мирах.
Здесь много читают. Но мало кто слышит книгу.
Легкие женские романы – читают мамочки с детьми.
Строгие, сухие книги – серьезные пенсионеры.
И легкомысленные рассказы читает  молодежь.
Любой город наполнен книгами.
Как и венами, сосудами и артериями.
Я хотел бы быть книгой.
Но я – просто вена.
Не самая главная. И не самая, наверное, важная.
Но быть веной большого города – это хлопотно и неспокойно.
Когда-то меня считали самой центральной артерией города.
Но сейчас,  я скорей где-то сбоку.
А сам центр стал большим.

Нас часто не слышат. Не замечают.
По нам ходят, не задумываясь о том, что мы ощущаем каждый их  шаг.
По нам ездят, разрывая покой громкими сигналами.
Нас раскапывают.
Нас стригут. Представляя, что так наверное красивей.
Мы – это то, что хочет видеть человек.
Но у каждого из нас своя мелодия.
У проспектов – громоздкие марши.
У такой улицы, как я – простая песня.
Спокойная ария, больше служащая успокоению, а не побуждению.
Ночами мы устраиваем свой, неслышимый для человека – концерт.
А наутро, в суматохе, мы замолкаем, позволяя неугомонному  человеку дальше шуметь по своим суетным причинам.
Мы любим осень и зиму.
Мы любим лето и весну.
Каждая пора – это особый аккорд в нашей жизни.
А я …. - особенно музыкальна. Ведь меня назвали в честь композитора.
И я часто играю не сыгранные либретто, не исполненные арии, не спетые баллады.
Я улица музыкальной памяти.
Но человек, назвав нас в честь кого, быстро забывает.
И мы остаемся в  жизни только как табличка. Железный, бездушный указатель.
А ведь у нас тоже есть душа. У нас есть мысли. У нас есть чувства.
Мы много что любим, и нам  тоже многое не нравится.
Особенно мы не любим  грязь.
 И эти милые люди с лопатой и метлой – наши лучшие друзья.
Ведь  любой  плевок – это плевок в нашу душу.
Но я появилась под счастливой звездой.
У меня нет угрюмых заводов и грязных, дымящих фабрик.
Нет шумной, суматошливой  торговли.
У меня – аллеи и парки.
Ко мне любят селиться. Но редко – уезжать.
И даже случайный прохожий, заблудившись, долго не хочет уходить от меня.
Я нахожусь в центре.
И на мне живут счастливые люди, предпочитающие меньше шуметь, ненавидеть, сорить.
Я – улица любви.
Влюбленные пары, особенно весной и осенью, гуляют по моим аллеям, заряжая и меня своими чувствами.
И в этот момент я тоже люблю.
Люблю человека. Люблю мир. Люблю любовь.
Как эту пару, которая парит  в облаке  любви.
Они счастливы.
Так, как бывают счастливы влюбленные, а не уставшие друг от друга люди.
Вот он нежно обнимает и целует ее.
Потом, немного смутившись, они идут вниз.
Вот они  пересекают другую улицу, тоже музыкальную, тоже композитора, и, спустившись  ниже, останавливаются возле моего ровесника – старейшего в аллее дерева.
  …Он  вновь привлек ее к себе и уже более уверенней поцеловал в губы.
Она ответила.
Страстно. Порывисто. Торопливо.
***
  Они целовались. Ворковали. И, отдышавшись, опять целовались.
Затем, взявшись за руки, пошли вниз
На улице, кроме редких, ночных прохожих, никого не было.
- Счастья вам, – пожелал я им вслед. – Берегите свою любовь.
Но они уже не слышали.
Жаль люди не слышат нас. Нам есть, что сказать им…






Глава 20. Отцы и дети

- Мама, мы идем туда из-за дедушки?
- Да. Журналисты снимают сюжет о дедушке.
- А мы -то причем?
- Хотят снимать с семьей. Я сама толком не знаю, доча, - отмахнулась Айсулу.  
- А папа тоже там будет? -  с надеждой спросила Анель.
- Где же ему быть? - недовольно сморщилась, словно от боли Айсулу. - Он же маменькин сыночек. Чуть что – сразу за подол матери, - презрительно скривилась она.
- Маа, прошу, не говори так про папу, - с упреком в голосе попросила Анель.
- Не затыкай мне рот! - сердито прикрикнула Айсулу на дочку. - Тем более, что это правда.
- Мама,  я просто хочу, чтобы вы были вместе, - тихо промолвила Анель
- А ты меня спросила? – нервно дернулась Айсулу. - Меня вообще в этой жизни кто-то спрашивает? Отец благородно сбегает  из дому. А его дочь  сентиментальничает. А я в этом спектакле  играю роль злой фурии, – стала распаляться  она…
- Успокойся, мама. Мы уже пришли, -  подалась вперед от ее крика  Анель и распахнула дверь подъезда.
- Анель, только там никаких сюсюканий с отцом, - предупредила Айсулу, - Мы сюда пришли только из-за дедушки. А Даир – предатель, поняла меня? – нетерпеливо  дернула за руку дочки Айсулу.
- Угу, - недовольно буркнула Анель и побежала вверх по лестнице.
****
Дверь открыла высокая крупная женщина лет за 50, с красивым, но немного тяжелым лицом. Короткая стрижка и массивность тела делали  ее похожей на тяжелоатлета.
Она надменным прищуром оглядела вошедших и, изобразив радостную  улыбку, воскликнула:
-  Анельчик, мое  золотце. Иди ко мне, моя девочка, - и, схватив в охапку, прижала к груди хрупкую девушку.
От таких объятий у Анель сперло дыхание, и на миг мелькнула мысль, что она немного боится  этой огромной женщины - ее тетю и старшую сестру Даира.
- Тетя Айжан, а папа здесь? – спросила Анель,  наконец оторвавшись от мощного захвата тети.
- Нет, солнышко.   Наверное скоро будет, - ответила Айжан,  кивнув головой  на приветствие Айсулу. И немного  театрально воскликнула. - Где же его носит, ведь журналисты уже здесь.
В коридор из гостиной выглянула  молодая женщина и,  энергично цокая шпильками по старому паркету,  прошла к ним.
- Здравствуйте, меня зовут Алина Владимировна. Я редактор  и ведущая программы «Отцы и дети», - и, протянув руку Айсулу, спросила, -  А вы, как я поняла,  Айсулу – сноха Смагула  Бекетовича?
-  Да, - кивнула головой Айсулу, прошмыгнув мимо занявшей весь корридор золовки.
Взяв за руку Анель, словно старую знакомую, журналистка  повела ее с собой. И за ними, грузно переваливаясь, последовала Айжан.
-  Наша передача о поколениях. Сегодня, наш герой – ваш дедушка, - на ходу рассказывала журналистка. -  Он ведь из  «поколения победителей». Благодаря им мы сегодня живы. И для нас большая честь познакомиться  с таким героем, ведь их так мало осталось, - сокрушенно вздохнула она.
Войдя в гостиную, они увидели усатого оператора, настраивающего видеокамеру.
На диване чинно сидели рядышком Смагул и Айша. А с краю примостилась дочка Айжан - Асия.
- Итак, все в сборе? - спросила ведущая.
- Сына пока нет, - обеспокоенно ответила Айша. - Он должен был прийти. Но что-то его нету.
- А мой супруг не придет. Он не сможет. Работа, - вмешалась Айжан.
Неприступный, словно статуя, Смагул, нахмурил кустистые брови.
Журналист посмотрела на настенные часы, и переглянувшись с оператором, объявила:
- Начнем. Времени нет. Витя, - обратилась к оператору. - Свет на героя падает неправильно.
- Нормально падает, Аль. Не кипишуй, - недовольно пробурчал тот.
- Витя, картинка не пойдет. Посмотри сам - нет фокуса, размыто все.
Оператор, оторвавшись от камеры, нехотя склонил софит, подвинул штатив:
- Все?
- Проверка связи. Раз. Раз. Витя, ты проверил микрофон?- опять обратилась ведущая к оператору?
- Да, проверил. Все нормально, звук идет, - раздраженно  огрызнулся мужчина.
- Витя, ты помнишь, как  пришлось весь материал вырезать из-за звука? Не ленись, проверь еще, - настойчиво  попросила она.
Оператор злобно зыркнул глазами, и  хотел было что-то сказать, но, взглянув на сидевших людей, послушно подошел к Смагулу и, взяв петличку микрофона, постучал пальцем:
- Нормально. Как я и говорил.
 - Спасибо, Витя, - натужно улыбнулась журналистка и повернулась: -  Ну что же, начнем тогда без сына, Смагул Бекетович. Вы немного расслабьтесь. Вы слишком напряжены.
Смагул изменил позу,  вытянув голову.
 - Смагул Бекетович, а вы не хотите надеть свои ордена? – спросила репортер.
- Нет, доченька…я не  хочу, - почему- то покраснев, ответил Смагул.
- Жаль, прекрасная картинка получилась бы, - с досадой  поджав  губы, произнесла ведущая.
- Давайте без орденов, - поддержала Айжан.
- Ну что же, без орденов, так без орденов. Итак, по моей команде. Сначала  мы покажем героя. Потом уже всех вас. И каждый скажет слово. Хорошо?
Все согласно кивнули головами.
- Алина, поверни героя вправо, - попросил оператор.
- Вот так?  
- Да, и пусть голову склонит влево.. Ага, примерно так…, - взглянув из-за камеры удовлетворенно  хмыкнул оператор.
Присутствующие молчали, напряженно сложив руки на коленях, как послушные дети .
Только Анель сидела, уткнувшись в телефон.
-Так, молодежь, прошу вас всех выключить телефоны, - попросила журналист. - Итак, начнем.
Поправив  лацкан пиджака Смагула, журналистка слегка пригладила волосы смущенного ветерана и, взяв микрофон в руки,  начала отсчет на пальцах:
- Поехали. Мотор, - оператор снова скрылся за камерой, на которой загорелась красная точка.
- Смагул Бекетович,- начала  журналистка. - Мы рады приветствовать вас и видеть в добром здравии. Наш телеканал хотел бы рассказать о ветеранах в кругу своей семьи. Здесь собрались все ваши родственники?
- Спасибо, доченька, - ответил, покряхтывая Смагул.  - Да..здесь мои дети.
Внезапно в дверях появился Даир, и не решаясь войти, остановился на пороге.
Журналист махнула оператору:
- Витя, стоп, - и, повернувшись к вошедшему: - Вы и есть Даир?
- Да, это мой младший сын, - ответила за него Айша.
- Ну, хорошо, давайте начнем сначала, - искусственно улыбнулась журналистка, недовольно посмотрев на оператора.
Даир присел на стул у двери, не здороваясь ни с кем, и уткнулся взглядом в камеру.
Айсулу незаметно  выпрямилась, демонстративно игнорируя его.
- Мотор, - буркнул оператор.
- Мы сегодня в гостях у героя. У ветерана войны. У живого свидетеля этой ужасной  катастрофы двадцатого  века – Смагула Бекетовича. Этому поколению мы обязаны своей жизнью, - начала снова на торжественной ноте ведущая, и повернулась к Смагулу:
- Добрый день, уважаемый Смагул Бекетович. Наш телеканал поздравляет вас с наступающим праздником – священным Днем Победы.
- Добрый день, - кивнул головой старик, напряженно глядя в камеру.
-  Расскажите, пожалуйста, немного о том времени. Как вы попали на фронт?
- Мне было шестнадцать  лет в 44-м  году, - неторопливо начал Смагул. - Война уже заканчивалась, а мы не повоевали. В селе не осталось взрослых  мужиков. Только женщины, дети, и старики. А мы не относились ни к старикам, ни к взрослым. Я был  крупным парнем и выглядел на все 20, а то и 25 лет. И я попросился на фронт.
- Вам не было страшно?
-  Страшно?- усмехнулся Смагул. - Мы рвались на фронт. Каждый мечтал быть воином и защищать Родину. Такой был дух. Хотя, конечно были и дезертиры. Но их было мало.
- Но разве в 16 лет можно воевать?
- Нельзя. Но если сильно захотеть, -  улыбнулся  Смагул. - Я обманул военкома, что потерял документы, и хитростью забрался в состав, идущий на фронт. А там такая неразбериха, что не до меня было. Меня сразу отправили на третий Белорусский фронт… Вот так я и попал на войну.
-  Мы еще вернемся к теме войны, уважаемый Смагул Бекетович. Но сейчас хотелось бы поговорить  о вашей семье. Ведь тема нашей передачи – «Отцы и дети». Вот здесь собралась вся ваша семья?
- Стоп! – дернулся оператор. - Аля, звук пропал,- подойдя  к журналисту взял в руки микрофон  и подул в него.
- Слова героя вошли? – раздосадованно спросила журналистка.
- Да. Он в норме. Только свою речь, - вернувшись к камере, поднял руку. - На счет три. 1, 2, 3. Пошли.
- Наша передача об отцах и детях, - натянув снова  улыбку, повернулась к Смагулу журналист, - Здесь собралась вся ваша семья?
- Да, - не поворачивая голову, коротко  ответил Смагул. - Это моя супруга, Айша Александровна.
- Очень приятно. Необычное у вас отчество.
- Мы происходим из рода великого Абая. Он ведь еще переводил стихи Пушкина, - довольная, что наконец-то на нее обратили внимание, начала Айша. - Мой дедушка тоже любил стихи Пушкина.  Учился в Омской гимназии.  Вот он и решил назвать сына в честь любимого поэта – Александром.
- Как замечательно. А вам нравятся стихи Пушкина?
- Конечно…В нашей семье мы учили его стихи с детства. Как сейчас помню. Хотя, память уже подводит меня. И мои дети любят Пушкина.  
- Айша Александровна, вот вы, люди поколения, которое выросло в сложное время. Отличается ли ваше поколение от современного?
- Ммм…я не знаю, - замялась Айша, перебирая в руках платочек…. – Мы  со Смагулом ведь рано потеряли  родителей. Я своих потеряла в степях Бетпақ Дала , когда мы бежали от голода. А родители Смагула были репрессированы. И мы пытались дать то тепло детям, которое сами когда-то не получили. Нам не с чем сравнивать. Ну, старшую Айжан мы не так баловали. Она родилась в 58-м  году…Тогда у нас не было своей квартиры и мы мыкались по углам. Но вот младшего, Даира, мы баловали. Тогда у нас уже была своя жилплощадь.
- Скажите, Айша Алекандровна,  вот говорят о конфликте поколений. А есть ли он у вас с   вашии детьми?
- Дети как дети, - немного замешкавшись, ответила Айша. -  У меня никогда не было проблем с детьми. - посмотрев на Айжан, немного с гордостью добавила. - Послушные, примерные. Они никогда не доставляли  проблем.
- А вы, Айжан, - повернулась  к старшей дочке ведущая. - У вас было непонимание с родителями? Может, они были очень строги? Или наоборот? Есть ли то, что вас отделяет или отличает от их поколения?
-  Конечно, - уверенно ответила Айжан. - Вы правильно заметили, это поколение победителей. Они всегда для нас были героями. Мы учились в школе на их  подвигах. На их духе. И смотрели на них снизу вверх. Мы выросли в их тени.
- А что вы думаете о конфликте поколений?
- Я, честно признаться, не совсем понимаю вопроса.
- Витя, стоп. Выключи камеру, - раздраженно  крикнула журналистка  оператору. И повернувшись: - Понимаете, у нас передача посвящена отношениям поколений. Каждое поколение  имеет свои особенности. Здесь собрались три поколения. И мы хотим показать контраст поколений.
- Но если у нас нет конфликта? Тогда что? Мы никогда не ругались. Живем мирно, -удивленно произнесла Айжан.
- В любой семье есть конфликт!
- Так у вас передача посвящена скандалам, ссорам? – возмутилась Айжан. – Вряд ли это понравится родителям. И, - поглядев на свою дочку, добавила – Мне и детям.
- Вы неправильно поняли, Айжан, -  смягчила тон ведущая, - Конфликт – он не в буквальном смысле. Это как у Тургенева «Отцы и дети», вы читали?
-  Ну кто не читал эту книгу. Хотя бы в школе.
- Так вот, там есть проблема разницы поколений. На Западе даже есть ранжирование поколений.  Ваших родителей можно отнести к поколению войны - поколению героев. Дальше идут поколение бэби бумеров. После них – поколение X, это рожденные в 1965-1982 годах  . Их отличает недовольство властью, недостаток доверия руководству, политическое равнодушие, озабоченность экологией.  На них сильно повлиял распад СССР, перестройка, 90-ые, и, конечно,  появление Интернета.
- Ну… эти факторы повлияли на всех. И даже на родителей, - кивнула головой Айжан в сторону стариков, удивленно взиравших на журналистку.
- Они оказались больше пассивными наблюдателями.  В отличие от другого поколения, -возразила ведущая.
- Даира можно отнести к иксам. Он родился в 1968-м году. Тем более он ходячий Икс, - пошутила Айжан. - А как быть мне? Ведь я родилась в 58-м  году? Ни туда, ни сюда.
  - Я думаю, что вы входите в ареал как бэбибумеров, так и иксов. Несколько лет разницы значения  не имеют.
- А дети? Их куда?
- Вот, - продолжила журналистка. - Они уже из следующего поколения. Какого они года рождения?
- Моя дочка, Асия, 85-го года рождения.  Но у меня есть еще сын. Он старше. Он 82-го. А Анельчик, вот она 89-го. Сын получается из другого поколения, что ли? Моего? Мы с ним одного поколения?
 - У иксов нет барьеров с детьми. Они словно ровесники.  Начало 80-х по конец 90-х – это уже поколение Игреки. Их называют  поколением «питерпенов», не желающих взрослеть. Им интересна вечная молодость.
- А кому неинтересна вечная молодость? - улыбнулась Айжан.
- Нет, ваше поколение серьезно относится к зрелости и четко очерчивает границы взрослой жизни, - поучительно заметила журналист. -  Вы - последнее поколение, уважавшее корпорацию, рабочее время. А игреки – это фрилансеры, свободные люди. Они сами выстраивают графики и сами планируют рабочее время. Дальше идет поколение Z, зетовцы, родившиеся в 90-х и нулевых.  Их уже можно называть цифровым поколением. Их мало волнуют чувства, они сконцентрированы на своем пространстве, внутреннем  мире и эго.

-  У нас нет зетовцев, - перебила Айжан. Все  раздраженно оглянулись на нее.
- Ну тогда, значит, у вас нет и поколения Альф.
- Это еще кто, роботы наверное уже? – шутливо произнесла Айжан, вызвав сердитый вздох родственников, желающих послушать лекцию.
- А это дети ваших детей. Ваши внуки. Впрочем, это все не так строго.
- А зачем нужно поколения впихивать в какой-то ранж? В чем смысл всего этого? -  произнес молчавший до этого Даир. - Каждое поколение было недовольно последующим. Так было всегда.
Все удивленно посмотрели на него.
Кроме Айсулу. Она еще больше выпрямилась и слегка  подалась вперед.
- Вот, - обрадовалась журналистка. - Это недовольство и называется конфликтом. В этом и есть  суть нашей программы. И поэтому я хочу, чтобы вы рассказали об этом.  Мы хотели показать разрез семьи ветерана войны, понимаете?
  - Боюсь, ничего не получится, – хмыкнул Даир. - Не принято у нас говорить эти вещи на камеру.  Все тишь и гладь.
- То есть проблемы есть, но говорить не принято?- спросила телеведущая.
- Проблемы есть в любой семье. Но кто хочет выносить сор из семьи?
- Подожди, Даир. Давай поможем девушке, - обратилась к нему Айжан. - Зато по телевидению покажут.
- Я не хочу участвовать в этом шоу и показывать наш семейный дурдом, - усмехнулся Даир.
-  К тебе пришло телевидение. Веди себя достойно, - одернул сына Смагул.
- А что я делаю недостойного, папа?  Или для тебя все то, что я делаю – априори недостойно? -  с вызовом произнес Даир.
-  Ты как разговариваешь? – взорвался Смагул. – Ты ведешь себя, словно избалованный ребенок, оскорбляя посторонних людей и нашу семью. Что значит дурдом?
- Смагул, не надо. Жұрт алдында масқараладың  , -  умоляюще схватила за его руку Айша.
Но Смагул сбросил ее руку и побагровел от злости.
-  Я никого не оскорблял, - парировал Даир. - Я всего лишь говорю свое мнение. Или я не имею права? Ты же привык, чтобы я всегда молчал. Безмолвная тень, пустое место – вот к чему ты привык!
- Не смей так разговаривать с отцом! - в запальчивости вступилась за отца Айжан. - Ты что себе позволяешь? –  вскочила она  со своего места.
- Это и мой отец. Это и мое право, - злобно огрызнулся Даир. И тоже вскочив, бросил: - Впрочем, вы никогда меня не понимали. И не принимали. – И выскочил, громко хлопнув входной дверью квартиры.
В комнате все замерли.
Было слышно, как Даир стремительно  спускается по ступенькам.
Наконец очнулась журналистка и стала торопливо собираться:
- Извините. Давайте тогда в следующий раз снимем передачу, – и тоже поспешно покинула квартиру вместе с оператором.
 
- Оңбаған  . Кого я воспитал? - не успокаивался Смагул. - Все ты виновата. Совсем разбаловала его, - выговаривал он Айше.
И, не ответив на умоляющий взгляд Айши,  пошел к себе в комнату.
- Тебе нельзя нервничать. Давление поднимется. Выпей лекарство, отец, - засеменила за ним Айша.

- Мне пора на работу, - засобиралась Асия и быстро шмыгнула в подъезд.

Анель уткнулась в телефон, не обращая ни на кого внимания.

- А он испортился, как женился. Раньше он никогда не был таким, - задумчиво промолвила  Айжан.
- То есть это из-за меня он стал таким? - сверкнула глазами Айсулу.
- Ну, не знаю. Все может быть, - покачала головой Айжан.
- Почему вы всегда вините меня во всем?  И вы. И мама, - разозлилась Айсулу.
- Потому что ты из Даира слепила чучело, - с вызовом ответила Айжан.
- Ах так. Значит он был идеальным до меня?
- Да, идеальным. Он был хорошим биологом. Он мог стать ученым. А вынужден был торговать на базаре.
- Тогда многие торговали на базаре, чтобы прокормить семью. И науки уже не было.
- Он мог уехать за границу. Он многое мог бы.
- А что сейчас? Он чем-то плох?
- Он потерялся.  Он несчастен.  Ты слишком жестока к нему.
- Ой, Боже ты мой, - всплеснула руками Айсулу. - Прям испортила вашего мальчика. Скажите еще, что приезжая провинциалка  захомутала городского интеллигента.
- Так и есть. А что, неправда? Да за Даиром все красавицы бегали.
- Знаете что? Ну и берите его обратно. Может, пожените на этих красавицах. Еще не поздно.
- Конечно, высосала сок и выбросила? -  злобно бросила Айжан.
- Да. Теперь он мне не нужен. Возвращаю маменькиного сыночка, - злорадно улыбнулась Айсулу. - Прощайте, – и, схватив плащ, ринулась  из квартиры.
- Дура, -  крикнула вдогонку. – Дура. -  уже про себя с досадой прошептала Айжан, - Вот зачем так вести себя.  Глупая. Как и муж.
И, немного погодя, вздохнув, посмотрела на Анель.
- Ну, я тоже пойду, пожалуй. А то с ума можно  сойти в этом доме. Скоро муж придет. А еще ничего не готово, - словно оправдываясь, пробормотала она. И выйдя из гостиной,  долго копошилась в коридоре, кряхтя обуваясь. Временами она вздыхала,  что-то бубня под нос.
Наконец она вышла из квартиры, и, тяжело дыша, стала  медленно спускаться  по лестнице.
 
***
  Через некоторое время Анель наконец-то оторвалась от гаджета и недоуменно оглянулась вокруг, словно не понимая куда делись люди.
В квартире было тихо.
Положив телефон в сумку, она быстро оделась и тоже  вышла из квартиры.








Глава 21. Письмо Айсулу

«Давно не писала писем.
Вот так вот – ручкой выводя буквы  на бумаге.
Зачеркивая ненужные слова и дописывая сверху.
Рука даже затекла.
А ведь когда-то мы писали такие длинные письма.
Я бежала с утра в Главпочтамт, абонентский ящик  37, до востребования.
А ты не любил писать.
Но, если я получала письмо, то целый день парила над землей от счастья.
Ты не любил писать о чувствах. Все больше об армии. О сослуживцах. За время твоей службы я словно вместе с тобой отслужила.
Я ведь постоянно перечитывала твои сухие, формальные, пропахшие  солдатским бытом – письма.
И  обязательно целовала твои письма перед сном, засыпая с ними.
И во сне снился ты. Словно ты рядом, а не где-то далеко в армии.
Письма  стали   частичкой  тебя рядом  со мной.
Я помню твои первые письма из-под самой Украины.
Для меня тогда ты словно ушел на войну.
Ты ведь мне, провинциальной девочке, казался таким героем.
А письма я хранила в моей тумбочке  рядом с кроватью в общежитии.
Стопочкой. Аккуратно. С конвертами и печатями различных почтовых отделений.
У подружек в комнате висели плакаты артистов, актеров и певцов.
А у меня висела нарисованная мной картина.
 Я плохо рисую, картина не была похожа на тебя.  
Но это был ты.
Твой образ.  Твое лицо. Черным карандашом на белом студенческом  ватмане.
Никто бы не узнал в нем тебя. И все спрашивали – кто это?
Все думали, что это какой-то несуществующий образ.
Но это был ты. Да. Только я могла узнать в нем тебя.
Ведь я создала твой образ.
На бумаге, в мыслях, в сердце.
А помнишь, в столовой ты занял очередь за мной? Еще на первом курсе.
Ты даже не узнал меня, смотрел сквозь меня, словно я - пустое место.
 И что-то спросил у меня. Я не нашлась тебе что-то ответить. Растерялась.
Мой русский язык, и без того плохой, исказился до ужаса.
И я с акцентом, запинаясь, еле пролепетала что-то в ответ.
А ты даже не услышал меня.  Сразу забыв, словно и не было меня.
А я....я еле удержалась  на ногах, потеряв связь с миром, целиком влюбившись в тебя.
Боже, как я плакала, думая о тебе.
Парень из города. Элегантный, отстраненный, до безумия красивый. 
Ни на кого больше я не могла смотреть. Ни о ком, кроме тебя, думать.
Когда  я узнала, что ты собираешься на Площадь  , я пошла туда ради тебя.
Ты ведь раньше был таким. Борцом за справедливость.
И я полюбила тебя  таким,: героем, воином, справедливым.
Я тогда тайком следовала  за тобой.
Прячась за деревьями, не упуская тебя из виду.
Боясь, что ты обнаружишь мою слежку. А ты, широко размахивая руками,  почти летел на площадь.
А на площади, встретив тебя, я сделала удивленное лицо, словно это была неожиданность.
Ой, как  мне было страшно на площади.
Но я не могла бросить тебя, ведь ради тебя я была  готова  на все.  Укрыть, уберечь, защитить.
А в итоге защитил меня ты.
Помнишь, как мы грелись той зимой горячим чаем из термоса.
Эти три дня, что мы были вдвоем на площади.
Это, наверное, мои самые счастливые дни. Я утонула от  любви, растворившись в тебе.
Этот холодный и горячий Декабрь.
Мне казалось, что все это игра. Что это кино. Что это понарошку.
Ах. как беспечны были мы. Как молоды и глупы.
Я тогда по-настоящему узнала тебя. Оказывается, ты совсем не молчаливый, а очень даже  разговорчивый.
И великодушный.
И все  больше и больше влюблялась в тебя.
Любовь выместила страх. Потому что ты был рядом.
Но потом....все поменялось. И страх вернулся. Ужас и страх.
Побежав, я упала.  Дубинка солдата больно ударила по моей спине.
Но ты прикрыл. Прикрыл  меня своим телом.
И я лежала под тобой, ощущая каждый удар, проходящий болью через твое тело.
 И если бы не ты, меня, может, и не было бы сейчас.
Мой батыр , я  всегда буду благодарна тебе за это.
 В тот момент я решила: я всегда, всегда буду с тобой. Даже если тебя сошлют в Сибирь, я пойду за тобой. Как жена декабриста.
Твоя  спина до сих пор помнит те декабрьские удары. Особенно в непогоду.
Помнишь, как  ты шутил,  что это боль за независимость.
А потом я тебя лечила на той  заброшенной даче, где мы прятались целый месяц после  тех событий. Ты, я — и заблудшая дворняжка.
И тогда мы впервые поцеловались.
Как сейчас помню. 18 декабря. 86 год. Ровно в 22:37.
Я засекла время. Для меня это было важно. И торжественно.
Первый наш поцелуй. Какое же это было блаженство.
Наш студеный медовый месяц горячего счастья.
И тогда мы встретили наш первый Новый год вместе.
У нас  ничего не было на столе.
И ты достал откуда-то шампанское и пряники.
Я знала, что ты своровал. Но для меня это было не важно.
Как не важно было то, что мы были беглецами.
Помнишь, как мы  кричали песни ночью на улице? Пьяные и счастливые. А нам подвывали только окрестные собаки.
Но это был мой самый счастливый Новый год.


***
А потом мы поженились.
 Тебе не простили Желтоксан, кто-то донес на тебя. И тебя  выгнали из института. Ты  ушел в армию.
А я осталась.
С твоими родственниками.
Твоя сестра была против нашей любви, считая меня недостойной тебя.
А мама  приняла меня настороженно.
И только твой папа полюбил меня. По-доброму. По-отечески.
Но я вытерпела все. Ради тебя.
А помнишь, как ты уезжал на митинги по закрытию полигона? Ты был предан этому новому движению «Невада - Семипалатинск» .
В этом ты весь: там, где несправедливость, там, где нужно что-то защищать.
 И я всегда  была рядом. Рядом с героем. С моим героем.
Даже в 90-ые, когда нам было трудно, ты стал торговать на базаре, чтобы прокормить семью.
Я ведь это очень ценю.
Жаль, что ты  ушел из науки. Ведь ты мог бы стать ученым, хорошим биофизиком.
Но ты погнался за длинным рублем.
 Девяностые многих испортили.
***
Знаешь, я ведь не обижаюсь на тебя.
Ты ведь не ушел….
Нет.
Ты ведь бросил меня.
Я это чувствую.
Во мне словно что-то перегорело.
Какая-то лампочка, освещавшая наши отношения.
Нет никаких чувств.
 Ни любви. Ни ненависти. Ничего.
Я словно привыкла к тому, что тебя больше нет рядом.
И наверное …никогда не будет.
Сейчас, когда ты мне нужен, когда наша дочь делает самый важный шаг, …ты  ушел.
Ты перестал быть героем моего романа.
Героем, которого я любила.
Оказывается, предательство очень больно.
Предательство - это почти как убийство. Убийство души.
Я  словно неживая. Зомби, не чувствующий жизнь.
Я сама  виновата. Я нарисовала себе несуществущий образ.
А его, может, и нет.
И не было  никогда того Даира с площади.
Возможно, когда-то. На миг.
Но давно.
А потом он растворился... Ушел.
 А все это время я жила с чужим мне человеком.
***
Свадьба будет.
С тобой. Или без тебя.
Но она точно будет.
Самая лучшая свадьба в мире.
И туда придут все наши друзья.
Все наши родственники.
А ты?
Ты можешь не приходить.
Ведь для тебя мы уже чужие.
Ты знаешь, я сейчас поняла, что не хочу видеть тебя на свадьбе.
Ты мне стал противен.
Да, вот так вот просто – противен.
Я не хочу больше видеть тебя.
Никогда.
Прощай».













Часть 2


















Глава 22. Ночь сознаний

Протяжный, нескончаемый лабиринт из белых и черных дверей.
Круглые, яркие и светлые – слева.
И квадратные, темные и мрачные  – справа.
Открыть хотелось левые двери. Они приветливы, уютны, маняще расплывчаты.
Но в этом лабиринте можно открывать только двери справа. Так было принято здесь.
И только одна дверь была ни правой и ни левой. Ни яркой и не тусклой.
Она была без цвета и формы, в самом дальнему углу коридора .
Оттуда, из-за двери, неслась зовущая мелодия.
Она искала его  и предназначена была только ему.
Она ждала, извиваясь, вибрируя нотами,  окутывала его, вбирая  в самую даль, где кончались свет и формы. Заставляя стать просто ритмом невесомой мелодии.
Это была словно мелодия предмира, что сопровождала его задолго до пробуждения.
И он должен вновь найти ее, чтобы понять упущенное и открыть забытое.
Но с каждым  шагом дверь отдалялась, словно игралась с ним.
Вот он уже бежит, пытаясь  догнать уходящую дверь.
Но чем больше шаг, тем дальше дверь.
И вот уже огромная пропасть перед ним, над которой зависает заветная дверь.
Нужно прыгать.
Прыжок. Затяжной, пружинистый. Вложены  все  силы.
Но сил не хватает и вот он уже летит вниз.
Аааа…
Но бесполезно кричать.
Здесь нет звука.
Это конец…
…
Даир в ужасе просыпается.
Тихо.
Он  в своей комнате, в родительской квартире…
Шаг старинных часов прерывает  абсолютную тишь ночи.
Тик-так. Тик-ток. Тик-тук.
 Один и тот же сон, который снится ему на протяжении нескольких лет.
- Некоторые двери нельзя открывать, - прозвучало в тишине.
Даир вздрогнул от неожиданности:
- Кто здесь?
- Я…
 Голос принадлежал силуэту, сидящему в кресле.   
Свет луны слегка освещал знакомый профиль.
- Ол? Ты?
Фигура ничего не ответила,  неторопливо налила в стакан  жидкость из бутылки.
Виски.
Закинул ногу на ногу. Небрежно вытащил сигару из кармана, и с расстановкой, с наслаждением, закурил.
Одной ногой он подергивал в такт неведомой мелодии.
- У меня не курят, Ол.
- Виски без сигары – что ночь без луны. Извини, - затушил он сигару.
Свет луны мягко растекался по всей комнате.
- Послушай, Ол.Разве я говорил что-то во сне? Откуда ты знаешь про дверь?
- Не нужно слышать то, что сам создаешь, - внезапно послышался посторонний голос.
Даир окинул взглядом комнату.  
Но в комнате, кроме самодовольно улыбающегося Ола, никого не было.
- Кто это был, Ол?
- Это голос, Даир, - и вдруг бесновато захохотав, крикнул: - Эй,...голооос.
- Ол, тихо. Не кричи. Все спят, - одернул собеседника Даир. - И мне почему-то совсем не смешно.
- Да, не смешно, - согласился Ол.
Словно живая нежить, набухнув прожилками, луна меланхолично висела над ними.
Но третьего в комнате не было.
- Почему я слышу голос?
- Все ли ты готов услышать, Даир?
- На данный момент – все. Хочу  услышать про сон. Про двери. И получить ответы на вопросы. Почему? Как? Где?
- Потому что так, Даир. И больше никак.
- Что за загадки?– беспокойно заерзал  Даир. Его охватила внезапная паника. - Послушай, Ол. Ведь я сейчас понял, что ты не существуешь. Ты ведь фантазия, бред моего воображения? Ведь так? Или ты дьявол?
- Дьявол? - усмехнулся Ол. - Ты же атеист, Даир. Биофизик по образованию. Откуда у тебя суеверия?
- Что-то такое было. Такая же сцена. То ли в кино. То ли в книге.
- Да не утруждай себя. Их куча – Карамазов с бесом, Гете – Фауст. Булгаков. Каждый пытался представить диалог с дьяволом.
-  Но ведь ты Ничто? Но знаешь обо мне почти все. Кто же ты?
- А почему ты не называешь меня ангелом? А? -  ухмыльнулся Ол.
- Ну…
- Потому что я курю сигару и пью виски? Стереотипы, являющиеся недопустимыми для современного человека.
- Ол, - воскликнул Даир. - Кто же ты? Черт тебя побери. И почему я тебя вижу?
- Я тот, кто знает много о тебе, - загадочно зашептал Ол, и его глаза лихорадочно заблестели. - Но не все. Я архивариус твоей памяти и оператор твоих эмоций. Я внизу. В твоем лабиринте дверей. Там мой мир. А здесь – я просто собеседник. Это не мой мир.
- Так кто же ты?
- Я твой друг. Я тот, кто хочет, чтобы ты стал лучше.
- Но разговор с тобой, Ол, не облегчает. Я вдруг осознаю, что тот человек, с которым я дружил с самого рождения, вдруг оказывается фантомом. Тенью. Более того, это Нечто входит в мои сны и мысли. То есть  понимаю, что я окончательно сошел с ума. Кто же я и где я сам? Неужели  я действительно сошел с ума?
- Право, ты преувеличиваешь.
- Хотел бы я так думать.
- Но ты всегда беседовал со мной и вполне адекватно, - откинувшись в кресле, сказал Ол.
- Но я думал, что беседую с тем, кто существует. А  оказалось... с духом, - удрученно произнес Даир.
- Почему существование основано на физике? Я могу существовать, не привязываясь к материальному миру. Мир – это голограмма, иллюзия. И материальность – тоже воображение.
- Но почему я говорю именно с тобой, Ол?
-  Человек постоянно в диалоге. В многостороннем диалоге. В нем много голосов. И ты беседуешь со мной, как и миллионы, миллиарды других - друг  с другом.
- Как все запутанно. Я знаю, что такое внутренний голос. Он – внутри. Он – это я. Есть и другие голоса. Это мысли. Но они не имеют реального воплощения, как ты. В этой дурацкой шляпе, с виски и сигарой. Что за кошмарный театр, Ол?
- А ты не думал о том, что ты сам создал меня такого.
- Я?
- Да. Ведь ты видишь сейчас себя.
- Ни за что я не хотел бы видеть себя таким.
- Вот видишь, как плохо ты знаешь свое подсознание. Свои бессознательные мысли. И поэтому тебе пока рано открывать ту дверь.
- А стоит ли ему вообще открывать ту дверь. Не легче ли забыть? – вновь появился  Голос.
- Так кто же это говорит, черт возьми? – раздраженно стал озираться по сторонам Даир.
- Не ищи, ты его не воплотил, -  успокоил Ол, - Даир, ты хотел, чтобы я появился. Так я тут.
-Я тебя не звал.
- Звал, - вальяжно отпил из стакан Ол. - Еще как звал.
- Но ты ведь сон. Я сейчас ущипну себя, и ты пройдешь. Разве не так? - судорожно стал щипать себя Даир.
- Ха - ха- ха, -…расхохотался  Ол, - Как ты смешон, братец. Можешь щипать себя до изнеможения, пока не поймешь что такое сон.
- Так чего же  ты хочешь?- привстал с постели Даир, - То есть, чего я хочу от тебя?
- Не я должен задавать вопросы, а ты.
- Я... я... не знаю… Я…не готов задавать вопросы самому себе.
- Ты никогда не будешь готов, пока не сделаешь шаг.
- Как это сложно. Особенно, когда ты раздет. И находишься в постели.
- Это и есть суть, где бесполезны любые установки.  Насладись своими желаниями, а не избегай их. Не отказывай себе в угоду моральным ограничениям, пагубным и вредным общественным нормам. Ты живешь для себя, а не для общества. Быть верным мужем и прекрасным семьянином – это утомительные ложные ценности, вложенные в твое сознание ханжеским обществом. Не мучай себя.
- Но это неправильно, Ол. Нас учили отделять хорошее от плохого. На этом стою я. И на этом стояла наша семья.
- Молодец, Даир – одобрительно загудел Голос. - Человек без норм морали — суть животное.
- Послушай, жалкий звук, - недовольно вскричал Ол. -  Чем тебе не угодили животные? Ты уже сделал бессловесным животным  Даира. Сделал его человеком без страсти. Без увлечений.  Рабом нормы, скучной посредственностью. Это и есть твоя цель его жизни?  
- И к чему приведут страсти, которые ты порождаешь? К исступлению. К иссушению. К истомлению. Человеческая жизнь недолговечна, -  поучительно  ответил Голос.
- Вот именно, что недолговечна, поэтому нужно радоваться жизни, а не ограничивать ее дурацкими ограничениями, называя это моралью, -  в горячке выпалил  Ол, теряя невозмутимую самодовольность. – И незачем  тратить жизнь  на пустое мерило мнимых ценностей.
-  Мы зависим от тела. Но в основе всего - душа, - назидательно произнес Голос.
-  Но ты ограничиваешь желания Тела. Естественные, заметь.
- Естественные желания приводят к дисгармонии. Разрушают душу и тело.
- Это только твое мнение. И мнение ханжеского общества.
- О, нет. Это не мнение. Это закон жизни.
- Нет никаких законов, - вскипел  Ол.
- Человек и есть закон. Он мерило всего, в чем живет, - настойчиво ровным тоном бубнил Голос, что еще больше выводило из себя Даира.
- О, какая нелепость. Какое же это мракобесие.
- Это высокий дух, трансцендент плоти, побудитель истины.
***
Они долго спорили.
Бесстрастный Голос и темпераментный Ол.
И только наступивший рассвет  рассеял  ночные видения.
 А между тем в окно вливался новый день.




Глава 23. Визит к психоаналитику

- Лакшерофилия.Что это за бред? Психиатры сами больные. Напридумывают  всякую чушь,- сокрушался Тимур.
Удрученный Тимур сидел в холле модного «Центра Гармоничного Развития и Адаптивного Саморазвития» и обрадовался встрече со старым знакомым.
Даир знал его давно. Почти с детства.
Друзьями они не были.
Тимур не любил дружить. Предпочитая все мерить через свою призму ценностей.
Он любил все дорогое: женщин, машины, дома и  медицину.
Цена – самый важный ориентир в его  жизни.
- А что значит лакшерофилия?
 - Страсть к дорогим вещам.  У психоаналитиков все то, что тебе нравится – становится расстройством.
«-Лакшерифилия…хмм…как оно подходит, однако,  к этому  человеку», - подумал Даир
Вся его жизнь –лакшери гедонизм.
Аристократ в эпоху тотального пролетариата.
Будучи сыном  высокопоставленного чиновника, он  с детства впитал страсть  к дорогим вещам.
Особенно в эпоху тотальной уравниловки, где обладание дефицитной вещью вызывало невольное уважение окружающих.
И Тимур выделялся: в школе, в институте и на работе.
Японская техника, модная фонотека,  фирменная одежда, путевки в капиталистические страны  – все это было пределом мечты советского человека.  И недоступно для большинства.
Тимур уже был капиталистом в социализме.
И наступивший рынок  закрепил его позиции, превратив их семью в один из могущественных кланов страны.
Наконец-то Тимур мог наслаждаться роскошью открыто, а не оглядываясь на партийный надзор.
Он создал свой мир, где каждая вещь стоила целое состояние.
Галерея картин, вещи от кутюр, эксклюзивные часы и супердорогие авто – Тимуру все было мало. И он все больше и больше захламлял и без того огромный дом, превращая его в музей дорогих артефактов. Но это была его вселенная, где он чувствовал комфорт и  успокоение. И его больше не интересовал  окружающий мир.
Он закрылся ото всех.
И стал отшельником.
 Отшельником роскоши.
- Я не Плюшкин  , - огрызался он на тех, кто пытался нарушить его мир. - Я ценитель. Я создаю мир красоты и гармонии.
И все больше теряя связь с реальностью, Тимур отдалялся от людей и окружающего мира.
Он никого не звал к себе, трепетно оберегая свой музей.
Он стал сторониться родственников и друзей, подозревая их в заговоре против его богатства.
Зато в своем мире он творил сказку, каждый вечер раскладывая, протирая  и разговаривая с любимыми  вещами.
- А теперь она говорит, что я стал рабом вещей, - обиженно произнес Тимур.
 - Кто?
- Супруга. Ей выгодно, чтобы я был ее рабом. Ведь она заставила меня пойти к психологу. Мать ее растак, - выругался Тимур, хотя  мат противоречил его благообразной внешности. – Ты думаешь, я пошел бы к психологу? Я что, псих?
В фойе  появилась женщина.
Высокий лоб с ниспадающими искусственными локонами. Легкий макияж. Длинная темная юбка, выгодно обтягивающая ее литое тело, чересчур высокие каблуки.
В ней чувствовалась какая-то наигранность и искусственность: в походке, одежде, улыбке и наклоне головы.
Но изнутри шла особая, влекущая  женственность, какая бывает у страстных, зрелых  женщин.  Мягко переступая на шпильках, она крадучись подошла к ним.
- Тимур, сегодня все прошло замечательно. Вы молодец. Я  горжусь вами. Мы встретимся теперь в среду. В 12:00. Хорошо?- погладив его руку, проворковала она теплым, молочным альтом.
Тимур буквально выдернул руку.
Он не привык церемониться с теми, кому платит.
И, не попрощавшись,  недовольно пошел к выходу.
- Даир? – повернулась психолог к нему. - Простите, что пришлось ждать. Проходите, - пригласила   она к себе.
Даир пошел за ней.
В  комнате все было в светлых тонах.  
Мягкая мебель, обитая серой кожей.
Глубокое круглое кресло и  кушетка напротив.
Нелепая желтая подушка с лепестками ромашки.
И  книги, почему-то только в красной  обложке.
Настенное бра излучало розовато-пастелевый свет.
А рядом висел портрет  Фрейда.
- Меня зовут Ажар, - представилась она.
Даир молча квинул.
- Присаживайтесь, Даир. Устраивайтесь поудобней, - показала на кресло Ажар.
 Он никогда не был у психиатров. Психом он себя тоже не считал. Как и Тимур.
«Что бы сказал Ол, интересно? Куда-то он запропастился», - подумал Даир.
 - Давайте сначала пройдемся по терминам. Я психоаналитик. Для удобства называем себя психологами. Впрочем, все это часть психологии, но не психиатрии. Также, я сертифицированный коуч.
- Ок.
- Семейные консультации, конечно, лучше проводить с вашей супругой вместе. Но вы предварительно объяснили ситуацию. Теперь я хотела бы понять проблему глубже.   
- Мм…Э…Ну.., - замялся Даир. По телефону все было как-то проще. А сейчас он замешкался, и почувствовал себя неуютно. -  У меня сложности.
Она подала стакан воды.
Как нельзя кстати: застрявший ком в горле перегородил  слова.
 «Уйти бы, да поздно. Сбежать бы, да стыдно».
- Даир, я вас понимаю. Вы устали. Вы разочарованы. Вы впервые у психолога. Но не нужно бояться нас. Я – ваш друг, - она положила свою теплую, мягкую ладонь на его руку и легонько сжала запястье. По венам пошел приятный ток, отдавая легкой расслабленностью в голову. - Мне можно доверять. Мне нужно верить, -  слегка понизив голос, проникновенно сказала  Она.
Что-то было знакомое в этих глазах. Так смотрела в детстве мама. Также успокаивающе:
«Ей можно доверять. Ей нужно верить», - стучало в мозгу.
- Вам хорошо. Вам приятно.
- Мне хорошо. Мне приятно.
- Вы расслаблены. Вас ничего не беспокоит.
- Меня ничего не беспокоит.
Веки стали тяжелыми. Глаза сами собой закрылись. Где-то там в заглазье настойчиво звучал голос друга, которому можно доверять – единственная связь с тем миром.
Перед глазами плыли  круги, наслаиваясь и переплетаясь.
 Промелькнуло лицо дочки. Жены. Мамы.
 И Адины – веселой, влюбленной, весенней.  
Они шли вдоль ряда деревьев.
Высоких. Зеленых. Густых.
 И снова лабиринт.
Длинный, белый лабиринт  над бушующим морем.
Волны высоко вздымались, каплями стекая по круглым дверям.
Капелька брызнула и на его лоб.
Щелчок.
Еще щелчок.
И он открывает глаза.
- Даир. Я здесь,- певуче произнесла психолог.
 Он с удивлением рассматривал ее глаза: зеленые, кошачьи,  с неестественным блеском скрытой тайны.
- Как вы себя чувствуете?
- Хорошо. Очень даже хорошо, - Даир действительно ощущал некую свежесть,словно после короткого сна. - Странно хорошо.
-  Отлично. А теперь приступим. Расскажите, что вас тревожит?
- Меня сейчас многое тревожит… Тревожило. Я не уверен сейчас, что меня что-то тревожило.
-  Давайте начнем сначала. Жена. Что послужило конфликтом с ней?
- Не знаю, - все еще в прострации, вяло пробормотал Даир. - Возможно, дочь. Сватовство.
- Ваша дочь хочет выйти замуж?
- Да.
- Это вас тревожит?
-Да. Наверное.
- В этом нет ничего удивительного. Мужчины тяжело воспринимают отношения дочери и подсознательно враждебно относятся к жениху. Это – бессознательная ревность.
- Ревность к дочке? 
- Обратный эдипов комплекс, но не от сына к матери, а отца к дочке.
- …странно.
- Вас что-то смутило в будущем зяте?
- Нет… то есть, да. Он оказался моим начальником.
- С женой вы поругались из-за этого?
- Да…
-А до этого у вас были конфликты?
- Да. Нет…были… иногда
- У вас регулярный секс?
- ?
- Со мной нужно быть открытым.
- Наверное, нет. Мы как-то перегорели к сексу. И это происходит очень и очень редко.
- Отвлеченное либидо, не нашедшее сублимации или замещения в работе, породило кризис.
- Не понял. Всему виной то, что мы не занимаемся  сексом с женой? - удивленно спросил Даир.
- Это не основная, но очень важная причина. У вас один сеанс, и я вынуждена  выложить все в один прием. Вы сейчас, как я поняла, живете раздельно с супругой?
- Да. Я живу у родителей.
- Общаетесь с  супругой?
- …Нет… Больше общаюсь с Олом, - усмехнулся Даир.
- Ол? Кто такой Ол? Друг?
- Видение. Нечто, что приходит мне ночью. Или днем. Дух. Фантом. Галлюцинация. Я не знаю, - занервничал было Даир.
- Вы не пьете?
- Редко. Очень редко.
- Я поняла.  У вас с дочкой какие отношения?
-Хорошие. Надеюсь. Но когда-то...
- Но вы не можете принять зятя?
- Да. Потому что он переспал с моей дочкой...фактически ... без моего разрешения.
 - Скажите, Даир, у вас были отношения с другими женщинами?
- Нет… вернее, да… Недавно познакомился с молодой девушкой.
- У вас был секс?
- Нет, только поцелуи.
- Что помешало вам?
- Я не знаю, возможно не был готов.
- Моральные принципы?
- Нет. Не знаю. Я никогда не изменял. Никогда.
- Иногда люди проходят через другую женщину, чтобы оценить свой брак. Возможно, отношения с вашей супругой исчерпали себя, Даир?
- Люди живут годами и любят друг друга. И обходятся без секса. И вообще, в фильмах психологи больше слушают, а вы больше говорите, - почему то разозлился Даир.
- А я не совсем обычная, - озорно улыбнулась Ажар, и продолжила.  - Люди предпочитают жить в индивидуальных мифах. Не все браки такие, какими кажутся на вид. Порой просто терпят. А иногда – привыкают. Зона комфорта, из которой не хочется выходить.
- …Мне далеко не комфортно.
- У вас налицо кризис. Существует четырёхступенчатый путь преодоления  экзистенциального кризиса: изоляция, фиксация, отвлечение и сублимация. Совместить изоляцию с отвлечением можно в поездке. Давайте мы сделаем так, - стала записывать в блокнот Ажар. - Мы поменяем обстановку. Вы съездите куда-нибудь. У вас есть родственники в другом городе?
- Наверное, есть. Но я не общаюсь ни с кем из них.
 - Куда вы хотели бы поехать, но не получалось? На море? В Европу, Азию?
- Я не хочу далеко уезжать. Летать я тоже не люблю.
- Хорошо. Может вы поедете внутри страны?
- Мм...вспомнил...в Туркестан. Я давно хочу поехать туда.
- Вы верующий?
- Нет… Точно нет. Я просто хочу увидеть этот город. Я никогда не был там.
- Ок. Хорошо. Можно и в Туркестан. Тогда следующая наша встреча будет после вашей поездки. Договорились?
- Договорились… И... спасибо вам.
….








Глава 24. Случайный попутчик

Тук-тук-тук, тук-тук-тук.
Колеса поезда отмеривали рельсовый бит, придерживаясь размера и снижая темп на подъездах к станциям.
В паузах, в рельсовый такт вливались перкуссии молоточников, равномерно тукающих  по колесам на остановках.
В окне мелькали редкие полустанки, окруженные огромной, почти безжизненной степью.
Чем дальше, тем становилось суше и серее. И вот уже закончились полные зелени луга, и началась территория редкого, душистого жусана , перемежаясь с пустынным саксаулом.
Изредка темнели на холмах точки небольших табунов лошадей.
И горделиво шагающих верблюдов.
На разъезде поднял руку смотритель, поприветствовав весь состав.
А в стороне, за будкой станционного работника, бегали беспечные дети, играя в мяч, оживляя ветхие постройки  железнодорожного полустанка.
Рождались и умирали, женились и разводились вдоль большой степной железной дороги.
Стальная магистраль железнодорожных кочевников.
***
   В купе, кроме Даира, ехал  попутчик: гладкий, тощий мужчина лет тридцати пяти.
Даир пребывал в полудреме, убаюканный ровной качкой состава.
- А куда вы едете? – выдернул его из полусна попутчик.
- В Туркестан, – нехотя ответил Даир.
- Ооо, уважаю. Сделать малый хадж?  - одобрительно закачал головой попутчик.
Даир ничего не ответил. Потому что для него самого не была понятна цель поездки.
Он смутно понимал, что означает хадж. И тем более не понимал – почему люди это делают.
Он никогда не чувствовал потребности в очищении. В духовности. В религии.
Бытие достаточно понятно. И описано всеми биологами и физиками мира.
Так зачем люди создают туманные представления о мире?
  Он из последних сил держался за неверие, как способ объяснения мира. Это была спасительная мысль: «В Мире все понятно. И если я не вижу чего-то – значит того и нет».
Но камень сомнения точил его атеизм.  Он уже не  был так уверен, как раньше.
И не все уже было объяснимо .
***   
   Даир присел  на полку.
Попутчик – командированный, направившийся с отчетом в город.
Все у него было служебным: улыбка, прическа, одежда и манеры.
Даир молчал, разглядывая заоконный мир.
Но сосед ждал его внимания.
- Вот вы, видно, человек начитанный. Интересно было бы услышать ваше мнение, - закинул он свою удочку, подобострастно склонив голову в его сторону.
  Командированному удалось разговорить Даира, задавая многочисленные вопросы. И Даир наконец втянулся в беседу.
…Они долго говорили о политике, о нравах, о городе и селе. И даже поспорили. Командировочный винил город во всех бедах: ведь решения принимаются в городе. Даир – их, устроивших кумовщину в провинции.
..Наконец попутчик замолчал, словно что-то обдумывая.
И вздохнул.
Чересчур грустно, как показалось Даиру.
Так бывает, когда человек в себе держит что-то долго. То, что не может всем рассказать и тем самым отвести душу.
И, понизив голос, почти шепотом, он начал свой рассказ:
«Можно я вам расскажу свою историю.
У нас с супругой ведь детей нет. Хотя женаты мы больше десяти лет.
Прекрасные отношения. Она любит меня даже больше, чем себя.
 А я…… я люблю ее за то, что она любит меня.
Это удивительный человек. Человек – жертвенность. Жертвенность до самых кончиков пальцев. Жертвенность ...во имя меня.
Аянат.
А ведь я тот еще фрукт. Два раза сидел.
Бурная, буйная юность. Драки, ограбления. Целый букет.
 Да и кто из нашего города не был таким? Скорей по пальцам можно пересчитать тех, кто был нормальным.
Некоторые так и остались в 90-х. Людям по 40 лет, а они все еще там… «в понятиях».
Да.
Но Аянат ….. Она такая, знаете, терпеливая…
Я… по сути недостоин ее.
И  мне поневоле пришлось стать человеком. Рядом с ней иного пути нет.
И не важно, что у нас нет детей. В конце концов, усыновим, удочерим. Намного трудней или невозможно найти такого человека, как моя жена…
Наверное, в каком-то смысле она меня обязала своей любовью и добротой, что я стал словно заложник ее чувств.
Впрочем... я рад быть заложником такого чистого и удивительно благородного человека.
….А ведь я один раз чуть не умер. В буквальном смысле.
Это было летом. Да, да. Та пора, когда в наш городок съезжаются  бывшие выпускники, отмечающие круглые даты со дня окончания школ.
 Это время тщеславия и бахвальства.
Бывшим одноклассникам важно показать – чего они добились, и что они не просто так  прожили это время.
А те, кто ничего не добился, и не приезжают. Они куда-то незаметно теряются.
… И ка,к всегда, мы организовали пикник на природе.
Привычный сценарий: шашлык, алкоголь, танцы под старые, кассетные хиты 80-х и ностальгические воспоминания.
Я нашу школу вижу каждый день. Мне не нужно что-то вспоминать.
Но им, уехавшим, все это было так важно.
Размазывая слезы, они рассказывают школьные истории, хотя большинство из них мечтало поскорей  вырваться из школьного плена.
Через несколько часов всего этого надоевшего действия я решил поехать домой.
А они решили остаться на ночевку. Пьяные, веселые, галдящие, как дети.
Хотя, признаться, я тоже был изрядно пьян.
Но это не помешало мне сесть за руль, и , не прощаясь, рвануть в город.Как это называется? По-английски?
 Не прощаются с людьми. А там уже не было людей с внятным сознанием. Разгул и разврат. Пьянь, оторвавшаяся от своих семей.
Знаете… где бы я ни был, я всегда стараюсь ночевать дома, с Аянат. Ночь, проведенная вне, для меня –пытка. Аянат – это моя батарейка. Мой заряд.
…Привычная дорога, утрамбованная колея, свет от мигающего вдалеке города и Жеты Каракшы  на небе.
У нас очень красивые ночи. Если будете в наших краях, я вас встречу, покажу.
В общем, я незаметно уснул. Не страшно. На дороге никого нет. И колея  выведет точно в город.
….Но проснулся я совершенно в другом месте.
Пустыня, пески. И ничего нет вокруг.
Уже было утро. А я спал за рулем.
Машина уткнулась носом в бархан и заглохла.
Я попытался завести... Но бесполезно.  Она не заводилась.
Посмотрев пройденный километраж, я с удивлением обнаружил, что проехал двести километров.
Ого. И куда я же так далеко уехал?
Дороги не видно. Как и города.
Машина увязла в песке.
Но страха не было. Разве не было так раньше? Да сколько раз.
Сейчас найду трассу. Или какую-нибудь кочевку пастухов.
Возможно, охотники встретятся или туристы да геологи - ведь сейчас нет глухих мест.
Но, потратив полдня, обойдя окрестности, я никого не нашел.
Странно что местность совершенно незнакомая. Я ее никогда не видел.
Хотя я охотник. И нет места в округе, где я не бывал.
Здесь не было птиц, живности и даже растительности. Даже пустынной.
Солнце стало припекать.
В наших краях летом главный враг – солнце. Оно беспощадно и жестоко. У него  другой нрав. Солнце там – это скорей суровый дракон, пожирающий зазевавшегося путника.
К вечеру жара спала, но у меня уже не осталось сил. А жажда становилась все более невыносимой.
На второй день я опять обошел окрестности, при этом боясь уходить далеко от автомобиля. Какой-то заколдованный круг. Ни города. Ни дороги. Ни людей.
 Так прошел день, второй. Все мысли только о воде. Мне по-настоящему стало страшно.
Возможно, первый раз в жизни. Умереть вот так, среди песков. Чтобы быть съеденным пустынными шакалами или стервятниками.  Хотя… какая разница, что станет с телом.
Но больше всего меня мучила мысль, что причиню невыносимую боль Аянат.
На третий день в отчаянии я стал копать землю... Пытаясь хоть как-то найти влагу.
Но песок и на глубине был сухим.
И я лег, совершенно без сил, в тени автомобиля, приготовившись уйти.
Мысль о том, что меня больше нет, стала привычной.
Не было смысла бороться. Только ждать своей участи.
Постепенно сознание  стало покидать меня... И вот уже я вижу разные видения. Мираж.
Словно передо мной появилась девочка. Внезапно. Из-за холма. Лет десяти, не больше. С тонкими, заплетенными косичками. С курносым носиком, необычно бледная  для здешних мест.
Она была словно живая. И даже заговорила со мной:
- Вам плохо?
- Да, - протянул я. И очнулся. Если девочка реальна, значит, есть жизнь. Значит, я выжив., - Дай мне воды, пожалуйста, - попросил я.
Возможно, я пропустил их кочевку. Но она – надежда.
- Скоро ты поправишься, - сказала девочка, и ладонью смочила мои губы чем-то влажным.
Я прохрипел в ответ просьбу о воде. Но слова застряли. Уже не было сил говорить.
Девочка, не обращая внимания на мое состояние, стала что-то напевать своим тихим, детским голосочком:  забытое, колыбельное и успокаивающее.
Силясь разобрать слова, я подался было вперед, и… окончательно рухнул без сознания.
*****
Очнулся я в палате, увешанный с разных сторон капельницами.
Они торчали даже в носу.
Рядом сидела осунувшаяся, похудевшая Аянат. А вдалеке, у окна, стоял старший брат, Нурбол.
- Аға , он очнулся, - радостно воскликнула Аянат и прижалась ко мне.
Аянат. Только ради тебя мне стоило выжить.
- Еле нашли тебя. Ну ты заставил нас попереживать, однако, - с упреком проворчал старший брат.
Я опять потерял сознание…
***
Через пару дней я поправился. И в честь своего спасения устроил жертвенный обед - Құдай тамақ .
Мне кажется, я понял знак свыше. Нужно беречь себя. И в первую очередь я бросил пить. И, во-вторых,  я решил усыновить ребенка.
И третье….Третьего пока я не решил.
… На обед собрались все соседи, родственники и даже те, кто проходил случайно мимо. У нас так принято. Город маленький. И любой может прийти просто так.
Пришла и Абигуль. Старая знакомая, лаборантка с противочумной станции.
Давно я ее не видел.
Помню ее тонкой, стройной девушкой.
Сегодня это была пышнотелая, большегрудая женщина с ярко накрашенными, вызывающими губами. Определенно, ей была к лицу эта полнота.
- Я очень рад, что ты пришла, Абигуль.
- Как я могла пропустить? Вся область говорит о тебе. Даже по телевидению показывали поиски тебя.
А я ведь не видел Абигуль  почти с самой юности. С тех пор, как мы дружили с ее подружкой, с Алтынай.
Моя первая любовь, Алтынай. Скорей не любовь, а юношеское увлечение. Это у всех бывает. Кажется, что именно она – весь мир. Ведь именно Абигуль когда-то познакомила нас. И была невольным свидетелем нашей юной любви…
- А как Алтынай? Я слышал, она уехала на учебу?
- Ты знаешь, - грустная тень легла на ее полное лицо. - Она ведь давно умерла. Почти лет десять назад.
- Господи. Почему я не знал? Почему ты или кто-то другой не сообщил мне?
- Ты сидел. Потом женился. И стал недоступен. И потом, ты много лет жил в другом районе. И никто не удосужился сказать тебе. Да и насколько важна была бы эта новость для тебя? Вы же давно расстались.
Абигуль теребила в руках кончик платка, и как-будто что-то недоговаривала.…
- Сакен. Возможн, я нарушу клятву. Но не могу не сказать тебе это. Так долго держала, что совсем замучалась. Алтынай была беременной от тебя. Аборт было поздно делать. И она сбежала из дому, чтобы родить и вырастить самой ребенка. Жила у меня. Но роды были тяжелыми, и она умерла при родах…
- Боже мой…. А ребенок?
- Это была девочка. Прожила всего три дня.
Мне вдруг стала неприятна эта Абигуль. И с чего она мне показалась симпатичной? Обвисшая грудь, жирные ляжки. На нее смотреть противно. Даже тошно.
И не в силах совладать со своей внезапной ненавистью, я быстро вышел  на улицу.
Будь ты проклята, Абигуль. Ты причина всех бед. Возможно, я спас бы Алтынай, и моего ребенка.
А теперь?
А теперь… в глубине души  боялся признаться себе, что во всем виноват я сам. Это старое чувство постоянной вины вновь охватило меня.
Мне стало дурно. И я уехал домой. Сославшись на плохое самочувствие.
Весь день я пролежал в постели.
Жена тактично не беспокоила меня, укрыв одеялом.
Прости меня, Аянат. Прости меня, о невинное создание. Простите меня все невинные создания, которые пострадали от меня.
Я пролежал до самой поздней ночи.
Не спалось. На душе было муторно, словно кошки раздирали внутренности.
Хотелось выпить. Но я ведь дал слово.
Но боль не утихала. Одинокая печаль бытия, словно весь мир отвернулся от меня.
Я стал задыхаться.
И тихонько, чтобы не разбудить Аянат, вышел на улицу.
На улице было пусто, как и на душе.
Только звезды. И город мрачной, спящей тоски.
- Я же говорила, что вы поправитесь, - раздался знакомый голос.
Боже мой. Та девочка из пустыни. Мой спаситель.
- Когда выживают, дают жертву. Дали ли вы свою жертву? - укоризненно спросила она.
- Да. Конечно. Я дал Құдай тамақ. Я…я все понял. Я бросил пить. Я стал другим, - судорожно хватая воздух, стал оправдываться я.
- Все правильно. Вы правильно сделали. Но вы не дали самую главную жертву. Жертву за меня. За вашу дочь, отец.
И исчезла.
***
С тех пор я не видел ее. Возможно, мне все это показалось. Не знаю…..»
Он замолчал, молча разглядывая мчащуюся ночную степь за окном.
Молчал и Даир.
Беглый свет встречных станций освещал лицо попутчика.
Привычная маска угодливого человека слетела с его лица.
Перед Даиром сидел внезапно постаревший, усталый человек, изможденный внутренней тоской.
- Давайте спать. Мне неудобно, что я потревожил вас своим рассказом, - извиняющим тоном произнес командированный.
Всю ночь он ворочался, временами тяжело вздыхая.
***
Наутро попутчик собрался, пока спал Даир. И ушел, не попрощавшись.
Даир посмотрел в окно и увидел его уже на перроне.
Их взгляды встретились.
Он неловко, извиняюще улыбнулся и быстро смешался с привокзальной толпой.











Глава 25. Бригадир

-  Туалет загажен. Постель несвежая. Вода для чая сырая и совершенно холодная.  Проводник  берет пассажиров без билетов. В этом поезде вообще есть порядок, я спрашиваю. Здесь кто-то за что-то отвечает? – возмущался пассажир, срываясь на визгливый крик.
- Успокойтесь, пассажир. Мы примем меры, - оправдывался грузный, усатый начальник поезда, неловко пятясь  в  кабину.
- Вы хоть знаете, что такое «Клиент»? Клиент – это я. Вы должны оказывать сервис. Настоящий, цивилизованный сервис, а не то, что вы называете  жалкой услугой. За что я заплатил? За эту грязь? – вошел в раж, наслаждающийся свои гневом - «клиент».
Принесла нелегкая очередного психа. Такие попадаются именно на этой станции. Почему  именно здесь так много этих праволюбов. Вроде обычная станция. Ничего примечательного. А  ворчунов – на целый рейс.
- Мы разберемся, возвращайтесь в свой вагон, - примирительно увещевал  начальник поезда.
- Вы меня не успокаивайте. Вы знаете, где я работаю? Лучше  вам не знать. Вас и ваших подчиненных гнать нужно с работы. Это же сущий беспредел.
«Беспредел, - подумал бригадир, - Что ты знаешь о беспределе, дорогой мой ворчащий пассажир. Если  у тебя сложная жизнь, много обид, зачем ты вымещаешь это на нас?  Мы же не виноваты в ваших проблемах, друг мой».
- Я не успокаиваю, гражданин. Мы разберемся с вашим проводником.
- Не забывайте – кому вы служите. Вы служите нам, клиентам. Ваша зарплата формируется на мои деньги. Уясните это. И тогда вы научитесь порядку, - назидательно произнес пассажир, но уже более спокойным голосом.
«Ага…служим вам. Как же. В те золотые времена, мы – обслуга, были королями. И  это вы, жалкие граждане, служили нам, а не мы. Было золотое «время «блата».
Проводник был важней чиновников, депутатов, звезд. И зарабатывал так, что всем было завидно.
 Эх, время дефицита, где ты -  король.
Таксист, продавец, официант, мясник, проводник – вот действительно власть трудящихся.
Сильные мира  хотели  дружить с ними, их расположения добивались.
Быть инженером с 180-рублевой зарплатой? Которую проводник мог сделать иногда за пару дней….
…А что сейчас?
Слуги. Слуги вот таких вот, такой вот мелюзги».
- Не беспокойтесь. Мы сейчас все устраним. Какой у вас вагон?
- Это не мне, а вам нужно беспокоиться, милейший. У меня шестой вагон. Где проводник- сущий охламон.  И где вы таких берете?- продолжал бесноваться пассажир.
«Действительно, охламон. Более того – бездарь. Да я бы сам с удовольствием  выгнал этого бездельника.  Но ведь он братишка жены. Что уж тут поделаешь».
- Хорошо, извините. Я его сейчас вызову по внутренней связи.
- Разберитесь. Я прям настаиваю, - успокоившись, но все еще ворчащий, пошел к своему вагону пассажир.
Только он освободился от этого въедливого, жадного ревизора, и тут на его голову этот  фыркун.
Дальше – станции, где почти нет таких  беспокойных. Обычно там не шумят, терпеливо принимая весь неказистый сервис железнодорожных вагонов.
Нужно передохнуть.
Он уже не так молод, чтобы выслушивать такой ропот.
И где их выращивают этих «правокачателей». Перебил бы по одному.
…Чай.
Чай приведет в норму.
…  
 Возле служебного купе маялся высокий мужчина средних лет в белой футболке. Он давно  маячил рядом, не решаясь зайти.
Очередной роптатель?
Не похож. Уж слишком  спокойный. И даже нерешительный для недовольства.
Что ему нужно?
Бригадир вопросительно посмотрел на пассажира:
- Вы что хотели?
- Ммм…..в общем-то я хотел найти проводника нашего вагона. Но нигде не могу найти.
- Ааа…. Он отлучился. Скоро придет. Может, я смогу помочь?
- Я хотел чайник для чая. Если есть.
- Вы один едете?
- Да…
- Ну тогда зачем вам пить  в одиночестве? Присоединяйтесь ко мне. Как раз я собираюсь попить чаю.
Привыкший  к служебному, нервному контингенту, бригадир почувствовал некоторую симпатию к этому мягковатому человеку, который непривычно не кричал, не требовал и не угрожал ему.
 - …Спасибо. Не хотел мешать вам. К вам столько посетителей.
- И не говорите. Но это моя работа. А работа … знаете, не бывает легкой... Проходите. Сейчас я сполосну чашки…
«Попутчик выделялся из привычной галереи вагонных образов.
Поезд – театр, и здесь много масок.
Вот в третьем купе едут важные чиновничьи боссы. Они, как правило, пьют в дороге. Туда и пришлось отлучиться проводнику, чтобы обслуживать их как официант, уборщик и посыльный.
Этот не похож на  боссов. У тех взгляд надменный, тяжелый, принижающий достоинство  нижестоящих по рангу.
И не командированный.
Этих  отличает затравленный, тоскующий  взгляд по дому и постоянная усталость от дороги, от череды лиц, от проводников, от дорожной еды. Они постоянно говорят о доме. И в надежде забыться от дороги, ищут собутыльников. От них нет много проблем. Ведь  тоскуя по дому, они сознательно убегают от семьи в длительные поездки.  И уже не могут без дороги. Противоречивый он , этот командировочный люд.
Вахтовик?  Нет. Слишком мягкие черты лица, ухоженные руки, кротость во взгляде.
Ничего общего с этим грубым, необузданным  народом.
 Может, едет в гости к родственникам?
А почему один?
А почему бы не быть одному? Что тут такого? Экономят, вот и выехал один.
Нет. Как правило, те, оторвавшись от родного крова, утомляют проводников, требуя к себе повышенное внимание, превращая вагон  в свой дом.
А этот…
Рассеянный. Словно находится не в этом мире. Что есть, что его нет. И взгляд его расплывчатый».
- Куда вы едете, уважаемый?
- В Туркестан.
- К родственникам?
- Нет... решил посетить святые места.
«Хммм…святые места.
Слишком городской для паломничества. Как правило, те снобы и считают все эти паломничества отсталостью.
Хотя,  много сегодня стало таких.
Не пьют. Не курят. Набожные.
Иногда возбужденные. Иногда молчаливые.
Не поймешь.
В общем-то, они тоже не приносят особых проблем.  Разве что утомляют нравоучениями.
Но это ладно. Это можно потерпеть.
Уж получше вахтовиков и бастыков .
А попутчик не похож на них. Нет в его глазах того восторженного, набожного умиления, который отличает паломников.
Странный тип».
- Хорошее дело, эээ…. Простите вас зовут?
-  Даир.
- Я, вижу, вы едете из Алматы?
- Да…
- Родились  там?
- Да…
- Сразу видно. У вас, алматинцев есть какая-то расслабленность в движениях. Это я давно отметил, ведь я учился когда-то в АЛИИТЕ .
- Там мои друзья учились..
- Ну... вас, алматинцев, было мало там. Очень мало. Это скорей южно-железнодорожный вуз. Там учились те, кто вырос на станциях вдоль Великого Пути. Мы были определены учиться в АЛИИТ по рождению. У меня дед был машинистом. Отец работал в ДЕПО… Ну и я вот по этой линии пошел. А где вы там живете?
- Рядом с Академией наук…
-  В самом центре, - поцокал языком бригадир. -  Алмата красивая.  Самый красивый город. Вам повезло родиться там. А из какого вы рода?
- Никогда не интересовался этим вопросом.
-  Как? …Вы казах????
-  Да.
-  Но каждый казах должен знать свой род…
- Я знаю свой род. Но не считаю нужным говорить это. Зачем?
- А, может, это и правильно. Из-за делений на роды столько вражды. Вон у нас ревизор одного рода, а начпоезда – другого. И начинается вражда.
-Мой отец всегда учил: держите Шежіре  дома. А на улице – я просто казах.
- Какой мудрый у вас отец. У нас в селе даже праздники делятся на рода. Сегодня мы идем на той Жакаимов. А завтра, предположим, наш той – праздник Асанов .
- Асаны…Интересное название.
- Почти в каждом регионе есть свои Асаны. А наш – присырдарьинский. Их называют еще – безумные асаны – «Вилы против пулеметов», - улыбнулся Он.
- Впервые слышу.
- А мы многое не знаем, уважаемый Даир.  Это было тогда, когда был второй большой голод, после первого, еще в 20-х годах. О первом мало кто знает. Хотя там тоже много погибло людей.  Но голод 30-х знают все.  Так вот, именно в 31 году 3000 асанов вышли против власти с дубинками и вилами. У них отобрали скот. А это – смерть для степняка. Ведь у кочевника, шаруа ,  кроме скота ничего не было. Они прекрасно понимали, что их расстреляют. Но другого выхода не было. Так или иначе – смерть.  Их расстреляли из пулеметов… Никто не выжил. Тогда в Степи было много отчаяния. Многие шли только с топорами под пули  .
- Ужасно.
- Да бросьте. Для Степи это жалкие 3000. Ведь весь двадцатый век мы гибли миллионами.  Я вообще удивлен, как мы выжили. Эх, время было такое. А сейчас…Слава Аллаху.
Бригадир глотнул чаю из пиалы.
- Закусывайте сахаром. У меня хороший, домашний желтый сахар.
- А у вас нет песка или быстрорастворимого сахара?
- Зачем растворимое?  Прикуска из твердого сахара – это особое искусство чаепития. В этом целый ритуал. Мы с детства привыкли так пить чай. К сожалению, все сейчас становится быстрорастворимым: чай, сахар, семьи, люди.
- Да уж… но я так привык.
- Понимаю…Вот вам песок.   Закусывайте куртом  .У меня домашний, не заводской.
- Я не люблю курт…
- Если бы вы знали о курте. Мне много рассказывали о курте. С тех пор я по-другому смотрю на этот продукт. Это не просто еда…
- По-моему, любая еда сакральна после голодных лет прошлого века.
- У курта особая история. Мне рассказывала одна женщина, пассажирка из Германии.  Она говорила, что когда их, женщин врагов народа, сослали  в АЛЖИР ,  на полевых работах местные дети бросали в них камнями.  Женщины не понимали причины такой ненависти. Но только потом они поняли, что эти камни – это сушеный творог – курт. И местные казахи  обкидывали, чтобы конвоиры не заподозрили их в пособничестве к «врагам народа». Представляете? Они, узницы, выживали благодаря курту.
- Это правдивая история?
- Не знаю. Я говорю то, что слышал. От пенсионерки из Германии.  Она сама сидела в Алжире  .
- Да… Много чего мы не знаем.
- Не говорите. Многое…, - помолчал проводник с минуту. -  А ваши родители живы, Даир?
- Да.
- А кто они по профессии?
- Папа был  большим начальником. А мама – учитель.
- Вы вместе живете?
- Нет. Отдельно.
- Ааа. Понятно. Значит, младший брат живет с ними?
- Нет, с ними никто не живет. Они одни.
- Да?.....Им не тяжело?
- Ну, сестра рядом живет. Она присматривает.  Ее дочка часто бывает у родителей. И  родственница - студентка.
- Простите, что спрашиваю. Наверное, так в городе принято. Там у вас совершенно другой мир, другие понятия. Я многое не  понимаю. У нас старики никогда не живут одни.  Но время меняется. И многое становится пылью.  Сейчас наша молодежь даже свои семь колен не знает. А ведь это…
- И я не знаю…
- Да?...Ну, город такое дело..
- Зачем мне это средневековье?
- А зря вы так, Даир. Мы ведь многое не знаем об этом  мире. Например, вот почему важно знать семь колен?  Не просто потому, что это наши предки. Оказывается, именно семь наших предков присутствуют в нашей крови. В мыслях, в движениях, в крови – они постоянно с нами. Представляете?
- В смысле, они управляют нами?
- Да.. Причем они могут вести нас как к хорошему, так и плохому?
- Что же получается, наши предки желают нам зла?
- Ну, это мы так думаем.  Они  не желают ни добра, ни зла. Это духи. Они никакие.
- Все равно непонятно.
- Все понятно, Даке. Духи, как и мы сами, непредсказуемы. Но их можно умилостивить. Сделать их добрыми. И чтобы они помогали, а не мешали, нужно читать молитву за упокой их души. Проводить жертвенные обеды. Понимаете в чем смысл упокоя?
- И будет счастье?
- Зря ерничаете.
- Ну это какие-то сказки. Мифология.
- Может быть. Но  мифы ведь тоже просто так не появляются. Мифы создаются людьми. А если прислушаться к Степи, она полна знаниями. Ведь многое в мире пошло от нас.
- Это из серии: «Все произошли от казахов. И Чингисхан был казахом»?
- Опять зря вы так. Вот яблоко. Как оно называется на казахском языке?
-  Алма.
- Вот, - удовлетворенно хмыкнул бригадир, - А слово « алма» также означает не бери. «Не бери» - сказали Еве в Эдеме. Не бери запретный  плод. И тот плод стали называть «алма» - яблоко.
Посмотрев на недоверчиво улыбающегося  гостя, бригадир добавил:
- А ведь ваш край — родина яблок. И это уже доказали ученые.
- Конечно же наши ученые? - усмехнулся Даир.
- И не только наши. И зарубежные. И тюльпан пошел от нас. А потом из Турции достиг Европы. Даже многие слова в европейских языках заимствованы из нашего языка. Представляете, есть слово «белт»  у англичан. Что значит ремень. А у нас ремень называют белтык.
-  И не скажешь, что вы начальник поезда. Скорее профессор:столько знаний.
- Вы правы. В институте нас этому не учили. Но поезд – это школа, получше любого вуза. Мы видим столько людей, и каждый из них оставляет в нас какие-то знания.
- С вами интересно беседовать.
- И мне. Не редко удается поговорить с вами, именно алматинцами.  Трудно пробраться к вам в душу. Вы нас, провинциалов, не видите. А если видите, то презираете, или ненавидите. Почему?
-  Я бы не сказал, что ненавидим…
- В 80-х, когда я жил в общежитии, у нас постоянно были стычки с вами, городскими. И я не помню причину этой вражды.
- Это юность. Всякое бывало. Но причина наверное в том, что мы – живем у себя, а вы – приезжаете учиться или работать на время и также временно относитесь к городу. То есть вы там не живете, а пребываете. При этом, покушаясь на наш мир.
-  Да. Будучи одним народом, мы словно жили в разных мирах. Мы и говорили-то на разных языках. Чтобы понимать вас и быть похожим на вас, мы учили русский язык. Но получалось нелепо, с акцентом, и вы еще больше смеялись над нами.
- Что уж вспоминать старое.
….Они помолчали, разглядывая мелькающие за окном полустанки. Пустынные пейзажи  напоминали марсианские пустоши.
- Пиво, сигареты, вода, - послышался голос. В проеме купе показалась официантка  с тележкой, в кружевном фартуке и чересчур короткой юбке.
 Она удивленно  взглянула на Даира, заинтересованно улыбнулась и переглянулась с бригадиром.
- Пиво, мужчины, - предложила она  и не дождавшись ответа, пошла дальше, качаясь  в такт ходу поезда своими полными бедрами.
Проводник сладострастно посмотрел ей вслед и  подмигнул Даиру:
- А не хотите развлечься, Даир? У меня в рейсе на каждой станции по любовнице. Сейчас одна выйдет с едой для меня. И у нас будет 20 минут в моем купе. Могу и вам подобрать… А?
- О нет. Что вы? Я устал. Спасибо за чай. Я пожалуй пойду. Отдохну.
- Не за что. Захотите чаю – приходите. Буду рад вас видеть. А насчет девочек подумайте, - игриво улыбнулся проводник.


Глава 26. 1985  

- На танцевальных вечерах,  дискотеках вы ставите только иностранную музыку, игнорируя нашу, отечественную. Чем вам не угодили, к примеру, ВИА (вокально-инструментальный ансамбль) «Самоцветы»  или   «Сябры»? Ведь можно же использовать хотя бы  песни из социалистических стран. Но нет же, вы словно специально игнорируете социалистическое по духу в угоду капиталистическому. Ваши фонотеки состоят из нежелательных,  более того – из аморальных записей иностранных групп, - с негодованием отчитывала старшеклассников Ирина Владимировна.
Завуч школы  по воспитательной работе, закутанная в  серый костюм, напоминающий униформу, была  непреклонна, когда дело касалось защиты советской морали.
Выразительное, плакатное лицо исказилось пунцовым возмущением, делавшим ее по-своему притягательным и одновременно слишком взрослым.
Жить так, как написано в уставе ВЛКСМ и в тезисах со съездов – вот был ее девиз.
Никаких слабостей. Никакого оппортунизма.
Мыслить и действовать так, как завещал Ленин.
…
Эпоха похорон  закончилась,   пришел другой лидер.
 Вызывающий,  раздражающий манерами, дикцией и супругой.  Молодой и неистовый .
Новый вождь открыл ящик Пандоры, и разлетелись по всему Союзу химеры.
...Восемьдесят пятый год. Трудный год для Ирины Владимировны, с ужасом наблюдавшей изменение фундаментальной привычности.
Непривычные слова заполонили газетные полосы.
Консенсус. Гласность. Плюрализм.
Новые лозунги.  Новые люди.
Но Ирина Владимировна всеми силами цеплялась за старое, яростно воюя  против новой либеральной анархии.
-  Вот группа Чингисхан. Это издевательство, а не музыка.  Клоунада, показывающая весь ужас и моральную деградацию этих стран. Как и сомнительный  и политизированный  Битлз – это сплошная пропаганда англоязычного рока и эстрады.
Даир сжимал и расслаблял правую руку. Костяшки пальцев ныли после вчерашних тренировок.
- Но, Ирина Владимировна,  Битлз  не поет политические песни. Это простые баллады о любви, о дружбе, о мире, - пытался спорить  Улан, организатор всех музыкальных школьных вечеров и лидер местной рок группы.
-  Шаяхметов, все это демагогия. Я изучила биографии участников этой группы. Джон Леннон – развратник, аморальный тип, снимавшийся голым со своей супругой. Этому вы учите молодежь? Остальные участники группы не лучше. Вся группа погрязла в наркотиках, сексуальных скандалах и разгульном образе жизни. Не забывайте, мы строим коммунизм с высокими моральными ценностями. Вы комсомолец, Шаяхметов. И вы прекрасно знаете устав ВЛКСМ. Вспомните  7-ой пункт  «Морального Кодекса строителя коммунизма»: «Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни». Подчеркиваю – Нравственная чистота.Какая же нравственность у этих групп?  Никакой. А нам нужны люди только  с чистой репутацией.
Ирина Владимировна прокашлялась и пригубила воды из стакана:
- Также я поймала учеников 10 класса «Б» с самиздатом.  Это были похабные, мерзкие произведения, отпечатанные кустарным способом. Более того, среди этого мусора были замечены рецепты по изготовлению спиртных напитков. И это в то время, когда по стране объявлена антиалкогольная кампания ??? Запомните, товарищи, никакого такого «творчества» я не потерплю. Вы ясно меня поняли?
- Хорошо, Ирина Владимировна, - хором ответил  зал.
- Поймите, друзья мои, - чуть снизив тон, уже мягко убеждала она. - Я хочу, чтобы наше общество стало лучше. Если мы сейчас ослабим контроль, разрушение будет повсюду.  Упустим мелочь – потеряем огромный пласт.  И будет тотальная деградация.
….
 Даир слушал вполуха, тренируя ручным эспандером кисть, и вспоминая вчерашнюю драку. Драться было интересно, когда ты тренирован. Есть шанс надрать уши противнику. Или – убежать. Если нет формы – лучше не лезть.
Бой – это путь воина.
- Более того. Благодаря иностранному влиянию мы видим, как сегодня деградирует молодежь. Ценности изменились. Тотальное подражание западному образу жизни привело к тому, что советская молодежь стала ориентированной на запад. Иностранные фильмы в видеосалонах, иностранная музыка, книги, танцы. Это подрыв наших моральных ценностей. Живя в СССР, молодежь мыслями на Западе. Это парадоксальная и ужасная ситуация.
Завуч привстала от возмущения. Лицо побагровело, ноздри расширились. Взгляд, устремленный в зал, источал праведный гнев, и подросткам стало неуютно.
- Молодежь объединяется в неформальные группировки. Как в американских гетто. И называют себя – «районы». Вы слышали  что-либо об этом? - спросила завуч у присутствующих.
- Нет, не слышали, - хором стали отнекиваться школьники. Хотя почти каждый из присутствующих состоял в какой-либо подростковой группировке.
Ряд Даира вообще был заполнен не только членами, а лидерами  этих, т.н. «районов»: «Салемовский» - Нариман, «Дерибасовский» - Сергей,  «Ертековский» - Гайдар. Да и сам он, Даир, был частью одной из групп. Быть СПС (сам по себе) было опасно, и из-за постоянных поборов дворовых хулиганов – затратно.
Но разве знать дорогой Ирине Владимировне, что молодежь давно научилась  жить двойной жизнью?
- В общем, я предупреждаю. Это последний год вашей учебы. Поэтому, любая выходка – автоматическое исключение из комсомола.  И дорога в  институт для вас будет закрыта. Вы, старшеклассники,  и должны показывать хороший  пример.
Даир расслабил опять руки, пытаясь мысленно снять боль от удара.
«Рука не болит. Боли нет» - внушал  он заученную фразу.
Но боль не отступала.
 - Вот видите как страдает информированность. А у меня тут целые сводки. В городе существует ряд группировок, поделивших участки на зоны влияния. Вот у меня информация, что есть районы «Дерибас», «Крепость», «Коктем», «Параноид», «Драм», «Дос», «Салем», «Снежинка», «ООН», «Штаты» …ну и названия прям, - возмущенно воскликнула Ирина Владимировна. -  Так вот, мне нужна информация по ним. Также, сегодня на наше комсомольское собрание я пригласила инструктора по работе с молодежью от горкома, который организовывает специальный отряд комсомольцев особого действия. Кратко – ОКОД. ОКОД будет заниматься пресечением деятельности неформальных группировок, а также – подростковых группировок.
Со стула поднялся высокий мужчина и сухо кивнул головой.
   - Бахытжан Барлыканович – отставной офицер, специалист по рукопашному бою и самбо. В рамках деятельности ОКОД, он будет обучать сознательных комсомольцев приемам рукопашного боя, чтобы они противостояли  криминальным элементам. На этом наше собрание закончено. Шаяхметов, вас прошу задержаться.
***
- Эй, пацаны, тормозните, -  долговязый Хасен, волочащейся походкой  нагнал их возле кафе «Акку».
Хасен, давно выгнанный из школы, вот уже несколько лет болтался, дожидаясь призыва в армию.
Ему было уже восемнадцать, но по весу он никак не проходил медкомиссию.
Усиленно питаясь, он пытался набрать вес. Но все было бесполезно. Он так и оставался тощим длинным разболтаем.
 Участковый давно грозился его посадить за тунеядство, но Хасен для виду устраивался на работу,  с которой увольнялся буквально через пару месяцев.
Взяв камешек, Хасен бросил по глади пруда, распугав плавающих там лебедей.
- Уахаха, беляди, - захохотал  он, как это часто  делал. Беспричинное веселье и смешливость утомляло общение с ним.
Размашисто дергая руками, жестикулируя,  он приставал ко всем с разным болтливым вздором.
Иногда он молчал, словно маятник, мерно покачивая голом. Но чаще – болтал.
- Есть план . Хороший. Вчера из Чу пришел. Хотите дунуть ? – сиплым, прокуренным голосом спросил он.
 - Нам еще дела делать. Давай вечером, – отмахнулся Даурен.
- Какие дела? Баклан , что ли? Как вчера?
- Не…нас запрягли помочь там одному типу, чтобы с такими, как ты бороться. Окод, называется, - поддел Даурен.
- Да ну нафиг, вы чо, пацаны. Ментами стали, что ли? -  привычно расширенные зрачки Хасена вылезли из орбит.
- Ага. Типа того. Смотри, Хас, мы сделаем из тебя бойца, чтобы ты попал в Афган . Там такие нужны. Ну и «планы» там покруче будут.
- Да че я там потерял. Мне и с нашей соломой   ништяк. Школьники вы еще, щеглы, мозгов мало.
- Главное, чтобы ты был умный, Хас!
- А че я… Я умнее вас. По ночам в Отраре девочек снимаю. Вон, ваша соседка, студентка-то. Вечерами там работает. Влюбилась в меня. Мне бесплатно, - загоготал довольный Хас
- Че ты гонишь, Хас?!
- Отвечаю. Не завидуйте, пацаны. И вам прибудет счастье. Ништяки – они знаешь, фартовых любят. Покедова, братва.

Маршрут Хасена был традиционным: кафе – «Меруерт», «Мираж», «Льдинка», «Театралка» и наконец ресторан  «Алма-Ата», где находил таких же бездельников и собутыльников, как и он сам.
Кто хотел выпить или выкурить анаши – находили Хаса.
Но Хас не вписывался в их сегодняшний поход. А шли они знакомиться с девушками. Поэтому они спровадили заторможенного наркомана на его привычный маршрут.

- Пойдем на Мухабатку ? В КазГу?- предложил Сакен.
-  О, это тема. Давайте. Этот торчок вроде свалил.
- Там первокурсницы. Новенькие. Познакомимся.
- Ура! Идем!


****
You're My Heart,
You're My Soul .
Зазвучал  знаменитый хит.
Раскрашенные студентки с искусственными химическим завивками и огромными клипсами положили в центр круга свои баулы и, образовав круг,  стали  танцевать в такт песни.
Даир и компания, втиснувшись, ловко залезли в  женский круг.
И  уже на следующей медленной музыке  разобрали девушек по парам.
Обнявшись, что-то шепча на ухо юной хорошенькой студентке, Даурен вел себя развязно.
В углу, в темноте, группа местных студентов неприязненно наблюдала за Дауреном.
В какой-то момент Даурен увлекся и, споткнувшись, случайно задел одного из них.
Они того и ждали.
Самый крупный из них схватил Даурена за  грудки и  потащил на улицу.
Компания гурьбой вывалилась из зала.
Увидев это, вслед за ними выбежали и они.
Студентов было больше. И они были старше.
Но отступать было поздно, и  после небольших пререканий, началась драка.
Драка расширялась, и вот уже в нее влились  посторонние  люди, не из их компании.
И уже непонятно было: кто  свой – кто чужой.
Завизжали девушки. Заматерились мужчины. Кто-то засвистел в свисток.
Улюлюканье и крики.
 Кровь. Гомон. Гвалт.
- Милиция.Милиция, - истошно завопил  женский голос.
Даира выбрал невысокий загорелый крепыш. Бил он сильно, но не доставал до лица.
Прыгая по кругу, обмениваясь ударами, они незаметно оторвались от основной арены  действий и углубились в чащу.
Крепыш, увернувшись от удара ногой, ловко схватил Даира за поясницу и бросил через бедро.  
На  Даира посыпался град крепких, точных ударов. Он закрыл лицо.
Но внезапно избиение прекратилось.
Открыв лицо, Даир увидел смущенно-удивленное лицо противника.
- Слышь, я тебя где-то видел, - спросил крепыш.
Вытирая кровь, Даир присел, недоуменно озираясь на него.
- А, вспомнил. Так ты же сын Смагула Аға? – неожиданно спросил он.
- Да…, - удивился Даир.
- Ты меня не помнишь? Я Санжар, сын Мухтара из Узун Агача.  Я же к вам приезжал, согым  привозил.
- Нет…не помню.
- В прошлую зиму. Ты еще помогал мне выгрузить мясо из машины.
- Точно. Теперь вспомнил, - ответил Даир. Хотя лицо того парня он не запомнил. И ни за что не узнал бы его в такой обстановке.
За деревьями продолжался бой.
Санжар протянул руку и помог встать Даиру.
-  А зачем вы напали на нас? Неужели словами нельзя было решить? – спросил Даир.
- Потому что вы надоели. Это наша дискотека. И наши девочки. И нам не нравится, что вы танцуете с ними, нашими однокурсницами.
- Так они же не против.
- Конечно, не против. Но мы против.  Ведь ваши, городские девушки на нас даже не смотрят. Презирают нас. Стоит с ними заговорить, они воротят нос. Мы же говорим даже на разных языках. Поэтому мы решили вас проучить.
- Чтобы мы говорили на родном языке?
- И за это тоже. А как же иначе?
Завыла сирена.  
Сразу несколько милицейских машин подъехало к месту драки.
Патруль  стал хватать всех без разбору.
К ним  тоже подбежал милиционер с дубинкой:
- В машину быстро.
- А почему?
- Вы же дрались?
- Нет…мы братья… зачем нам драться, – миролюбиво ответил Санжар и приобнял Даира.
Милиционер с подозрением посмотрел на кровь Даира и разорванную рубашку.
Но рядом пробежала группа парней, а за ними – свистящий милиционер.
И их милиционер кинулся тоже  вдогонку, позабыв о них.
- Пошли отсюда, братишка. Я тебя выведу, - потянул его за руку Санжар и они  незаметно   ушли  через темную часть парка.






Глава 27. Тарикат  
Возле закопченной, старой лампы кружился мотылек.
Бабочка то приближалась, то улетала на безопасное расстояние от  огня лампады.
Но, попадая в тень, ее опять тянуло назад, на свет, в центр, где восседали хмурые люди в лохматых колпаках и длинных, толстых халатах.
Один из них, босой, в одной холщовой накидке, изможденный и обросший, сидя на коленях, мерно покачивался  из стороны в сторону, что-то бубня под нос.
Все слушали того, кто в центре. Кто, стоя, размахивая руками, временами смиренно присаживаясь на колени, а порой – даже падая ниц,что-то оживленно рассказывал людям.
Его лицо, освещенное неким внутренним светом, было достаточно молодо, и даже – юно, несмотря на густую, черную поросль бороды.
-  Братья, мы часто ошибаемся. Ибо нафс  силен в нас. Но здесь мы все собрались,  потому что наконец-то идем по пути преодоления своей гордыни, своего эго. Наша внутренняя сила указывает правильный путь. Путь осознания. Дорога к Великому пониманию. За которым  наша истинная цель, - вещал проповедник.
Все вокруг дышало ветхостью: облезлые стены саманной лачуги,  крошечные оконца без стекла, выцветшие циновки... И угрюмые, изможденные люди, словно выпавшие из времени: балахоны, чапаны, чалмы да тюбетейки.  
Непривычно для человека, привыкшего к другой  среде.
И самое главное – не было женщин.
Взгляд быстро уставал от них и от света тусклой лампады, и  Даир, прикрыв глаза, обращался в слух:
«Нам легко войти в ширк . Окружающий мир полон язычества. Разве мы хотим впасть в этот  непростительный грех?
Это страшней алкоголя, обмана.
Это грех грехов. Нет ничего страшней.
О, братья мои.
Дьявол силен. Он силен даже тогда, когда вы благочестивы.
Но если вы обратитесь к Аллаху,  вы сильны над ним.
Ибо нет ничего и никого сильней Аллаха.
Если вы видите грех – остановите. Если не можете остановить – осудите словами.
Если не можете осудить словами – осудите сердцем.
Ваши уста могут быть безмолвны, но ваше сердце всегда говорит.
Оно говорит с Богом.
Не молчите, братья. Слушайте сердце. И оно покажет вам путь.»

«Рождение – уже путь. Родившийся сегодня, завтра уже в дороге. Также, как и старец, идущий по пути завершения. За началом конец. И только есть путь между ними. Мы все путники.
А путь – многих из нас привел сюда.
Как и вас, мой друг.  
Путь ищущих. Тарикат Истины.
Ведь «не ищущий» подобен невежде», - вторил шепотом оратору  тщедушный сосед с жидкой бородкой  в мешковатом, делающим его намного старше, залатанном чапане, тем самым дополняя Даиру сказанное в центре.
Но Даиру многое было непонятно.
Бабочка заметалась, закружившись вокруг лампады, временами налетая на чадящую лампаду. Но огонь, быстро лизнув мотылька, опалил его  крылья, и бабочка, изо всех сил размахивая  крыльями, устремляется прочь из этого места, потерявшись во мраке землянки.


Но как отличить ложь от правды?
Ведь мир полон иллюзий, где наши глаза обманывают наше сердце.
И ослепленное сердце замолкает, дав волю  глазам.
Святой Хидр   пробил  дно лодки в открытом море, где он находился вместе с пророком  Мусой . Убил мальчика и починил стену в городе нечестивцев.
Казалось бы – это недостойные, грешные поступки.
Но как обманчивы наши глаза. Ведь в каждом случае наш Учитель предвидел и заранее предугадывал своими действиями: не дав лодку царю-деспоту – убил будущего тирана, а, починив стену, +скрыл клад от нечестивца, сохранив его для сирот того дома.
Можем ли мы также предугадать наши действия? Только через молитвы нам откроется тайное, а не только явное. Именно скрытый смысл вещей, который достигается путем верного служения Всевышнему, - вещал неутомимый проповедник.

Крупная капля с потолка упала на лампаду, и пламя зашипело, заметавшись из стороны в сторону.
В комнате заплясали неровные блики.
Сбился с ритма и вновь появившийся мотылек,  заплясав во всполохах света.
В комнату мелкой моросью полились капельки пахнущего илом дождя.
По камышистым стенам потекла вода.
Ветхая крыша просела, обнажив сук  карагача.
Завыл ветер, затрещала лачуга.
Встревоженный  Даир оглянулся  по сторонам.
Но никто не шелохнулся.
Все внимательно слушали говорящего.

Наш путь – путь непонятых.
Наше богатство – милость Всевышнего.
Мы – гости в этом мире.
Ничего не принадлежит нам: ни дети, ни дом, ни имущество.
Вам не  ответить за  них, а им – за вас.
Все принадлежит  Всевышнему.
Радость и печаль – части одного целого.
Принимайте со смирением одно и не отвергайте другое.
Ведь для того, кто разбудил латаиф , не важны названия.


- Аминь,  Аминь, - загудели собравшиеся.

- Великие слова  устаза (учителя). Благословенные слова, -  с восхищением прошептал  его сосед Жолдас .
  
«Много часов бродил Даир возле здания и внутри его.
Но кроме шумных  туристов и помпезных реликвий,  он не нашел того, на что должна была откликнуться душа.
А где же бог?
Где святость?  Которую он искал? Где тайна?
Где «что-то», возвышающее нас над суетой, над миром?
А, может, этого самого «что-то» и не было вовсе.
Может,  люди сами создали?  Ведь он не видел ничего. Хотя живет  немало.
Может, внушают себе люди, заскучавшие во Вселенной?

- Вы что-то ищете, брат? Может, вам негде ночевать? – спросил его прохожий.  
 Действительно, утро давно стало вечером. А Даир все бродил и бродил, пытаясь найти  пресловутое «что-то».
- Я сам не знаю, что ищу, - задумчиво ответил Даир.
- Давайте я вас проведу к братьям. И вы найдете кров и еду, – предложил прохожий.
- О, нет. Не беспокойтесь. Я найду гостиницу поблизости, - отказался Даир.
- Я не каждого прошу, а избранных. Ведь там не только кров, но и истина. которую вам нужно услышать, - мягко взяв за локоть Даира, потянул прохожий. -  Меня зовут Жолдас. Считайте, что я ваш брат. Пойдемте, с помощью Аллаха. Не стесняйтесь.

Растерянный Даир, озираясь по сторонам, покорно пошел за этим тощим мужчиной в обветшалом залатанном чапане и меховой шапочке  на голове.
Он привел его в лачугу на окраине, где уже собралось много людей.»
...

- Аллах Велик, Аллах Акбар, - закричали слушатели.
- Пусть прольется на тебя милость Всевышнего, -  воскликнул старик в передних рядах, и, подбежав к устазу,  поцеловал его руку. Вслед за ним побежали к учителю и другие и  стали тоже целовать его руку.
  
- Спасибо, Пир . Велика твоя мудрость, Учитель, - одобрительно  загудели голоса.
- Аллаху акбар, Аллаху акбар, Ля Илляха Илял  Аллаху, - начали нестройно звучать голоса.
С каждым присоединенным голосом хор становился единым, и вот уже весь зал сплоченно запел слова зикр , встав в круг вокруг лампады.
Все закружилось в ритуальном танце.
Впав в экстаз, дервиши в едином гуле запели  молитвенную формулу.
Задрожали  люди, затрепетал мотылек, и все вокруг слилось в одну вибрацию.
Уставший Даир потерял связь с реальностью и впал в некий мистический транс.
Он невольно влился в круг.
Сознание  отключилось, и Даир поплыл, отдавшись волшебной волне зикра.


****
Очнулся Даир в темной комнатке, на полу.
Оглядевшись, он увидел рядом молящегося Жолдаса.
В комнате больше никого не было.

- Вы проснулись,- обрадовался Жолдас, – и свернув молитвенный коврик, присел у его изголовья. - В первый раз часто бывает так. Не все выдерживают  коллективную молитву. Особенно впечатлительные  теряют сознание. У меня и самого так было. Я ведь тоже из Алматы... У нас другое восприятие.
У Даира кружилась голова. Ноты зикра неясным звоном  звучали в его голове.
- Как вы попали сюда, Жолдас?
- Как я попал,- усмехнулся он, и возбужденный блеск его глаз вдруг потускнел. Выпрямленная фигура скукожилась, лицо  погрустнело. Он помолчал некоторое время и спросил. - Вы любите суфийские притчи?
-  Как-то читал. Но не уверен, что понял.
- Понимание зависит от уровня осознания. Суфийская мудрость имеет много пластов. За одной следует вторая, а за второй – третья. И каждое толкование верно и неверно одновременно. Но все смыслы вместе полны. И понимание конечного смысла не является  полной разгадкой, а скорей намерением понять истину.
Расскажу я вам одну притчу:
«Один почтенный мужчина очень любил свою жену. Она была очень красивой. И намного моложе его.
Однажды вечером, когда он возвратился домой раньше обычного, к нему подошел его преданный слуга и сказал:
– Ваша жена, моя госпожа, ведет себя подозрительно. Она находится сейчас в своей комнате. Там у нее огромный сундук, принадлежавший раньше вашей бабушке, который достаточно велик, чтобы вместить человека.
– В нем обычно хранились только старые кружева.
– Я думаю, сейчас в нем есть что-то еще. Она не позволила мне, вашему старому слуге и советчику, заглянуть в него.
Муж  вошел в комнату жены и нашел ее чем-то обеспокоенной, сидящей перед массивным деревянным сундуком.
– Не покажешь ли ты мне, что в этом сундуке? – спросил он.
– Это из-за подозрений слуги или потому, что вы мне не верите?
– Не проще ли будет взять да открыть сундук, не думая о том чем это вызвано?
– Мне кажется, это невозможно.
– Он заперт?
– Да.
– Где ключ?
Она показала ключ и сказала:
– Прогоните слугу, и вы его получите.
Муж  приказал слуге выйти, женщина протянула ему ключ, а сама удалилась, явно смущенная.
Долго размышлял муж. Затем он позвал четырех садовников из числа своих слуг. Ночью они вместе отнесли сундук в отдаленную часть сада и закопали его, не открывая.
И с тех пор – об этом ни слова».

- У этой притчи много аллегорий. Это и психологическая: у каждого есть свои сундуки с секретами. Семейная – никогда не сомневайся в том, кого выбрал. Сомнения вызваны не женой, а тобой. И даже шифрованный код, где сундук – знания, жена – путь, а слуга – сомнения Истины. То есть притча  имеет очень много граней расшифровки.

 Даир только сейчас заметил, что в комнате  почти нет окон, а единственное отверстие для воздуха находится у потолка, откуда шел неясный, загадочный свет, делающий  лицо   собеседника еще более таинственным.

     Жолдас прервал свой рассказ. И уставился в окно, надолго позабыв о собеседнике.
- Я ведь сразу понял, что вы наш. Из Алматы. У нас особая рассеянность, расслабленность, словно мы находимся постоянно в домашней постели. Поэтому мне захотелось поговорить с вами. Я когда-то жил в мире. И жил очень счастливо. Конечно, насколько можно быть счастливым мирским.
Я получил прекрасное образование. В хорошей школе с английским уклоном. 120-я школа.  Знаете, наверное. Мечта многих.  В самом центре города. Потом окончил факультет иностранных языков. Получил прекрасный английский язык.

Он замолчал, словно что-то вспоминая.
Через некоторое время  продолжил:
- В первые годы независимости, когда  к нам повалили первые западные компании, нас, англоязычных, носили на руках. В стране кризис, 90-е, безработица и нищета. А мы работаем в теплом офисе, создав свой уютный мирок Запада, оградясь  от внешнего дикого мира  комфортом  и безразличием. Да, было время, мы смотрели свысока на тех, кто был по ту сторону нашего офиса. Это бывший совок, бандитизм, нищета и убожество базарного бизнеса. А по эту сторону – боги, давшие нам работу и научившие тому, что было много лет скрыто за железным занавесом. Мы боготворили их, словно фараонов. Мы готовы были отдать им все: дома, еду, страну и даже женщин. Это было время карго культа. Я наслаждался жизнью. К тому же я женился на самой красивой девушке из нашей школы. А потом, как в модных журналах: двое прекрасных дочек - ангелочков.
Я успевал все: гулять, работать, путешествовать по миру, одарять и кормить родственников. Я  сам стал сверхчеловеком.  Эх…время мнимого могущества, - горестно усмехнулся он.
Жолдас взял в руки четки.  Закрыв глаза, пробормотал что-то под нос.
И, пытаясь не смотреть в глаза Даира, сел полубоком к нему.

- Все было прекрасно, пока я не увидел их…
Мою жену и близкого друга.
Я много думал об этом случае.
Говорят, по статистике измены чаще всего происходят с близкими друзьями.
Интересно, что было бы, если бы я не узнал…
Может быть, мы жили бы, как и раньше. Пребывая в иллюзии счастья и благосостояния.
Да уж…

   Он опять замолчал. И, чуть помедлив, прошептал:
-  Я ее простил. Ради детей. Но мне только казалось, что  простил. Внешне. Убеждая себя внутри. Но...
…Я стал много пить, пытаясь  заглушить внутреннюю обиду.
Все больше и больше. Все глубже и беспробудно.
Пока меня не нашли  под забором.  «Братья».
Накормили. Отогрели. Выслушали.
Я  долго говорил.
Много плакал.  
Наконец-то я нашел тех, кто мог терпеливо меня слушать.
Как же это важно для человека.
Если бы она меня слышала.
Если бы она меня услышала.

….
Он уронил голову на колени, и Даиру показалось, что он плачет.
Так прошло много времени.
Даир не решился прерывать его молчание.
И вдруг, очнувшись, собеседник выдавил воспаленным шепотом:

- С тех пор я здесь, - и, словно проглотив комок  в горле, прохрипел, - И я…счастлив.

***

Присев на молитвенный коврик, Жолдас стал перебирать  четки, монотонно повторяя  формулы зикра:
- Аллаху Акбар, Аллаху Акбар, Аллаху Акбар…
- Субханналлах, Субханналлах, Субханналлах..
- Альхамдиуаллах, Альхамдиуаллах, Альхамдиуаллах…
- Спокойной ночи, брат Даир, - вдруг повернулся он к нему, -  Пусть Аллах укажет  тебе  истинный путь, - и помолчав, добавил, - И спасибо, что выслушал. Это так важно для меня.












.






Глава 28. Мост

Он проснулся  на белом песке, на берегу реки, под открытым небом.
Не было ни города, ни дома, ни следа от ночной феерии.
Над ним возвышалась  полупрозрачная сфера, закрывавшая весь небосклон до горизонта.
Вместо неба – жидкий полусвод из серых облаков.
Он пошел в сторону воды.
Казалось, река рядом.
Но он шел и шел, а вода была все еще далеко.
Наконец он дошел до отсвечивающего бликами небесного купола – реке.
Странное течение было у реки.
Ни ряби, ни всплесков,  ни волн.  
Словно это гладкий лед, замерзающий  и тающий одновременно.
Временами река меняла направление и текла в противоположную сторону.
По ровной глади  реки пролетали белые пушинки, замерзающие на ходу вместе с рекой. Застыв в воздухе, они  сразу же оттаивали и продолжали движение, словно ожившие кадры фильма.
Даир пошел вдоль берега. Непонятно было – где запад, а где восток.
Не было солнца.
И никакого другого ориентира.
Вдалеке показался мост.
Висячая переправа, сотканная из веток, временами  качалась,  словно по ней кто-то проходил.
Но кроме одинокой фигуры у моста, никого больше не было.
Человек осторожно вступал на переправу, делая шаг. Потом второй.
Но словно передумав, возвращался обратно на берег.
Мост облегченно вздыхал, словно радуясь освобождению, и опять начинал раскачиваться под свой такт.
  Подойдя поближе, он увидел человека, одетого в старую гимнастерку, подпоясанный широким армейским  ремнем.
Красные погоны артилерийста и звезды майора на них.
Боевая форма, местами в багровых пятнах, была  увешана медалями.
На поясе висел допотопный наган.   
Временами майор вытаскивал оружие, протирал, прицеливался и обратно клал  в кобуру.
Хромовые, черные сапоги были начищены до блеска.
Он словно был готов к бою и одновременно к параду.
Затем он снова рассматривал противоположный берег в бинокль, как будто выглядывая там кого-то.
Но не найдя никого, снова расстроенно ходил по берегу, пиная синюю гальку с серым мхом.
Через какое-то время майор вновь повторял свой ритуал.
Седые усы украшали суровое, мрачное лицо.
Майор. В таком возрасте?
Сколько ему? Может быть 70, а может и 80.
Но майор по-молодому чеканил шаг и держался с четкой военной выправкой.
Даир подошел к нему, пытаясь поймать его взгляд и поздороваться.
Но майор словно не видел его, каждый раз отворачиваясь и шагая в другую сторону.
Может не хочет, чтобы ему мешали?
- Здороваться здесь не принято. Это другое место, - вдруг сказал майор, не поворачивая головы.
Даир посмотрел на противоположный берег.
Тот берег был освещен каким-то светом. То ли солнцем, то ли луной, в отличие от этой, темной стороны.
И только сейчас Даир понял, что здесь, в этом мире – нет солнца, неба,... и не было звука.
Только мысли.
Мыслями он слушал. Мыслями – говорил.
- Это мир тишины. Здесь не принято говорить. Здесь можно только думать. И…, - посмотрев на Даира, беззвучно добавил: - Вспоминать.
Майор вдруг замер,  напрягся, и, судорожно схватив бинокль,  направил окуляры на ту сторону.
- Показалось, - промолчал он и расстроенно. -  Я все еще жду.  Жду Ее… Уже много лет. А ее все нет и нет. Это мой мост. И по нему должны прийти ко мне.
Майор внимательно взглянул в глаза  Даиру.
В карих, много повидавших глазах, Даир увидел все: разочарование от войны. Раны. Гибель товарищей. И смерть младшей дочки.
- Ее зовут Анипа. Она умерла… для вас умерла. Но не для меня. Ей…было всего 12 лет. Ночью позвал ее Ақ шал  . Не мне знать, почему ему понадобилась моя дочь. …
Майор пнул камешек.
- Ее тело сняли с петли. Под утро. В сарае.
В воздухе замелькали кадры из жизни  майора.
Танки.
   Пушки.
       Солдаты.
           Война.
             Жена.
И наконец – улыбающаяся девочка.
Мир мыслей Майора.
Ни страха. Ни радости.  
Только Майор. И его мысли:
- Здесь я встретил многих. И тех, с кем воевал. И тех, против кого. Почти всех, кого сам убил. Но то была война. Но я не хотел здесь увидеть дочку. В мирное время. Ведь я ждал жену. А появилась дочка. А после дочки появился сын. Старший. Его тоже позвали.
Майор ушел на середину моста, постоял там и, немного подумав,  вернулся.
Он ходил по берегу взад и вперед.
Иногда останавливаясь и внимательно рассматривая противоположный берег.
- В прошлом году пришел мой младший сын. Он много пил в миру. И днем и ночью. И в итоге замерз пьяный, зимой. А кому нужен пьяница, который постоянно лежит под забором. Не до него людям. И мне когда-то было не до него. Не привыкли мы уделять внимание детям. Не то было время. Не смог я, видимо, детей достойно воспитать.
….Но  почему?  Почему он забирает моих детей?
 Майор поднес было ко рту мундштук, но, что-то вспомнив, с досадой сунул потрескавшуюся трубку в карман широкого галифе .
- Мне можно на тот берег? –подумал Даир.
- Иди, сынок.  Здесь тебе делать нечего. Живи жизнью. А я….Я тоже приду туда, когда дождусь Ее.
Даир осторожно ступил на мост.
Мост, несмотря на свою ветхость, уже не скрипел, не качался, а вытянулся в одну натянутую струну.
Он словно принял Даира и вел его на тот берег.
Пустота.
   Безжизненная пустота,  полная отчаяния, с каждым шагом отпускала Даира.
Это не его мир.
Подальше отсюда.
Подальше отсюда…

 ….
Сойдя на противоположный берег, Даир  оглянулся.
Но не было ни Майора.
Ни моста.
И ни реки.
А впереди был густой туман.













Глава 29. Море сердца

Туман дышал.
Дышал глубоко, вбирая в себя воздух,  выдыхал белый, соленый воздух, который рассеивался потоком.
Поток образовывал облака различной формы и цвета.
Они расходились в разные стороны, образуя коридор для Него.
Облака пульсировали,  излучая свет и испуская еле слышимый перезвон.
Временами внутри тумана проносились образы, линии и тени.
Они издавали то рык,  то плач, то свист, или странное, неестественное пение.
С каждым шагом усиливался неясный, тревожный  гул.
Гул шел от моря, которое открылось перед Ним.
Гремел гром.
 Вздымались волны, поднимая  белесую пену.
  Море сжималось, словно пружинилось для прыжка,  разжимая могучие руки и   обрушивалось на берег, смывая в кашицу прибрежный косогор.
Песчаные дюны, разбитые водой, теряли свой облик, превращаясь в рыхлый ил. И по пустыне проносился болезненный стон.  
Но как только вода отступала, пустыня вновь принимала прежний вид.
Песчаная  шеренга выдвигалась вперед, издавая воинственный клич.  
Грохочущая морская лава снова  яростно опрокидывала шеренгу, не давая возможности наступлению  тақыра .   
С трубным рокотом исполин хлестал волнами песчаную рать.
Рассержено море. Страшен гнев великана.
Но дюнное войско только увеличивает свою мощь, и вот уже целая армада обступает врага со всех сторон.
Морской батыр  в отчаянии отбивается дубинкой от тьмы пустынных воинов.
Но силы не равны.
Все больше песка, все меньше воды.
Морской Воин  слабеет. Уменьшается. И   падает в изнеможении, разбиваясь на лужи.
Победоносно трубят воины пустыни, захватывая море тьмой соляных песчинок.
А побежденное Море тяжело вздыхает, уменьшаясь до маленького, пульсирующего сердечка.
Шоқпар , оставшийся от былой мощи, стал погружаться в песок.
Схватив за рукоятку тяжелое оружие, Он со всей силы обрушивает палицу на песчаный строй, внося сумятицу в стан противника.
Наступление остановилось.
Враг  настороженно притих, оценивая человека из Тумана.
И постепенно отползает назад, выжидающе приняв привычный образ.
- Спасибо, добрый человек, - устало поблагодарило Море.
Он повернулся и протянул орудие.
- Мне уже его не поднять, - сокрушенно произнесло Море. - Мы проиграли.
- Но ведь вода  властвует миром. Океаны завоевывают  суши. И люди не в силах справиться с мощью стихии.
-  Я – остаток. Отколовшийся. И потерял связь с Матерью. Со мной только две дочки .  Много веков они питали меня силой. Но...одна ушла к песчанникам. А другая? Ей сложно одной. Чтобы дойти до меня, приходится пройти многие преграды. И приходит она уже отравленной и бессильной. Жалкий ручеек, полный соли. Мои следы стали солью. Мое сердце стало солью. И моя душа отравлена солью. Каждый выдох разносится солью по всему миру. Я забыт. Я покинут.
- Что же сделать, чтобы ты стало прежним, о Море?
- Благодарность. Только благодарность может спасти меня. Мы потеряли связь с вами, люди. Разве не мы питали вас своей живностью? Разве не было рыбы для ваших сетей? Разве не укрывал я от жары вас буйной листвой тугаев?  Не давал воды для ваших садов?  Был богатым мой мир. Были и тигры, и звери, и много птиц. Что же стало сегодня? Высохли деревья. Ушли звери. Не стало рыбы. Ухожу и я. Тень от того, что было. И ее уже нет. Нет больше Моря.
- Твоя тень еще велика.
- Вещь, отбрасывающая тень, должна иметь полную силу. Но той силы уже нет.
Сзади разнесся воинственный рев.
Закрутился в воздухе пыльный вихрь.
Ветер накрыл Его слоем песка, забив рот, нос и  уши.
Дыхание сперло.
Трубный зов новой атаки.
И песчанники обрушились всей своей громадной мощью.
Их было много. Намного больше, чем прежде. Бесчисленное количество.
Он, пытаясь поднять шокпар, ринулся было в атаку.
Но налетевший ураган не дал ему сделать и шагу.
Огненные песчинки стали клевать оружие, превратив его в пылающие  капли.
Он увяз  в песке, не в силах уже встать, проваливаясь в глубокую бездну пустыни.
А дюны наступали, наваливаясь всей тяжестью на уже сломленное тело.
Желтый песок. Везде. Повсюду. Снаружи  и внутри.
Он тонет.
Становясь частью песка. Становясь песком.
Глубже и глубже. В песчаную бездну.
А наверху звучал торжествующий марш победителей.











Глава 30. Лоно

Шшшшш….
Скрипел песок.
Ууууууууу…
Гудела земля.
Его несло в песчаной воронке куда-то вниз.
Долго.
Нескончаемо.
Вечно.
Вправо, влево, вверх, вниз – словно всадника на безумном коне, его кидало из стороны в сторону.
Бесконечная воронка, ведущая в безвестное никуда.
Но вот уже воронка сужается.
Узко.
Тесно.
И вот уже кончился песок, и он летит, кружась  в воздушном коловороте.
И вихрь несет его, словно пушинку в расщелину, в некий грот, заполненный теплой липкой  влагой.
Внезапная тишина грота оглушает его.
Настолько тихо, что слышно, как где-то падают капли.
Кап -Кап. Кап-Кап.
Мерно стучало сердце.
Тук-тук. Тук-Тук.
Протяжно  дышала пещера.
Ухххх, Ухххх.
- Ты дома, ты дома, - шептал голос.
 - Дома, я дома, - вторил  Он.
Его окутывало,  обволакивало влажное, теплое умиротворение.
Напоминая о чем-то позабытом, но знакомом:
Память - ничто.
Знаний  нет.
Все, что был,о – пустота.
Все, что будет, – иллюзия.
Есть только настоящее.
Уютная благодать, где  нет разума.
А есть  спокойствие.
Где нет времени.
Где есть Великое Непонимание, охраняющее мир.
Пребывать, а не жить.
Покой, а не ветер.
Где-то далеко, снаружи, доносилось еле слышимое пение, сливаясь с тягучим дыханием пещеры.
Пещера глубоко вздохнула.
Легкие наполнились воздухом.
Зачастило сердце.
Запульсировали стены.
Усилилось течение и его понесло к выходу.
Привычный порядок разрушен.
Море уюта стало  бурей страха.
Впереди - ужас неизвестности.
Уууууууу.
Завыла пещера.
Ааааааааа.
Закричал Он.
Гууууууу.
Загудел лабиринт.
Рвется нить. Рвется мир.
Нет уже прошлого.
Есть только лавина, несущая в неизвестное.
Он больше не нужен.
Он лишний.  
          Чужой.
Вон она - дверь.
И вот он - новый мир.
Яркий свет ужаса ослепил его.
Аааааа.
Удар.
Еще Удар.
Перевернувшись в воздухе, он бултыхается в топь.
Уууухх.
Вздохнул он  воздухом обитания.
В воздухе  разливалась убаюкивающая  напевь:
Әлди, әлди, ақ бөпем,
Ақ бесікке жат бөпем ,
(Баю-бай, мой малыш.
 Ложись в колыбельку, моя кроха)
Качаясь на волнах под монотонное пение, он вернулся в привычное состояние покоя.
Новый мир перестал быть страшным.
Течение мягко прибило его к берегу.
И сразу же оборвалась мелодия.
И он, встрепенувшись, вскочил на берег.






Глава 31. Земля Обетованная

Он увидел необъятное дерево на берегу.
Дерево - исполин , подпирающее небо и корнями уходящее глубоко под землю.
С востока дул ветер, играя листвой  на кронах великана.
Огромная птица, величественно размахивая широкими крыльями, подлетела к кроне дерева и уселась на ветку величиной с целую гору  .
Неторопливо раскачиваясь  и раскачивая ветви, птица  присела в большое гнездо и через какое-то мгновение отложила яйцо, осветившее всё вокруг в  цвета сияющего золота.
Словно проснувшись от золотого сияния, закачалось дерево, пробились из под земли новые родники, быстро наполняясь в огромные реки. Зазвучали различные голоса: людей, птиц, зверей. 
И вдоль одной из рек показался всадник  на высокой верблюдице.
А позади него растянулся длинный  караван, уходящий далеко  за горизонт.
Старики и дети, женщины и отроки – многочисленный люд заполонил  берега всех семи рек.
Изможденные, оборванные, они долго шли к дереву, словно река, растянувшись во всю  свою длину  по всей долине, не отставая от своего   печального предводителя.

И наконец, достигнув дерева, всадник  остановился и поднял глаза на самый верх, туда, где сияло в гнезде яйцо. 
Караван  тоже застыл, с надеждой взирая на дерево и переводя взгляд на предводителя.
И, что-то прошептав, всадник вступил на нижнюю ветку дерева и исчез в густой листве.
Обрадовавшись, потянулась за ним и вереница уставших  от долгого пути людей, тоже растворившись  в дубраве.  
Последний из колонны, хромой старик,  далеко отставший от народа, проковылял мимо Него и  проследовал вслед за другими.
Немного постояв, последовал за ними и Он.
***
Они долго шли по серо-замшевому коридору с расходящимися в разные стороны деревцами.
Безмолвная вереница мрачных людей во главе с безрадостным предводителем, двигалась вперед, не оглядываясь и не останавливаясь, временами исчезая во влажной, от утренней росы, дымке.
Только изредка верблюдица издавала протяжное: - Боооо.
… Зеленая аллея из веток  расступилась и впереди появилась блестящая от ковыля голубая поляна с серебристым отливом различных цветов.
Разноцветные бабочки облетали травы, собирая  цветочный душистый нектар.
А на опушке, где росли небольшие деревья, паслись большие стада различных животных.
Рядом с ними резвились тигрята с детенышами сайгака. А чуть поодаль мирно  лежали тигрицы, радуясь утреннему солнцу.
Коршун кормил птенцов ласточки в гнездах, свитых на спинах овечек.
А овцы помогали выхаживать раненого барса.
Птички щебетали  на макушке  огромного медведя,  а быстрые куланы  неслись наперегонки с волками.
На глазах стали преображаться люди и вот уже старики откинули свои посохи и превратились в статных джигитов, а женщины расцвели в дивных молодух.
Все заулыбались, оживились.
Девушки запели песни, украшая свои волосы венками из полевых цветов.
Мужчины заплясали вокруг них, играя на диковинных  инструментах.
И во всеобщий хоровод вступили все звери и птицы, слившись в одну целую пляшущую радость.
Только предводитель не изменился, оставшись в прежнем облике.
Он отпустил верблюдицу и с грустью наблюдал за веселящимися людьми.
Словно старика   не коснулось волшебство этой сказочной  поляны. Словно он был чужим на этом празднике молодости и веселья.
Как не изменился и Он, примкнувший к каравану. Тоже – чужак.
- Где я, о Мудрый, - спросил Он у старика. - И почему меня не видят ни люди, ни звери.
- Ты гость в этом мире, путник.
- Я здесь не останусь?
- Гость не остается там, где его нет.
- Зачем я здесь, Мудрец?
- Спроси у себя, странник. Что тебя ведет?
-  Что же меня ведет, о, аксакал? И почему я безрадостен, как и ты? Я вижу солнце, но на душе тень. Я ищу истину, а нахожу ложь.
- Это мир моих грез, мой друг. Где нет распрей и зла. Где время остановилось. Это страна вечной юности. Здесь нет ответов, потому что вопросы не имеют значения.
- Но почему вы печальны, Мудрец? Разве это не идеальный мир?
- Потому что здесь нет жизни. Потому что нет одного без другого. Это мир стоячей воды, вечного постоянства. Земля мечты. И этим она страшна.
Старик  взял в руки кобыз. Лаская инструмент взглядом, улыбнулся чему-то своему  и заиграл печальную мелодию.
Поляна стала растворяться в воздухе, и перед глазами странника появилась бесплодная земля, на которой стояла огромная  башня, состоящая из нагроможденных юрт и домов.   Башня содрогалась от сильного ветра, от  людей, в бесчисленности копошащихся на ее теле, от страха и отчаяния, от безрассудного веселья, от излишней суеты и временами скрывалась за густым дымом.
Задыхаясь в отчаянном крике, люди срывались вниз, в пропасть. 
Но потом вновь карабкались наверх.
Дым стал настолько плотным, что  из него возгорелось пламя.
Быстро увеличиваясь от ветра, неистовый  огонь  охватил дома, людей и всю башню.
И внезапно все взорвалось. И потонуло  в наступившем мраке.
Стало тихо.
Вдалеке тишину прорезал  цокот копыт по каменистой мгле.
И прямо на путника вылетел  вороной, сливающийся с ночью скакун.
Призывно заржав, конь встал на дыбы и остановился пред ним, склонив шею.
Схватив за гриву, путник вскочил на коня  и оглянулся назад.
Но старик исчез. Как исчез и его мир.

Глава 32. Всадник
- Дун.
Громко вздохнул невидимый бубен.
- Дун-дун.
Скрипнула натянутая кожа данғыра  .
- Дун-дуну-дун.
Неведомым тактом начала отстукивать дробь.
- Дун-дун-ду-ду-дун.
Стал нарастать ударный тембр.
Конь, всхрапнув, нетерпеливо перебирал ногами.
- Дууууу дуууун.
Окончательно вздрогнул барабан.
И пущенной из лука стрелой полетел скакун по степи, стремительно  стелясь над землей.
С каждым ударом барабанного громозвучия, конь усиливал ход, вкладывая в прыжок всю свою мощь.
- Тук-тук-тук.
Отсчитывали копыта дробный марш, отстукивая волшебный танец.
Беснующийся гул рвал воздух, выверяя ход по своему пути.
Ни удил, ни седла, только грива, за которую крепко схватился всадник.
Свет красной луны в шуме мерцающих небесных светил, освещал всадника, слившегося  в одну тень со скакуном.
Аргамак , сжимаясь, словно пружина,  перепрыгивал  через горы и озера, взмывая вверх в длинном, протяжном скачке.
И бубен, вдохнув, на миг замолкал, чтобы с еще большей силой  вскружить  пучину дикого пляса.
В единый звук слился дангыр, всадник и скакун.
Что-то одинокое, медленное, вне утвержденной стези, белым пятном плыло по морю.
Это белое, растекаясь в своем одиночестве, заполняло все пространство вокруг, наполняя сердце всадника необычной силой безысходности и тоски.
Наполняя  нутро тревогой  одиночества, неизвестности и беспокойства.
Ужасом стылой сырости и бессмысленного предрешения.
Всадник, словно потеряв дух, отдавшись новой силе, в бессилии обрушился в море вместе  с конем.
Словно порвалась невидимая нить, связывающая его с прежним миром.
И, погрузившись на самое дно моря, он покорно отдался темной тине дна, окутавшей его тело и разум.
…
Невидимая рука толкнула его и, очнувшись, он изо всех сил оттолкнулся от дна, чтобы всплыть на поверхность. 
Всплыв на поверхность, он отдался волне, которая медленно понесла его по мерной  глади моря.
Скакун, превратившись в лебедя, грациозно плыл рядом, издавая еле слышимую  мелодию.
Мелодия ни нарастала, ни уменьшалась.
Мелодия успокаивала, убаюкивая его монотонной гладью волны.
Вдали показались горы.
И дикий ветер с гор налетел на море, разрушив тихую рябь заводи, расстроив ровный ход волн.
Разбудив безумную силу, внезапно проснувшийся ураган  огромной волной выкинул его на берег.
А там стоял огромный зверь. Серая волчица, ощетинившаяся, озлобленная, истошно завыла на луну.
И яростно захрипев, зарычала на путника  и большими прыжками  рванула прочь.
Унося вой призыва и песню отчаяния.
Странник помчался вдогонку, поддавшись призывному бегу зверя.
Сначала на двух, а потом уже на четырех, он догонял зверя.
Все тело  покрылось густой шерстью.
Он, растопыривая огромные когти, всей силой новой сущности отталкиваясь от земли, взлетал в очередном прыжке, пытаясь поспеть за волчицей.
Клыки злобы блестели в свете луны.
Волкочеловек, оборотень, обретший  звериную суть.
Человек, забывший человеческое. Или зверь, обретший звериное.
Они бежали, упоенные гонкой.
Бежали ради себя.
Ради одиночества в стае. Ради стаи в одиночестве.
Отвергнутые сущности, ненавидящие и нуждающиеся друг в друге.
Демоны ночи, верстальщики  жертв.
Бег убийц.
Бег прерывателей.
Бег волчьего рода.
Вот уже близко. Вот они бегут ноздря в ноздрю, нога к ноге.
Гармония общности. Взаимный темп. И вот уже взлетели на самую вершину горы.
И, остановившись, они завыли на безответную луну.
И луна, из самой своей середины,  сверкнула лучом прямо к одиноко стоящей юрте на  горе.
Легкое серебристое облачко танцующей поступью спускалось по лучу, играя на сыбызгы   небесную мелодию.
Шанырак юрты раскрылся, впустив лунный образ.
Задрожали камни.
Затрепетал воздух.
Вновь завыли волки, закружившись в зверином танце и слившись в одно целое,  став единой сущностью  в человеческом обличье.
Закружилась юрта, отбрасывая свои стены.
- Рррр! – Зарычал напоследок зверь.
- Аааааа! – Закричал  уже Человек.
- Дууууууу! – Отозвался ветер.
***
Из юрты вышел старец с посохом, осветив гору необычным светом.
Светом, пробирающимся через горы и моря.  
Светом, ослепившим еще  слабого после гонки путника. 
А вокруг старца собирались звери и птицы.
И человек упал без сил у его ног.








Глава 33. Песня Ак шала  
О Человек, сын Матери из нижнего мира!  ,
Ты стоишь перед горой Священной  ,
Горой предрожденья, Обителью взращенных,
Вдоль миров сверкавших и потухших,
Ты слышишь вой великой самки?
С пещеры матери волчицы ,
Вскормившей воинов небесных ,
Забыли лоно Матери они,
Предав забвению корни стойкости,
Ты видишь снег холодный?
Все стало черным от людей бесчестных,
От рек отрав  пустот безвестных  .
…
Несет младенца в мир чудесный 
Ойун  ,  играя с колыбелью,
Чтобы родился человек,
Но нет и радости в рождении,
И больше нет предназначения,
И смолкла песня новизны,
…
Взгляни на эту гору лиц,
Вместилище зверей и птиц,
Ведь жизни полны эти звери,
Ведь миру рады эти птицы,
Но человек не слышит их,
И не падет уж больше ниц,
Пред Мудростью древнейших ниш,
Сердца молчат, отдавшись страсти,
Душа безмолвна и пуста.
Но ведь и у  камня есть душа,
И даже воздух сердцем дышит,
Но что же стало с вами, люди?
…..
О, Гора Прохладного Ветра,
О, Гора Праотца,
И Великой матери Умай  ,
Великая Середина между мирами,
Вечности и Межвременья,
Двери твои захлопнулись,
Когда Вдох стал длиннее выдоха ,
Твои камни молчат,
Твои реки застыли,
Забыл тебя рожденный.
…
О, Гость из мира бренного,
Послушай песню вечную,
Все больше в ней стенания,
Зверей и птиц слезы отчаяния,
Как нет зародыша без семени,
Так нету жизни без Весеннего,
Так дай же весть народу добрую!
Пусть ценят то, что дали свыше!
Пусть любят то, что рядом жизнь! 
Чтоб не прерывался весь ваш род,
Пусть помнят предков рода зов.




Глава 34. Групповая психотерапия

- Здравствуйте. Меня зовут Даир.  
- Здравствуйте, Даир, - хором ответила группа.
- Мне 47 лет. И я ….по-моему, схожу с ума….
-  Как вы это поняли? – спросил конопатый мужчина лет тридцати в элегантной  бабочке.
-  Меня преследуют видения. Я стал сомневаться в реальности.
- Веселые картинки? – понимающе подмигнув, заулыбался длинноволосый  юноша в расклешенных джинсах.
- Нет. Я бы не назвал их веселыми, - немного подумав, ответил Даир.
- Это  связано только с женщинами? – участливо спросил  плешивый мужчина пенсионного возраста со свернутой газетой «Казахстанская правда».
- Почему только?
- Потому что все так или иначе связано с женщинами в этом мире, - назидательно изрек пенсионер.
-  Там есть все: старики, животные, музыка  и да – женщины.
- Обожаю музыку. Если она есть, значит, все не так плохо с вашими видениями. Жизнь  ведь так часто играет фальшивыми нотами. И из-за этого происходит все зло в мире. Сплошной  бумс-бумс, - задвигал телом в такт воображаемой мелодии волосатик.
- Не думал об этом, - задумчиво посмотрел на него Даир. И, повернувшись к сидевшей напротив Ажар , продолжил:
- Я  стал забывать события. Как будто моя история – это все, что было не со мной.
- Некоторые события лучше забыть, - горестно вздохнула женщина с унылым лицом. - Особенно – предательство.
-  Я не специально забываю. Но, увы, - тоже вздохнул  Даир. - И испытываю постоянный калейдоскоп картин и ощущений.
 - А можете ли описать то, что вы видите, Даир? – спросил  мужчина в солнцезащитных очках с аккуратным пробором волос.
- Я даже не знаю, как это все описать. Это за гранью понимания.
- А вы опишите так, как можете, – участливо попросила Ажар.
- …Это как в кино. Плохое, черное, мрачное  кино с абстрактными, выдуманными картинами и нереальными героями.  Это какие-то миры. Другие запахи. Чужой воздух. И ветер – живой ветер…
- Я хочу снять это на камеру, - с энтузиазмом воскликнула полная дама в мешковатом свитере. - Я режиссер. 
- Не думаю, что можно снять весь этот бред. Иногда мне кажется, что я действительно побывал там. Но это настолько нереально, что этого не может быть…
- Вам это мешает, Даир? – спросила сидевшая слева красивая девушка в черном платье с глубоким декольте.
- Это сводит меня с ума. Я хочу вернуться в реальность.  Где все понятно. И стоять  на твердой земле, а не на зыбкой почве.
- Вы сами определили себя сумасшедшим,– назидательно произнес пенсионер. И, обращаясь ко всей группе,  добавил менторским тоном:
 - А потому что мы ушли от здорового, чистого всеобщего равенства в сторону  либеральных химер. Никто не ограничивает наше сознание. И поэтому нам снится вся эта дурь.
- Папаша, не нужно нам марксистских лекций, - беспардонно брякнул  волосатик.
- Какой я тебе папаша, ублюдок, - взорвался пенсионер. - Из-за таких, как ты, мразей гривастых, мы просрали страну.
-  Недавно я купил билет, - отвлек внимание от начавшейся было ссоры Даир. -  И мне казалось, что я поехал куда-то. Но я не уверен, что ездил куда-либо вообще. Может быть, мне все это привиделось. Приснилось. Иногда щипаю себя в надежде проснуться.
-  Вы видите другой мир? – спросила режиссер.
-  Я вижу разные миры.
-  Вам там не нравится?
- Если честно, некоторые миры мне понравились. И я бы не прочь был там остаться.  У меня было ощущение, что реальность там, а не здесь. Но,  живу ведь я  здесь. И мне хотелось бы наладить отношения с этим миром.
- Это трава-дурман, - захохотал юноша.
- А может, паранойя, - добавил мужчина в очках. - В любом случае, дефиниции не столь важны.
- Да дайте сказать человеку, - сердито прервал их пожилой.
- Может быть, вы и правы. Это ненормально, - удрученно промолвил Даир.
- Норма - это то, что придумали сами человеки. Весь этот мир – норма сознания. А там, за горизонтом… там столько миров. И там другая жизнь, - проснулся вдруг все время молчавший рослый мужчина в черном костюме.
Все посмотрели на него. А он, немного смущенный всеобщим вниманием, поправил развязавшийся галстук и, взяв в руки чашку с ароматным пахучим кофе,  стал равномерно размешивать ложкой сахар:
- Мда, товарищи. Поменьше опиума для народа.
Сглотнув слюну, Даир  продолжил:
- Сейчас я здесь. Этот мир – мой мир.
-  Этот мир крейзи. В нем полно  ханжества и лицемерия, - саркастично бросил  волосатик.
- Пусть. Пусть он будет двуличен. Лицемерен. Но здесь  жена, дочь, родители. Это то, что держит меня в этом мире. Это связь с этим миром, которую я боюсь потерять.
Все  зашумели. Заспорили. Голоса, перебивая друг друга, начали что-то бурно обсуждать. Что-то советовать:
- Я бы все отдал, чтобы  быть иногда сумасшедшим.
- А ты и так выглядишь сумасшедшим.
- На себя посмотрите.
- Да хватит, хватит уже. Дайте человеку  сказать.
- А что ему говорить? Все понятно с ним. Псих.
- Наверное, нужно принимать лекарства. Психотропы.
- Ха, я принимал леки. От них торчишь еще больше. Впору в психушку угодить.
- Ну, смотря какие лекарства. Но я бы предпочел спорт. Здоровое питание.
- От диет еще больше  крыша едет. Лучше есть все, что хочешь. Еда выбивает любую дурь.
- Еще алкоголь и бабы. Вот это лучшее лекарство.
- Прекратили балаган, - рявкнул пенсионер. И, обернувшись к Даиру, доверительно произнес:
- Лучшая связь  – это семья. Семья решит все вопросы.
…Вдруг, девушка в черном платье грациозной  походкой  подошла к Даиру  и,  наклонившись, прошептала  в ухо:
- Пошли со мной, Даир.
И, не дожидаясь ответа,  взяла его руку и повела в Қара Дала .
- Я Айгуль, - улыбнулась она и закружилась в завораживающем танце.
Все исчезло: люди, комната, психолог.
Был только он. И она. Танцующая в ночной степи волшебный танец.
Варган  дребезжал трещащим тембром.
Лунный свет, переливаясь, ласкал ее гибкое, стройное  тело, подчеркивая линию танца.
Извиваясь, словно змея, кружилась она в мерцающих ритмах ночи.
Дивный лунный цветок – Айгуль.
- Даир, Даир…  я жду тебя, -  истомно звала  она.
Все тело задрожало, затрепетало.
- Даир,  Даир, - тряс его кто-то.
Он открыл глаза.
- Очнитесь, Даир,- теребила его Ажар.
Он растерянно оглядел комнату. 
Но кроме них никого не было вокруг.
- Где все?  Где остальные? - встревоженно спросил он.
- Здесь никого и не было, -  произнесла Ажар. - Только вы и я.







Глава 35. Катарсис
- Мы были одни? Все это время?
- Да, Даир.
- Но кто они? Они были, словно живые.
- Они есть живые. В вашем воображении. Видимо, они вам были нужны. И они появились. Ваше подсознание сломало двери. И дало выход  новым, а может, старым  образам.
- Но у меня нет таких образов. Там был юноша. Старик. И даже женщины. Разве они..
- Да... это ваши альтерэго.  Бессознательные субличности, скрытые в глубине вашей личности.
- О Боже… Я сошел с ума?
- Это всего лишь диссоциативное расстройство идентичности, расщепление личности.
- Это непонятно, и очень меня пугает.
- Мы справимся, Даир, - неожиданно положила ладони  на его колени. - Мы пройдем это, - прошептала  она.
И  по всему телу разлилась приятная, расслабленная  нега.
От нее веяло бархатным  ароматом цветка, смешанным с едва уловимым  запахом женского тела.
Блуждающее сознание  переключилось на новые ощущения, и его невольно потянуло к ней.
Он уронил голову на ее колени, зарывшись в натянутые складки  юбки.
И застонал:
- Ооооо…
- Все будет хорошо, - стала ласково гладить его волосы Ажар.
С каждым ее прикосновением его охватывало растущее, жгучее желание.
Он поднимал голову выше, к мягкому животу. Пройдясь вдоль пуговиц блузки, он
 уткнулся в ее груди, судорожно обхватив  руками набухшие соски.
Ажар напряглась.
Но, сделав вид, что ничего не происходит, продолжала успокаивать его.
- Тихо, Даир. Успокойтесь. Все отлично.
 А руки  Даира становились  настойчивей и  уже расстегивали  пуговицы блузки.
Удивленная Ажар перехватила  его руки:
- Даир, Даир. Пожалуйста, не надо.
Но его уже не остановить.
Он сдирал с нее одежду, в исступлении разрывая ткань.
Она, пытаясь отбиться, отталкивала его.
Но в нем уже был зверь.
Неистовый зверь, для которого нет преграды.
Словно пушинку он подхватил ее и бросил на диван.
С остервенением сорвав юбку, навалился на нее всем своим телом.
- Ах, Даир, прошу вас, аа… -  слабо отбивалась она, не давая  свои губы.
Но он впился в нее поцелуем, обжигая горячим дыханием желания.
Он мял и давил ее мягкое тело, покрывая поцелуями  шею и грудь.
Словно стремительный  хищник, извиваясь на ней.
- Даир, прошу вас, …- уже неуверенно простонала она, но тело пало, отдавшись  натиску страсти, сгорая в жаре пылкой близости.

….
 ….Она сидела в накинутой  блузке, бесстыже положив одну ногу на другую, и курила.
Юбка так и осталась лежать на полу.
Даир виновато молчал, лежа на кушетке и осознавая весь ужас произошедшего.
«Шизофреник, ставший  насильником. Вот оно – дно».
Со стены укоризненно смотрел Фрейд.
- Даир… Это было лишним.
- Простите меня, Ажар. Я не знаю, что на меня нашло, - стыдливо пряча глаза от Фрейда, бормотал Даир.
- Это, наверное, моя вина. Я не предусмотрела. Ведь у вас был катарсис, отреагировавший через такую, странную аффективную разрядку.
Она изящно затянулась сигаретой.
«Она хороша в постели. И у нее нежная, мягкая кожа», - с удовлетворением отметил он.
Но стало стыдно от этой мысли,  и он уткнулся в подушку.
 - Такое у меня впервые. Конечно, мы психологи - тоже люди. И иногда случается контрперенос на пациента. Но это непрофессионально. И я не предвидела такой реакции.
Потушив сигарету, с наслаждением потянулась, изогнув  свое литое   тело.
 - Нам трудно будет работать после такого. Психосеансы можно на этом завершить. Я могу порекомендовать вам  другого специалиста.
На цыпочках  подошла к нему и, склонившись, поцеловала его в щеку:
- Теперь я не твой психолог  и поэтому могу сказать – это было чудесно, - проворковала она  в ушко. – И, пожалуй, на этом все. Прощай, Даир.
- Прощай…те, Ажар. Не держите на меня зла, - виновато ответил он, пытаясь не смотреть ей в глаза.
Быстро  натянув брюки, Даир воровато шмыгнул в дверь, на ходу застегивая одежду.
***
Закрыв дверь,  Ажар  с наслаждением растянулась на диване.
И, посмотрев на Фрейда, подмигнула ему.












Часть 3


















Глава 36. Сваты

СЦЕНА В ОДНОМ ДЕЙСТВИИ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Отец – худой мужчина лет шестьдесяти.
Мать – большая, ширококостная женщина за пятьдесят.
Сын – долговязый мужчина лет тридцати.
Алабай - крупный трехлетний пес с обрезанными ушами.

Действие происходит в  двухэтажном особняке мансардного типа с красной
 металлочерепицей.
В темном дворе алабай заливается лаем, стоя мордой к дому и напоминая хозяевам о своем присутственном рвении.
Временами он умолкает, прислушиваясь к шуму в доме. Но, не находя отклика, для виду лает, но уже не так усердно. 
Поскулив от непонимания, понуро возвращается в конуру, расстроенный отсутствием внимания и задержкой кормежки, чтобы обглодать вчерашнюю кость. 
В доме горит свет в большой комнате.
В широкой гостиной сидят трое: отец, мать и сын.
Сын сидит на диване.
А родители - за большим столом.
На стене висит портрет седовласого мужчины в костюме.
Мать, надкусывая миндаль: «Как же без сватовства, сынок? Разве так принято?»
Перебирает  полными руками конфеты и сухофрукты, отсеивая мусор.
Покрашенные рыжие волосы коротко подстрижены.
Грузная фигура не умещается на стуле, и ляжки  частично свисают.

Сын, уставившись в смартфон, рассеянно: «Они городские, мама. Не обращают внимания на традиции. И мы спокойно могли бы обойтись без лишних церемоний».
Отец с надсадным  кашлем: «Кхм. Кхм..  Да уж..». (Изможденно - болезненное лицо выражает удивление).
Мать с раздражением оглядывается на мужа, ища поддержки: «Мы что, какие-то бейшара   безродные, чтобы не уважать традиции? Сынок, ты потомок самого Кушты Батыра .  Предки будут недовольны. Ты девушку ведь тоже не на улице подобрал”.
Сын, поднимая голову от телефона, возмущенно: «Мааа, уже ХХI век на дворе. За границей  мой друг вообще женился в Макдональдсе. И было человек пять: я, еще один друг, жених и невеста и ее подруга. Все!».
Мать,  злобно обращаясь к отцу: «Ну, скажи ему, что ты молчишь, словно истукан!»
Отец  закуривает сигарету. И без того набрякшие мешки под глазами набухают серо-бурым окрасом. Худое, испещренное мелкими оспинками, лицо напрягается, словно он собирается что-то сказать. Но, передумав, расслабленно выпускает дым колечками, рассматривая их.
Мать с ненавистью смотрит на мужа и восклицает: «Ой е…(и поворачиваясь к сыну).  Ты не сравнивай, сынок, заграницу и нас. Что скажут люди? А они скажут,  “эти совсем забыли свои корни. Решили сэкономить на свадьбе. Какой позор!”. Вон, Сулейменовы, даже кредит взяли на свадьбу. И до сих пор расплачиваются. И ничего. Зато никто не может сказать, что они бейшара. Достойно. И перед людьми не стыдно”.
Сын возмущенно: «Брать  кредит на свадьбу?
Мать: «Да. Почти 100 000 долларов. Зато какая была свадьба (восхищенно). Пах шіркін!» 
Сын: «Это Рустика свадьба? Так они же развелись через год”.
Мать: «Ну и что!»
Сын: «Как ну и что? Деньги на ветер. Лучше бы они этот кредит на квартиру потратили. И то был бы толк».
Мать: «Ойбай, сынок. Ты совсем глупо рассуждаешь. Свадьба, она ведь всего одна в жизни. И ее будут помнить всю жизнь. Это самое главное событие в жизни».
Сын насмешливо: «Ага... Одна… Рустику придется брать еще 100 000 на вторую свадьбу, а там глядишь и третья, с его-то характером”.
Мать: «Как тебе не стыдно, сынок. Разве так можно говорить о родственниках. Тем более мы не берем кредит. У нас, слава Всевышнему, деньги есть на твою свадьбу”.
Сын: «Я не хочу быть обязанным вам.  Эти деньги лучше вложить во что-то нужное, а не развлекать ораву непонятных и незнакомых родственников».
Мать возмущенно всплескивает руками: «Ойбай, сынок. Ты работаешь в хорошем месте. Тебя уважают люди. Зачем же мы копили деньги на твою свадьбу? Отец, ну что ты молчишь то? Ну скажи хоть что-нибудь!»
Отец берет в руку очередную сигарету. Мнет в руках и прикуривает. И, затянувшись, выдыхает с хриплым кашлем удушливый дым.
Мать раздраженно: «Когда же ты перестанешь курить эту гадость? Весь дом провонял. Скоро невестка появится дома. А там глядишь – дети».
Сын озабоченно: «Ма…мы хотели бы жить отдельно и после свадьбы. Нас устраивает то, как живем мы сейчас».
Мать удивленно:  «Что?»
Сын обеспокоенно: «Она девушка современная. Городская. Не поймет наших традиций. Да и вдруг….»
Мать, оправившись от шока, тараторит: «Мы для кого строили такой большой дом? Для себя только? Ты наш наследник. Тем более, вам с ребенком тяжело будет одним. Ты на работе. А мы с отцом присмотрим за ребенком. Да и не принято у нас жить отдельно, хотя бы на первых порах.  Такие вещи говоришь, что аж  плохо стало (выпивает чай, чтобы перевести дух, и уже более спокойно):  Кстати, они, сваты, говорят на казахском?
Сын: «Отец  не говорит. Мама – немного».
Мать: «Ну, что же. Сватовство будет на русском.  Хотя ( задумчиво), ты сказал, что у них есть старики?”
Сын: «Да, есть. Дедушка и бабушка.  Они говорят на казахском. Но живут отдельно. Старик – ветеран войны. Герой”.
 Мать: «Ну вот и отлично. Конечно же, мы пойдем сначала к Большому Свату, к старшему отцу. Так принято. Нельзя проходить мимо его порога».
Сын: «Ну…они не влияют на решение. Вообще, мы приняли сами решение. И не спрашивали никого. Если для проформы, то да, можно пойти к старику. Хотя, Анель  сказала, что к старикам необязательно идти».
Мать: «Как вы можете так рассуждать? Как можно пройти мимо седин опыта и возраста? Ведь очень важно получить от них, от стариков благословение, бата . На этом стояла степь и благоденствие, сынок. Не уважая старших, не будет будущего”.

Сын недовольно: «Какие-то пережитки, мама. Люди по-другому уже  живут в городе».
Мать: «Но мы же не перестали быть казахами, находясь в ауле, городе или даже в  космосе».  
Отец  одобрительно: «Мать права».
Мать, вытирая пот со лба:  «Договорись со стариками.  И узнай, кто будет на сватовстве. А мы приготовим подарки для них».
Сын неуверенно: «Хорошо. Как скажете».
Мать: «И да, возможно они обеспокоены  насчет киiт . Так вот, никаких обратных подарков нам не нужно. Если надо, мы сами их заранее купим, и ты им предварительно передашь».
Сын оскорбленно: «Мам, обижаешь. Если нужно, я сам куплю.  Я же зарабатываю».
Мать: «Не спорь, сынок. Ты не знаешь деталей, и что именно нужно купить.  Узнай на всякий случай. И да, где младший сват? Вы с ним на связи?»
Сын:  «Скорей всего, свадьба будет без него. Мы звонили ему. И Анель, и я. Он не поднимает трубку. И на работе его нет. Он жил у стариков. А потом куда-то исчез».
Мать расстроенно: «Может, ты его чем-то обидел? Может,  случилось с ним что-то?»
Сын иронично: «Неееет, мааам. Что может  с ним случиться. Люди видели его».
Мать:  «И что???»
Сын скептически: «Я говорю, что возможно, свадьба будет без него. Они разводятся».
Родители с удивлением смотрят на сына.
Сын же утыкается в свой смартфон, что-то набирая большим пальцем.
 Алабай вновь яростно лает: «Уау уау уау, -  грустно  подвывая, - Уууууу».
 Отец, выходя из комнаты: «Пойду,  покормлю его».









Глава 37. Танцедрама

«Толкни эту ярость очарования! Сожми эту мудрость сострадания!» -
декламировала женщина, опираясь на танцевальный шест возле зеркала.
А рядом кружилась босоногая женщина с распущенными волосами.
Она подстраивалась под рифму,  меняя позы в тон стиха.
«О, Дева, Дева!
Дай силы своей  чародейственной.
И мощи красоты осознания».
Свободная туника танцовщицы задралась, обнажив голые  ноги.
Чтица почему-то покраснела, картинно взмахнула  руками и подалась вперед:  
«Падаем. Но поднимаемся.
Падаем, но не встаем.
И только сердце танцует вечно».
Экспрессивно скандировала поэтесса.
При этих словах  «танцующая»   упала на пол, задергавшись в конвульсиях всем телом.
И замерла.
Замерла и чтица, склонив в почтении голову перед залом.
Зрители задержали дыхание. И, поняв, что действие завершилось, взорвались овациями.
«Браво! Браво!» - радостно закричала и Адина.
Заиграла джазовая композиция, и на сцену вышел владелец клуба: высокий, импозантный мужчина с легкой проседью в волосах.  
Вальсирующим шагом он  прошел к микрофону:
«Я рад видеть вас в нашем танцевальном храме, друзья!» - с белоснежной улыбкой обратился он к залу.
Зрители зааплодировали.
Под играющую мелодию на сцену выбежала другая танцовщица в обтянутом трико.
Не обращая внимания на зал, она стала кружиться позади лектора.
Зрители переключили внимание на нее, жадно рассматривая ее замысловатые па.
«Танцем мы можем сказать то, что недоступно словами. Танец – проявление нашей души, язык нашего тела» - продолжал спикер.
Танцовщица, высоко прыгнув, мягко, пружинисто опустилась на ноги.
«Нет никаких условностей. Нет никаких догм, - продолжал оратор, подстраиваясь под музыку. – Мы – творцы и создаем  мир через наши движения».
Жестами, мимикой и позами танцовщица изображала некую  композицию.
«Динамизм форм выражают разные эмоции: страсть, страх, отчаяние и радость».
Движения девушки стали подчеркнуто угловатыми и резкими.
«Нет понятия красоты в танце. Танец не категоричен.  Танец – это дзен , дао  в каждом движении».
Длинными прыжками артистка  проскакала по всей сцене.
«Танец – это анархическая геометрия. И основной формулой является сердце».
Застыв на середине сцены, она задергалась, выгибая и вгибая грудь.
«Дунканизация  движений, побуждающие свободные ассоциации у души, у зрителей, у пространства и ветра».
Словно бабочка затрепыхалась танцовщица, запульсировав всем телом.
«Язык танца насыщен с древних времен. Люди сначала научились  танцевать и только потом - говорить. Через танец они разговаривали с духами и женщинами. И у каждого был свой язык».
Шаманский бубен влился дрожащими перкуссиями в играющую мелодию.
И фоном завибрировала тяжелая, низкая октава  воргования  : УНННННННН
«Женщина – символ нового танца. Именно танец освободил женщину. Из прислужницы, из танцовщицы, развлекающей мужчин - в женщину новую, лишенную предрассудков».
При этих словах танцовщица раскрыла грудь и, вывернув  плечи, ритмичным шагом  пошла к зрителям.
По залу пронесся удивленный вздох.
«Феминизация танца придает новый импульс современному миру. Танцевальный манифест – это символ свободы не только женщины, но и нас, мужчин через эмансипацию танца и общества. Это возврат к силе Праматери. Новое, но давно забытое старое».
Распластав тело, танцовщица изогнулась в дугу.
- Пойдем, может быть,  отсюда, - тихонько  прошептал Даир.
- Ну что ты! Сейчас начнется самое интересное, - удивилась Адина.
- Как весь этот бред может быть интересным? - изумился Даир.
- Потерпи, - отмахнулась она, поглощенная действием.
Танцовщица стала выбивать чечетку под барабанную дробь.
- Я устал. Пойдем, пожалуйста. Сил нет видеть эту чертовщину.
- Даирчик, дорогой, - повернулась она. – Ну, какая это чертовщина? Это же искусство!
- Искусство? Нееет, - потянул Даир, - это бесовщина. И вообще, Степь никогда не танцевала. Это чуждо нам. Нашей культуре.
- А ты разве степняк? Ты  ведь давно уже горожанин.
 Танцовщица присела на шпагат и застыла на мгновение.
- Браво, - воскликнул оратор, - благодарю нашу  Божественную Терпсихору .
И, проводив взглядом уходящую танцовщицу, обратился к залу:
- Друзья. Танцор – это акын . Он танцует то, что видит. А видит он все: воздух, образы, музыку и эмоции. Так давайте же все станем акынами и воздвигнем храм движений, где нашими молитвами будут танцы, и, подняв руку, воскликнул, - а теперь, давайте все потанцуем. И пусть весь мир подождет.
Зал вновь  взорвался аплодисментами. Слишком бурными, как показалось Даиру.
Зрители оживленно вскочили и пустились в пляс под ритмичное полудиско-полухипхоп.
Все смешалось: вальс, самбо, брейк и диско.
Даир хотел незаметно уйти, но Адина, схватив его за руку, потащила в центр круга, закружив в импровизированном парном танце.
Даир не умел танцевать. И временами наступал на ее ноги,  неуклюже оправдываясь.
- Социальный танец у нас не получился. Но ничего. Я тебя научу, - иронично улыбнулась Адина. И неожиданно спросила. - Ты любишь меня?
-  Конечно, да.
- Не нужно этого слова «конечно». Оно отдает пошлостью.
- Хорошо. Да.
- Скажи просто, с чувством: Дааааа.
- Даааа.
- Ты прелесть, - прильнула она к его губам. - Я тебя тоже люблю. Очень и очень.
От нее вновь повеяло молодостью. И целым коктейлем новых ощущений. Ах, это сладкое чувство вновь обретенной молодости.
 Музыка, усиливая темп, повысила накал в зале и толпа остервенело задергалась в танцевальном экстазе.
А владелец с довольной улыбкой оглядывал свою паству со сцены.
- Ты знаешь, я ведь словно заново родилась. Две половинки ищут друг друга. И я нашла свою половину,- обхватила его шею  Адина. - А ты?
-  Конечно.
- Опять, - обиженно надула она губки.
- Дааааа. Конечно. Даааа.
- Ты долго искал свою половину, Даирчик.  Долго.
- Но у меня от той, отколовшейся половинки, есть дочь.
- Ну и что? Ну и что, Даир. Она взрослая, уже сама без пяти минут жена. Так что ты свободен. Ты никому ничего не должен. У тебя одна жизнь. И ты  должен прожить ее так, как хочешь. Танцуя и радуясь.
- Ты права.
Включили медленную музыку.
 - Теперь дамы приглашают кавалеров. Белый танец, - громко объявил владелец.
 И зал утонул в интимном полумраке под приглушенную световую иллюминацию.
- Я хочу, чтобы этот хит стал нашей свадебной песней. От нее веет любовью. И она особенно прекрасна, когда рядом со мной ты, - прошептала Адина.
- Я тоже люблю эту песню. Она из другой реальности... Из девяностых.
Даиру вспомнились первые зарубежные хиты.
Модный декор новых, вальяжных ночных клубов.
 И первые иностранцы.
Снисходительно относящиеся к ним, к отсталым аборигенам из-за «Железного занавеса ».
Первые «экспаты».
И они, дети дефицита, в своих смешных турецких пуловерах и нелепых слаксах, купленных за бешеные деньги.
Не такие свободные, не такие расслабленные, как эти – миссионеры новой, заморской культуры.
- Я тоже не была маленькой. Мне было уже двеннадцать лет – возраст, когда понимаешь песни. И фанатеешь от них. И у меня остались от нее тоже прекрасные воспоминания, - сказала Адина.
- Нас столько разделяет. Я мог бы быть твоим отцом.
-  Не так много, милый. Всего-то 15 лет. Это даже не разница. И, прижав палец к его губам, добавила. - Не говори глупостей.
- И все равно я тебя люблю.
- И все равно? Что это значит? - картинно надула губки она.
- Ну, несмотря на твой юный возраст.
- Мне более 30 лет. Я взрослая девочка. И вообще, давай не будем заикаться о возрасте. Мне не нравится эта тема. «Любви все возрасты…». Как там дальше?
- Недоступны, - улыбнулся он. – Хорошо, а о чем будем говорить?
- Ты так говоришь, словно у нас нет никаких общих тем. В мире столько интересного.
- Тогда ты выбирай темы.
- Знаешь, о чем будем говорить? О том, что поедем ко мне.
- Домой?
- Нет, на работу, - пошутила она. - Конечно, домой. Поедем домой. Купим шампанское и мой любимый белый шоколад. И у нас впереди целая ночь…Ура-ура-ура.
- Прекрасно.
- Тебе нравится эта идея, милый?
- Она великолепна.
-  Еще раз ура! Уйдем незаметно? Пока темно?
- Да. Не будем прощаться… Тихо и незаметно… Как в 90-е, когда исчезла наша молодость.
- Прекрати, - легонько ударила его по плечу Адина, - молодость никуда от нас не ушла. И не уйдет.
Мужчина на сцене посмотрел ему вслед и мысленно сказал:
«Не торопись, Даир. Мы еще увидимся.
- Нет, Ол. Нет. Отныне я один. Един и не делим. А ты – тоже  часть меня. Как и другие. Но  несущественные. И останетесь на своих местах. Больше никто из вас не вылезет, пока я не скажу. Уясни это, Ол».
- Кому ты там бормочешь? – спросила Адина, обернувшись в дверях.
- Старый знакомый. Но он - уже история. Он уже в прошлом, - обняв Адину, закрыл ее от мужчины на сцене Даир.
А Ол насмешливо смотрел вслед.
 





Глава 38. Исчезнувший город
Ночной клуб «Такси-блюз».  Алматы. 1994 год.
Ночная жизнь - это некое царство теней. Когда невыносимый диктат дневного света затеняется волшебными размывами ночи. Ночь красивей дня. И не нужно уже быть открытым, буквальным. Ты – тень. Силуэт.
В ночи грех не грех, а всего лишь еще один мир, где раскрывается еще одна грань человека.
Ведь грех в глазах «дневных» - это стереотип.  Слишком много дискриминации  по отношению к ночи.
А люди… люди так любят держаться за свои клише. Ведь это так удобно. И спокойно.
Серость. Посредственность. Солнечное мещанство. И только ночь позволяет мне не видеть их.
……
Дастан любил философствовать. Но он предпочитал называть это - «мефистофельствовать».
- Ночью ведь люди должны спать.
- Даир, мой дорогой друг, - покровительственно-вальяжный тон у него появился после учебы в Москве, - ты рассуждаешь заурядно. Как они. Используй пластику мысли. Абстракцию в проекции…
- Ты говоришь непонятно. Это сколько нужно выпить, чтобы тебя понять? – попытался пошутить Даир.
Дастан в последнее время любил уходить в пространственные рассуждения об извращенности и ханжестве общепринятой морали. О лицемерии. О двойных стандартах.
Надев маску циника, он часто снобствовал о многомерности человеческого духа в компании  событульников.
И сейчас он был уже изрядно пьян:
“Вот у меня есть дядя.  Милейший человек. Конечно, пока не выпьет. А как выпьет – пиши  пропало: скандал, жену за волосы, зуботычины детям. А потом месяцами кается, извиняясь перед домочадцами, - Дастан держал в одной руке стопку с алкогольным напитком, а в другой – открытую солонку. Залпом выпив жидкость, он зажмурился и лизнул соль прямо из посуды, – бррр…  Забавная штука все-таки эта текила... Необычная».
- Гадость.
- Эээ. Ты не понимаешь, Даир. В этом напитке сила кактуса и тепло горячей Мексики.
- А в водке – сила пшеницы холодного Севера?
- Да ну ее, эту водку. Она  у меня ассоциируется с дефицитом, очередями, безнадегой и совком. Водка – мрачный напиток.
- А ведь я помню, как ты веселился от нее.
- Это была маска. А внутри мне было грустно, - вновь разлил он из бутылки по стопкам, -   Давай еще выпьем.
- Мне пора, Дас… Я после работы не заходил домой. Жена, наверное, не спит. Ждет меня.
- Братан, какой же ты скучный. Не каждый день ведь видимся. Зачем спешить туда, ты видишь это каждый день. Ты посмотри, посмотри, - кивнул он в сторону танцпола, - аххх, какие девочки! Какие ножки! Вот это жизнь. Это красота… А семья – это гараж, где машине можно остыть. Всегда успеется.
- Я не могу. 
- Что ты не можешь? Смотреть на девушек? Это даже не смешно, Даир. Это печально. Жизнь – тьфу, миг. А ты ее делаешь серостью.  
- Я живу жизнью, которая мне нравится. И она, заметь, далеко не серая, - оскорбленно ответил Даир.
- Не обижайся, братишка, - развязно рассмеялся Дастан. - Мы только перевалили четверть века. Мы еще молоды. А ты уже записал себя в старики. Вон, погляди на Даурена, – махнул он на танцующего друга, - вокруг него так и вьются красивые девочки, - свистнув в сторону танцпола, захлопал в ладоши, - аххх, как он танцует. Он живет, как в танце: весело, страстно и безудержно.  А в тебе нет этого сока, ты словно  скисшее молоко. И то  не все,  а лишь загустевший остаток.
- Даурен не очень-то и танцует. Скорей как слон.
-  Согласен. Все еще по старинке, зажато. Ноги совсем не двигаются. Он словно плохой боксер. Ха-ха-ха, - расхохотался Дастан. – Он, наверное, забыл, что не на ринге – предплечьями, руками-то как трясет, - и,  повернувшись к Даиру, закурил. -  Эх, друг, разве в этом дело. Он заряжает своей энергией жизни. Он словно образует магнитное поле вокруг. И все тянутся к нему - Король Рейв  пати.
- Рейв чего?
- Ну, это не важно.. В общем, мы все еще танцуем по-советски. Эх, долго нам придется вытравливать советскую зажатость. Мы настолько сейчас зашорены, что девушки выбирают новые идеалы. И мы им не интересны. Советские парни скучные и отсталые. Обидно, конечно.
- Союза уже несколько лет, как нет.
- Ну и что? В душе мы так и остались совком. А может опять им станем.
- В смысле?
- Коммунисты усилились . Требуют возрождения СССР, плюс – лишить нас независимости. Не дай Бог, конечно.
- Но в Союзе ведь было тоже много хорошего!
- Что, Даирский? Что было хорошего? Ты и тогда не жил, и сейчас не живешь. Ты сидишь в ночном клубе с какой-то нелепой игрушкой, - пристально посмотрев на сверток в руках Даира, удивляется - Это …плюшевый мишка? Боже…
- Я не знал, что приду сюда. По дороге купил дочке, - спрятав под стол игрушку, смущенно оправдывается Даир.
- Дааа… ты не исправим…Не быть тебе Дауреном.. Ой, не быть, бедный ты мой друг, - сокрушенно качает головой Дастан.
- Я и не хочу быть Дауреном. Тем более, он холост. Вот и гуляет.
- Ага, аж на два раза. Он успел уже со второй развестись, но не унывает. А ты, я чувствую, всегда будешь с одной…
- Что в этом плохого? Разве наши родители не жили всегда только с нашими матерями?
- Тогда была  Партия . И все боялись. А сейчас – другие времена. Никто не ограничивает тебя – разводись себе на здоровье.
- Времена всегда те же…
- Нет, брат. Наши родители жили на одну зарплату. Все время приходилось экономить.  Каждый день – убогий нищенский быт. И отдохнуть-то толком нет возможности. За границу – нельзя. Советские курорты, и то – не всем. Путевку нужно было ждать годами. Даже машину купить – становись в очередь. Союз – это сплошная очередь на жизнь…
- А сейчас что – лучше?
- Сейчас нет формализма.  Нет ограничений в зарплате и поездках. Вот сколько ты получаешь?
- Примерно 100 долларов.
- Ужас. Как ты выживаешь? Мы сегодня только за этим столом оставили больше. А левые ?
- Нет ничего левого.
- Ты честный, - удивленно смотрит Дастан. - А помнишь у Ремарка: «А за ними сначала следуют самые дешевые маленькие надгробия из песка или цемента, могильные камни для бедняков, которые честно и скромно жили и трудились и потому, разумеется, ничего не достигли».
- Бедность – не порок.
- Порок. Сегодня – это порок. Деньги нужно брать легко, не боясь, словно спелое  яблоко на дереве. Цена - это всего лишь миг. Много лет цена не менялась. И люди не менялись. А сейчас  цена, как распутная девка, каждый раз с новой биркой.
Советские рубли   превратились в труху, в пыль. Нас, с нашими деньгами выкинули из рублевой зоны. Мы стали нищими за один день. Мой отец накопил двадцать тысяч рублей  на книжке. Представляешь? Двадцать тысяч, - возбужденно стал кричать Дастан. - Несколько автомобилей престижной марки «Волга». Это был подвиг. И всё – их нет. Словно не было многолетнего труда. Откладывания по копейке. А он просто хотел обеспечить будущее своим детям. После этого у него случился инфаркт…
- Да уж…Грустно.
- Это катастрофа, брат. Это беспредел. Я обклеил этими фантиками дачу. И с тех пор я не уважаю деньги. Они для меня – НИЧТО, - ожесточенно выпалил Дастан.
 - А мне много и не нужно.. Продукты и вещи, - оглушенный эмоциональной речью Дастана, пробормотал Даир…
- Ага, ты всегда отличался  скромностью, - неприязненно обронил собеседник и демонстративно отвернулся.…
***
- Пацаны, давайте танцевать, - подбежал к столу вспотевший Даурен и залпом махнул стопку текилы. – Дома наговоритесь. Здесь нужно двигаться… Еееееей.
- Щас, братан. Вон Даира уламываю до утра погулять.
- Даир, ты че такой смурной? Хочешь веселого? – с хитрецой спросил Даурен.
- Веселого?
- О, это голландский подарок, - заговорщически перешел на шепот Даурен. - Отпадная вещичка. Увеличивает твою скорость. Это тебе не тормознутые «планы». Будешь танцевать до утра…
- Колеса  ?
- Какие колеса, это гормон счастья, я же не торчок какой-нибудь, - обиделся Даурен, -  давай попробуешь. Оп – и все. И потанцуем, братва, - чересчур живо завертелся он.
- Музыка не нравится. Звук - словно скрежет железки по трубе, - протянул Даир.
- Это техно. Ничего вы не понимаете. Короче, я пошел. Подтягивайтесь. Там клеевые телки. Потом ко мне на хату, наберем в комке бухла и пофестивалим. I like to move it move it - и, отойдя от них, шустро прыгнул в самый центр танцпола, - эй, девчонки, я к вам, - заорал Даурен и обнял танцующих девушек в коротких мини-юбках.
- Даурееенчик, - весело заверещали те, энергично  переминая стройными ножками на высоких каблуках  под оглушительный бит рейва.
- Ну, за твое здоровье, брат, - опрокинул  рюмку Дастан. И, сморщившись, закусил лимоном. – Ухххх… зверь, закурил новую сигарету и сквозь дым стал рассматривать Даира, - а ты свою зарплату переводишь в доллары или другую свободно конвертируемую валюту, ну, например - в марку там или фунт?
- Мне ее еле хватает на проживание. Тем более, на днях зарплату вообще консервами выдали.
- Консервами?
- Ага, килька. Закупили, но продать не успели… Вот и раздали работникам. Тоже валюта, всегда в цене. Тебе, кстати, не нужна килька?
- Да ну ее, я  в турпоходах переел эту гадость, - сморщился Дастан.
- А, кстати, чем занимается Даурен? - спросил Даир.
- Тем же, что и все. Ищет продавцов на товар. А потом ищет покупателей этого товара.  Маклер-коммерсант. Сейчас хаос, хрен пойми: приватизация, ваучеризация, пирамиды и  хренимиды. Нас имеют, так и мы должны поиметь. Лохи лохуют лохов, и так по кругу.
***
Танцпол кишел танцами разных стилей.
Кто-то сосредоточенно изображал  брейк, кто-то ритмировал под восьмидесятые,  нелепо выбрасывая руки вперед. Компания в белых рубашках и галстуках, видимо, офисные работники, энергично твистовала по рок-н-рольному, прилаживая танец к современному евродэнсу.
В центре длинноволосая молодежь  возбужденно прыгала на одном месте.
А парень в черных туфлях и белых носках смешно скользил назад, имитируя «лунную походку» Майкла Джексона.
А другие, не заморачиваясь, переминались с ног на ногу в воображаемый такт, словно провинившиеся дети.
«Не танцующие» смотрели на танцующих: кто-то, стоя у стен, а кто-то, сидя за столами - насмешливо, завистливо или просто равнодушно.
…
Возле бара появились неприветливые квадратные парни в двубортных красных  костюмах и  в накинутых на широкие плечи  кожаных плащах. Часть из них была в солнцезащитных очках, хотя в клубе было темно.
Окинув взором зал, они  буквально вперились взглядом в  компанию коммерсантов,  шумно пировавших за соседним столиком.
Те затихли, поежившись от пристального внимания.
Дастан помахал рукой одному из них со шрамом на левой щеке. Тот,  еле заметно кивнул, переведя тяжелый взгляд на Даира…
- Серьезные парни, -  заметил Дастан. - Сейчас власть в их руках. Абсолютно любые вопросы решают. Умеют жить…
- Страшно жить их жизнью.
- Да, в этом ты прав. В их игру нужно играть по-взрослому. А не как попало. Это не  всякая шелупень на базарах, подкачавшая бицепсы и подстригшаяся коротко.
- Я пойду наверное, Дас.
- Эх.  Даирчик, так и не остался с нами, - огорчился Дастан. - Ну что же, бывай…
- Извини… не могу я здесь долго. Все давит: темнота, шум, люди.
***
Даир стремительно спустился по разбитым ступенькам старого здания.
Взглянул напоследок на сияющий неон нового клуба и пошел в сторону города.
Обойдя заставленные вплотную к зданию  иномарки, он направился домой.
Привычный парк. Скамейки. Дома.
Все это родное, но такое чужое и убогое, когда ты выходишь из душного смрада.
Словно они поменяли мир – на тот, веселый и шумный, ночью за витринами  клубов.
И дневной. С унылыми, уставшими людьми.
И он, Даир, сейчас ни там, ни здесь. Он в подвешенном межмирье страха и отчаяния.
Даир шел по аллее, освещенной старыми фонарями.
Тускло горящий свет обветшалых ламп внезапно пропал.
Окна домов  зияли темными провалами.
Меланхоличный город, прерываемый дикими криками гуляющих людей Ночи, погрузился во мрак.
Где он, яркий, беззаботный город его детства?  
Ухоженный. Уютный. Чистый и зеленый?
***
Даир вошел в подъезд старой пятиэтажки.
Медленно, чтобы не шуметь, поднялся к своей квартире.
И, стараясь не греметь, тихо открыл дверь ключом.
В прихожей было темно.
Но тусклый свет падал из кухни, из которой вышла Айсулу со свечкой.
- Ты еще не спишь?
- Свет отключили. И мне стало страшно, - стала оправдываться она. - И забеспокоилась о тебе.
- Я же сказал, что задержусь.
- Прости, - виновата ответила она и подошла к нему.
Даир поцеловал ее и, обняв, вдохнул запах ее волос.
- Папа пришел! Папа пришел, - бросилась из детской комнаты к нему дочка.
- Доченька, ай-ай-ай!  Ты еще не спишь? Как же мы пойдем в садик завтра?
-  Я не могу спать без тебя. И я соскучилассььь, папочка, - капризно надула губки Анель.
- Вроде усыпила. А как услышала твой голос, сразу проснулась, - улыбнулась жена.
-  Папа, а что это? - увидела игрушку Анель.
- Это – Винни пух. Твой новый друг.
- Урааа! Винни пух. Он будет теперь жить  с нами?
- Конечно. 
- Всегда, всегда?
- Всегда, всегда…
-  Урааааа! - закричала девочка и, схватив  мишку,  убежала к себе в комнату. - Он будет спать в моей комнате, - крикнула она оттуда. И стала что-то рассказывать мишке.
 Родители улыбнулись.
- Кушать будешь?
- Нет, милая, я поел. Давай просто посидим на кухне…
- Я поставлю чайник. Благо, газ есть, - пошла Анель в кухню.
- Я все сделаю для того, чтобы вы были счастливы, мои девочки, - прошептал про себя Даир.

****
Давно заснула Анель.
Догорела свеча.
А они все еще сидели на кухне, обнявшись, и молча рассматривая город через размытое стекло окна.  
…А за окном уже просыпался город  снежных гор.









Глава 39. Сватовство

Размеренный быт седьмой квартиры был нарушен суматохой снующих женщин и мужчин.
Зазвенела посуда. Зашкворчало масло. Забулькал бульон.
И из кухни потянуло вкусным ароматом жаренных баурсаков  и вареного мяса.
Ловкие келинки  быстро накрыли праздничный стол, усадив во главе нарядных Смагула и Айшу.
***
- Идите, ждите сватов у подъезда, что вы тут мешаете, - прикрикнула энергичная женщина в платке на столпившихся в прихожей мужчин.
И мужчины пошли гурьбой на улицу. 
Скучковавшись около подъезда в ожидании гостей, они коротали время в бесконечном курении и байках.
В тесный двор медленно въехала кавалькада автомобилей.
- Едут! - крикнули мальчишки.
- Едут, - зашушукались мужчины.
- Ойбай, - воскликнула молодая женщина, стоящая  на балконе. И крикнула в кухню. - Едуууут!
 - Едут. А у нас еще ничего не готово, - еще больше засуетились женщины у плиты…
….Из большого казана повалил пар, наполняя квартиру ароматом сурленген (вяленого и копченого) мяса и қазы .
   ***
«Едут!» - услышали  возгласы и в комнате невесты, и  Анель сникла, не в силах совладать с охватившим ее мандражом.
А подруги закрутились вокруг нее – крася, завивая и наряжая, словно новогоднюю елку.
- Этот макияж к лицу, Анельчик! - воскликнула, умилено всплеснув руками, Айнур.  -  А платье невесты сейчас нельзя одевать?- спросила она.
- Ты что, дура? Это же қуда тусу (сватовство), а не сама свадьба, - осадила ее начальственная Акеркин. И, пощупав ткань платья, восхищенно зацокала языком. - Вот это платье в самый раз. Самый подходящий образ по этому случаю. Не слишком ярко, не слишком блекло – умеренная  тональность. И, посмотрев на этикету, всезнающе добавила. - От кутюр.
Изящная Айнур не стала спорить с громоздкой подругой и, поджав губы, стала усиленно подправлять волосы невесты.
 А невеста напряженно всматривалась  в зеркало, недовольная своим видом, состоянием и   дрожащими от волнения  руками.

***
А  Смагул и Айша продолжали сидеть в одиночестве во главе накрытого стола.
Молча. Чинно. Степенно.
Не суетились. Не волновались. Они просто ждали, не обращая внимания на творящуюся суматоху.
«Ата, Әже , они едут!» - крикнула им Алтынгуль, внучка двоюродного брата.
Но ни один мускул не дрогнул на их лицах.
***
А на улице  шли приготовления к встрече сватов…
- Может, натянем аркан? Пусть жених платит, - спросил косолапый юноша в обтянутых джинсах.
- Это же не свадьба. Это всего лишь сватовство. Да и вообще, все эти традиции – не наши. Кончайте дурь гонять, - заворчал пятидесятилетний толстяк с золотыми фиксами.
Наконец из подъехавших автомашин  вышли сваты. Человек десять.
Старшие и средние вереницей двинулись в сторону подъезда, а младшие стали вытаскивать из багажников корзины.
Возглавлял процессию пожилой мужчина в  тюбетейке.
«Это, наверное, Бас Кұда  », - зашумели возле подъезда.
«Асыыыыылгуууль!» - крикнули  в подъезд мужчины.
Асылгуль, разбитная шумная женщина средних лет была незаменима на всех семейных мероприятиях.
Уже мало кто помнил, кому она приходится родственницей.
Где она живет? И есть ли у нее вообще семья?
Она появлялась неожиданно, словно из воздуха. И сразу принималась за дело.
Молодые звали ее Татешка .
Старшие – Асылжан.
Остальные – просто Ася.
Ни один той не обходился без нее.
Где взять мясо, сколько пригласить гостей, а самое главное – кого пригласить, чтобы никого не обидеть. Какой тамада хороший. Какой ресторан дешевле. Какие традиции должны быть соблюдены.
Она знала все.
И на каждом мероприятии она  успевала контролировать весь  процесс от начала до конца.
Она знала способности каждой келин лучше их самих и с утра распределяла их на участки: кого на кухню, кого на улицу, а кого – включить развлекательную программу.
Она знала и особенности этикета рассадки за столом.
Не дай Бог старший сядет ниже  младшего. А неважный займет место важного. Нельзя нарушать иерархию, этот негласный протокол – и все это было под силу только расторопной Асылгуль.
Все полагались на нее, и она никогда не подводила.
***
Поправляя платок на голове, стремительная, несмотря на полноту,  Асылгуль выбежала с подносом конфет, попутно раздавая указания мужчинам.
Как только приблизился авангард свадебной дружины во главе со свадебным генералом –Бас Кұда, Асылгуль, немного подавшись вперед, бросила горсть конфет поверх их голов и  радостно закричала:
- Шашу! Шашу!  Добро пожаловать, дорогие сваты!
- Ассалам Алейкум, дорогой сват, - подобострастно засеменил к старику толстяк с фиксами, здороваясь двумя руками с аксакалом.
- Здравствуйте, сәлеметсіз бе,- приветственным хором встречали гостей мужчины у подъезда.
- Добрый день, здравствуйте! - смущенно отвечали сваты, подбирая конфеты с земли.
Смешавшись с гостями, принимающая сторона  пошла в дом и гурьбой ввалились через тесную дверь в квартиру.
Зачастили голоса:
-Эй, принимайте!
- Здравствуйте.
- Как ваше здоровье, все ли хорошо дома?
- Все хорошо, рады вас видеть.
- Мы рады приветствовать новых сватов!
- Ура, ура!
- Проходите за стол, гости.
С праздничной многоголосицей сватов повели к дастархану.
Бас Кұда, как немного младший по возрасту, подошел первый к Смагулу.
И два аксакала обнялись.
- Здравствуй, здравствуй, замандас , - улыбался сват, не отпуская руку Смагула.
- Амансын ба , Кұдеке, – тепло отвечал  Смагул, радуясь возможности встретить человека из своего малочисленного поколения.
За  приветствиями и разговорами гости уселись за праздничный стол.
- Дайте бата , о аксакалы, и начнем нашу трапезу, - обратился толстяк, подняв ладони.
Присутствующие встали.
А кто постарше, остались сидеть за столом, вытянув ладони в ожидании пожеланий .
 Бас Кұда, что-то прошамкав, начал говорить:
«Уважаемые сваты. Как говорят казахи, сваты – это навечно. Поэтому мы все рады, что сегодня мы находим друг друга за этим дастарханом. За этим великолепным столом.  В гостях у таких замечательных людей: Смагула и Айши.  Породниться с такими людьми для нас высокая честь. И поэтому, я желаю молодым мира, добра и много любви. И благоденствия всем присутствующим. Пусть Всевышний наполнит наши сердца благодатью. Аумин», - провел по лицу он.
- Аумиииин, - загудели все.
- Ну, сваты, угощайтесь, чем Бог послал, - привычно засуетилась Асылгуль, наполняя  тарелки.
***
Иногда Асылгуль было слишком много и Айша строго посмотрела на нее. И она, поняв намек, убежала на кухню.
Айша обеспокоенно взглянула на дастархан, словно проверяя, что же Бог послал.
Ведь свои сбережения Смагул и она потратили на это мероприятие.  Хотелось бы выглядеть достойно.
На столе белели сүзбе  и құрт . Ровными пышными кусками была нарезана добротная холодная закуска: қазы, жая, қарта . А рядом – брынза, сыр и зелень. Местами высились  горками  пышные, горячие баурсаки и отдельно в посуде - хворост.  
В деревянных пиалах были разлиты шұбат  и қымыз .  А их окружали салаты и вазы с  различными фруктами: пестрыми, мохнатыми, диковинными.
Подслеповатыми  глазами Айша разглядывала стол, радуясь изобилию. Ведь когда-то они были рады просто хлебу…  
- Ай, молодец, Асылгуль,- восхищенно отметила про себя Айша и тут же укорила себя за  излишнюю строгость к ней.
Гости сидели напряженно, привыкая к новым родственникам.
Но кто-то узнал кого-то. Тот – другого. И гости постепенно знакомились, обстановка в гостиной разрядилась.
- Ну что же, посмотрим нашу невесту? - спросила пожилая смуглая женщина, сидевшая   рядом с Бас Кұда. Видимо, важный гость, по положению на төр  .
Смешливые снохи, шушукаясь, заверещали:
- Давайте көрімдік .
- Хорошо, хорошо, - добродушно улыбаются сваты и протягивают купюры женщинам.
 Получив деньги, довольные невестки выводят пунцовую Анель.
В длинном сером платье, свободно облегающем стройное тело, она выглядела притягательной и милой в своем смущении.
Потупив взор,  она стояла, с трудом выдерживая  любопытные  взгляды гостей из нового для нее дома.
«Ай.. тьфай тьфай. Какая красота! - восхищенно промолвила Главная Сватья и, подойдя к Анель, поцеловала ее в лоб.
Затем, вытащив из сумочки золотые серьги,  надела их на ушки девушки.
Отстранившись, слегка полюбовалась, и обняла молодую невесту.
Повернувшись к столу, женщина торжественно объявила:
- Вот она. Наша келин. Пусть будет благословенная для нашего дома.
Из-за стола вышла мать жениха, и, подойдя к Анель, тоже обняла ее, тепло прижав к груди.
Все оживились. Зашумели. И кто-то произнес:
- Ну, давайте выпьем за это.
- Давайте, - горячо поддержали все и, чокнувшись, гости залпом выпили.
Смагул слегка поморщился, но для виду отведал немного крепкого, терпкого коньяка.
Воспользовавшись суматохой, мать жениха повела Асылгуль в другую комнату, прихватив с собой қоржын .
В комнате уже собрались женщины, чтобы приступить к осмотру содержимого қоржын  .
«Айсулу, Айсулу, что ты копошишься  на кухне. Там қоржын привезли», - позвала одна из женщин.
Ни на кого не обращая внимания, скрывалась от гостей Айсулу, которой  хотелось одного – чтобы ее оставили в покое.
Она не хотела видеть ни жениха, ни гостей.  
Что-то сковывало ее, не давая раскрыться. Что-то держало.
- Я не пойду, - отрезала она. - Мне нужно за мясом следить.
- Какое мясо, ты с ума сошла? А кому будут давать анасынын сут ақы , - разозлилась женщина.
- Пусть дадут Большой Маме .  Тем более, это все происходит благодаря им.
А между тем в детской комнате царило оживление. Женщины разглядывали  принесенные подарки.  
- А это ваш киiт  , - показала Асылгуль другой қоржын.
Открыв баул, Асылгуль стала вытаскивать каждый подарок и объявлять, кому он предназначен.
А мужчины в гостиной вовсю веселились, с каждым следующим тостом повышая  градус веселья.
Со смехом и шутками в гостиной вновь появились снохи и стали разносить между гостями кусочки вареной бараньей печени с курдючным салом, напевая  :
Құда, құда дейсің ау, әй, 
Құйрық бауыр жейсің ау, әй, 
Құйрық бауыр жемесең, 
Несіне құда дейсің ау, әй. 
Үлкен құда, бас құда, 
Кіші құда, жас құда, 
Құйрық бауыр әкелдім, 
Ауызыңды аш, құда. 
Кіші құда мінекей ау. 
Құйрық бауыр асаттым, 
Кәделерің кәнекей ау!
Сваты, уже навеселе, с шутками и  прибаутками надкусывали угощение и клали деньги на тарелку .
«Спасибо вам за вашу дочь», - улыбалась сватья Айше.
Сватья (про себя):
«Видно, что старики живут небогато. Но и не бедно. Мебель еще та, советская».
Присев за стол, она посмотрела на Смагула:
«Старик суров. Серьезен. Красив. Так и должен вести себя аксакал, а не как наш.
Жаль со сватьей, мамой невесты, не получилось поговорить. Неужели мы ей не понравились?
Прошлый разговор был скомкан. Наспех. Ну, может нервничала. Потом поговорим.
Нужно обсудить возможность проживания молодых с нами.
… А Невестка… Красавица…  Милая... Все таки хороший вкус у сына. В меня.»
Посмотрев  на сына:
«Ох, загонят моего мальчика под каблук. Ох, загонят.
Мой-то вон как смотрит на нее, собачьими преданными глазами.
Нет, пусть все-таки поживут с нами первые годы. Пока она окончательно не поработила моего рохлю.
А где же, где же  все-таки, молодой сват?
Неужели он против брака?»

Айша:
«Хорошие  сваты.  Теплые, добрые.
Женщина много говорит, а муж ее больше молчит.
Думаю, с ними можно поладить. Они не будут обижать нашу девочку.
Да и жених, видно, парень  хороший. Воспитанный.
Да и Даира они будут уважать. Надеюсь.
А сыночка-то  все нет и нет.
Ох, переживаю я за него».
*****
«Құда мынжылдық (сватовство на тысячелетие). Давайте выпьем за это»,- поднял бокал заводной мужчина из сватов.
Зазвенели фужеры. Забулькала жидкость.
«Внимание, готовим  тарелки», - бесцеремонно прервала всех шустрая Асылгуль. - Выносим ет» .
На стол приносят дымящееся блюдо, и толстяк, засучив рукава, начинает разрезать мясо, раскладывая по тарелкам куски для гостей .
-  Отведайте, Бас куда, - протягивает он  голову барана  старику.
- А это вам, жанбас (тазовая кость барана), уважаемые сваты, - передает  берцовую кость родителям жениха.
- А  тебе вот төс (грудинка). В доме твоих вторых родителей, ты всегда будешь сыт, күйеу бала , - угощает жениха грудинкой толстяк
Айсулу:
«Что с тобой? Ведь это к твоей девочке пришли. Ведь это и твоя радость? Твоя малышка выходит замуж? Тебя поддержали. Тебе помогли. Даже, несмотря на то, что в самый нужный момент сбежал твой муж. Так чем ты недовольна? Потому что они – не городские, слишком традиционные? Так ты сама не из города. Давно ли ты стала городской?»
Усиленно протирая  посуду, пыталась отвлечься, но мысли слишком беспокойны, чтобы просто так покинуть:
«Дело не в них. Не в сватах. При чем тут они? Они такие, какие и должны быть. Лишь бы дочку любили. Мне то что. Так в чем же тогда дело?»
***
- Смагул ага, кудеке. Ведь как хорошо, что сейчас нет войны. Я тогда мальчишкой был и не попал на фронт,  - заплетающимся  от алкоголя языком, пьяновато обнял его Бас Куда, - а Вы – герой! Расскажите о войне. Говорят, у вас столько подвигов.
- Да что о ней рассказывать. Дело прошлое, - сухо пробормотал старик.

Смагул:
«Никто не хочет вспоминать о войне. Потому что это больно.
 Хотя, иное время страшней войны. Не в войне дело.
А в молодых. Не ему, старику, сидеть сейчас с ними, а Даиру.
А что он, старик, может дать им?
Только память о прошлом? Почтение мнимой мудрости?
Глупо считать всех стариков мудрыми.
Осторожными – да. Но вряд ли мудрыми.
В старости только и остается вспоминать утро молодости и полдень зрелости.
И войну во сне. Которую никак не стереть из памяти».

 - Я вас уважаю, Смагул ага. Вы – достояние нашего народа, - воскликнул Бас Кұда.
- Рахмет, дорогой. Спасибо.
«Уважение…
Уважение, мой друг, тщета.
Чтобы потешить свое самолюбие. Потворствовать своей гордыне.
 И поэтому работаешь всю жизнь на уважение, почет, имя.
И только потом понимаешь, что все это пустое. Но разве это скажешь тебе, человеку, которого я первый раз в жизни вижу».
«Я приготовила шапан . Тот, который тебе дарили в прошлом году.  Он не вошел в киiт. Хочу подарить сейчас Бас Кұда», - шепнула на ухо Айша.
«Еще одна черта старости – шапаны.
У старухи в сундуке столько их хранится.
Выкинуть жалко. Хорошо,  хоть так пригодятся».
Айша давно приготовила төсек орын – приданое для невесты.
Платья, браслеты, подушки, одеяло. Все для нее, для любимой внучки.
«Да только нужно ли им все это.
Сейчас у них все по-другому.
И даже красота у них другая.
Внучка красивая, а  намалевала столько краски. Боже мой.
Но все равно видно породу. Как Айша в юности.
Никакой краской не испортишь.
Ради нее я готов вытерпеть тысячу  сватов».
***
Наконец, гости стали расходиться.
Растроганно обнимаясь, целуя друг друга в щеки, выпивая на посошок.
Не желая расставаться друг с другом и с праздничным дастарханом.
И последний из них, никак не попадая в туфлю ногами, запутавшись в плаще, долго прощаясь, покинул  квартиру.
Ушла и Анель с женихом и подругами на свой вечерний праздник.
И уставшие женщины и мужчины сели пить чай, чтобы отдохнуть от насыщенного дня. И поделиться впечатлениями о прошедшем дне.
***
Смагул вошел в комнату невесты.
Среди беспорядка, в углу,  у окна стояла  Айсулу.  
 Она так и не вышла к гостям.
Свет в комнате был выключен.
Айсулу  отрешенно смотрела  в окно, а на ее лице переливался свет от проезжающих на улице автомобилей.
Погруженная  в свои мысли,  Айсулу не заметила Смагула.
«Тебе очень идет платок, доченька.  Как жаль, что сегодня женщины  редко носят платки!»
Айсулу от неожиданности вздрогнула. И, смутившись, невольно поправила подол платья.
«Может быть, пойдешь с нами чай попьешь, доченька? Что сидеть-то одной?» - позвал Смагул невестку в гостиную, где уже шло бурное обсуждение сватов  родственниками, а громче всех звучал голос неугомонной Асылгуль.
- Да, папа. Конечно. Сейчас пойду, - пошла было Айсулу, но, остановившись,  полушепотом сказала, - папа, я очень благодарна, что вы поддержали нас.  Особенно тогда, когда Даира нет с нами. Я хочу попросить прощения у Вас, у мамы за то, что я была плохой невесткой: не навещала вас, не отпускала Анель к вам, да и вообще, вела села себя неправильно. Я только сейчас поняла, что была настолько глупа. Простите меня, папа.
- Ничего страшного, доченька. Это не твоя вина, - успокоил ее старик. - Главное, чтобы ты поняла одно: независимо от того – есть с тобой Даир или нет, мы все – одна семья. И  я поддержал не вас, а нас. В том числе и себя. Потому что Анель – моя  внучка. А ты – моя  невестка, давно ставшая  дочкой, - улыбнулся он. - А теперь, пошли пить чай.
- Да, пап. Да. Я все поняла. Я наконец-то все поняла.







Глава 40.Незнакомый знакомец

Толстяк шел по самому краю дороги, не обращая внимания на проезжающие мимо автомобили.
Он был одет в нелепую куртку футбольного клуба и походил скорее на отставного тренера, нежели на спортсмена.
В  ушах – наушники. На спине – рюкзак.
Смешно размахивая руками, он достаточно резво передвигал свои полные ноги, временами останавливаясь, чтобы перевести дух.
 Взмыленный, взлохмаченный, ему было нелегко идти в гору.
Да и туристом с опытом он не выглядел.
Проезжающие водители  с удивлением смотрели на него, ощущая пешую неуместность откормленной фигуры на подступах к Медеу - слишком далеко от города.
***
На обратном пути с Чимбулака , а прошло больше часа, Даир опять увидел странного  туриста, спускавшегося медленными, бессильными шажками уже от Медеу.
Скорее из любопытства, нежели от желания помочь, Даир остановился, и,  приоткрыв окно, спросил у него:
«Вас подвести? Мне все равно в город».
Пешеход неуверенно посмотрел в сторону города, и через некоторое время ответил:
«Пожалуй, да. Я хотел дойти до стоянки такси. Но боюсь, не дойду. Уже нет сил».
«Садитесь», - пригласил в салон Даир.
«Уфф… спасибо. Вы меня выручили», - плюхнулся со всей своей массой толстяк, устраиваясь поудобней.
 «Что же вы себя мучаете то-так? Это ведь очень опасно», - заботливо спросил Даир.
«Ничего страшного. Иногда можно. Когда-то я себе дал слово – дойти пешком до Медеу... Вот и сбылась мечта идиота», - улыбнулся пассажир, заполонив грузным телом все переднее пространство автомобиля.
Даиру стало  неудобно переключать коробку передач, и он инстинктивно подвинулся в левее.
 Отдышавшись, пассажир  повернулся к Даиру всем корпусом:
-  Решил вот похудеть..., - объяснил пассажир, бесцеремонно рассматривая  его в упор.
- Но это большая  нагрузка для вас, - поежился Даир от пристального взгляда.
 - Не переживайте. Мы не все знаем о своих возможностях, - закряхтел тот и без спроса откинул сиденье, чтобы уместить свои габариты. - Кстати, меня зовут Бекнур, - беспардонно хлопнув по плечу водителя, добавил  пассажир.
«Странный очень, - подумал Даир. – Не то что неприятный. Но раздражающий. Скинуть может по пути…». И сквозь зубы процедил:
 - Даир.
- Вы какого года рождения, Даир?
«Приличиям парня не учили», - подумал Даир и ответил:
- Ну если это вас так интересует, то 1968-года. По гороскопу – весы.
- Интересное у вас поколение, - задумчиво промолвил пассажир.
- Почему?
- Потому что вы из поколения  «Перестройка».
- Разве есть такое поколение?
- Есть. Их еще называют «потерянное  поколение».
- А вы, Бекнур, разве не были там?
- …мы младше, нам всего-то лет 10 было. Дети еще. Что мы помним? Только то, что плакали, когда умер Брежнев. Дедушка Леонид Ильич. Папа всего СССР. А дальше – ничего. А вы – уже сформировались, как взрослые.
- Ну нам…лет 16-17. Разве так уже и взрослые? Что это меняет?
- Как что? Вы формировались в эпоху перемен. Это особый тип психологии.
-  По мне так это – чушь. Каждое поколение записывало себя в «потерянные»,-  скептично заметил  Даир, – хотя, признаться – да. В чем-то мы потерялись. Потерялись в идеалах.  Мы…наверное, последнее поколение лицемеров СССР.
- Лицемеры были всегда.
- Но не массово. Мы уже не воспринимали на веру все то, что говорили с экранов.  Ловили по ночам радио Свобода, сидя на кухнях и ругая правительство. Днем были коммунистами, ночью – капиталистами. Мы с недоумением смотрели на Локшиных , перебежавших в СССР,  когда все рвались на Запад.
- А правда, что в ваше время ездили машины пеленгаторы по городу, глушившие это радио?- с интересом спросил Бекнур.
- Правда. Немного ранее. Много, что глушили. Но...  было уже поздно. «Аннушка уже разлила  масло» .
Даир резко вывернул руль, уходя от встречного автомобиля, несущегося на большой скорости:
- Идиот. Колхозник, - выругался он, посмотрев на номер гонщика. И продолжил, успокоившись, - Конечно, сегодня легче и проще критиковать.
- А мне нравилась эпоха Брежнева, - мечтательно протянул Бекнур.
-Многие путают ностальгию по СССР с приятными воспоминаниями о детстве. Мне кажется, именно тогда началось расслоение психологии советских людей. Мы, с одной стороны, были как бы советские. Верящие в победу коммунизма, поколение «брежневского комфорта». С другой – мы устали уже от ограничений. Вот наши родители – люди цельные. Пережившие войну, они даже в репрессиях видели благо, никогда не критикуя власть. Веря, что так надо ради победы. Вся их жизнь – служение обществу во имя победы коммунизма.
- Да… они прошли войну. Стальные люди.
- Но мы то.. мы уже были другими. Много хорошего было при Союзе. Бесплатное образование, медицина,  видимость равенства, желание сделать людей счастливыми. Но – это только внешняя сторона. А другая сторона – Афган , экологическая катастрофа Аральского моря, ядерный полигон в Семипалатинске, потеря национальной идентичности.
Попутчик  вопросительно посмотрел на него.
- Понимаете, я никогда не был так привязан к своей нации. До какого-то возраста вообще считал, что я русский. Ведь при СССР хотели сделать нового, советского человека, свободного от этнических предрассудков.
 Даир закурил.
- Нация  была для меня неким атавизмом. Я и язык-то родной толком не знаю. Он и не нужен был никогда.
- А сейчас?
Нажав на кнопку радио,  Даир нашел  волну классической музыки и  продолжил:
- Сейчас? – на миг задумался он. - Может быть, из-за возраста меня потянуло на родное. Когда слышу звуки домбры , во мне просыпается что-то давнее, забытое, родное. Хотя я  ведь  вырос в городе. Я, знаете ли,  асфальтный казах.  А кровь…она оказывается  не водичка.
- Родовое бессознательное, - многозначительно изрек собеседник.
- Что?
-  Ну, в смысле память предков очень важна. В нас ведь есть генетический код.
- Я биофизик по образованию. И этот код еще принесет многие открытия. А Союз?  Это было образование без кода. И он должен был распасться.
- Но после развала СССР было очень нелегко.
- Да. Тогда многие мечтали о возврате в Союз. И это при том, что при падении империи было не лучше.
- А есть ли она – лучшая жизнь для нас? - спросил пассажир.
- Не знаю, Бекнур. Не знаю. Это уж следующему поколению узнать.  Как Моисей водил народ сорок лет, наверное, должен пройти такой же период.
- Эх… наверное, вы правы, Даир.
Они замолчали, уставившись на дорогу.
- Я даже не знаю, кого вы любите больше: Адину или Айсулу, - прервал тишину  пассажир. И отрешенно добавил: Хотя, какая разница…
- Что? – огорошено повернулся к нему Даир.
- Извините, это я сам с собой, -  стал оправдываться попутчик, - случайно.
- Но откуда вы знаете Адину, Айсулу??? – в изумлении  воскликнул Даир, еще раз взглянув на него, но уже более внимательно. - Разве я что-то говорил о них?
- Нет, вы ничего не говорили. Но о вас я  знаю все, Даир. - загадочно ответил тот.
- Кто же вы? – забыв о дороге, рассматривал его Даир, - И откуда вы знаете обо мне? И насколько все?  Мы знакомы, или у нас общие знакомые?
 – Кто я?-  усмехнулся пассажир. - Не столь важно. Вот кто вы? Для меня это загадка. Хотя казалось, я знаю все о вас, - на мгновение, задумавшись, ответил тот. – Вроде, я знаю ваших маму, отца, дочку, жену. Я знаю весь ваш мир. И даже ваши мистические путешествия. Я знаю о вас больше, чем вы сами. Но… оказалось не все.
- Мне это снится? Я ничего не понимаю, - невольно отпустил руль, Даир. - Но кто же... кто же вы?
- Даир, смотрите за дорогой, - забеспокоился странный  пассажир, - Хорошо.... А если я скажу, что пишу  книгу о вас?
- В смысле, вы пишете мою биографию? Собираете информацию у знакомых? – пытался убедить себя Даир, - но откуда вы знаете про мистические путешествия? И вообще – они ….были?
  -  Возможно. Смотря как воспринимать  этот мир, - загадочно произнёс он. -  Если мир возможно иллюзия, то почему бы не быть тому, что кажется иррациональным?
- Вы меня совсем запутали… Вы сами ... вообще существуете? Или я опять схожу с ума?
- Я удивлен, Даир, - засмеялся попутчик. - Вы говорите с неким выдуманным Олом и это вас не смущает? И вообще,  «сумасшествие» - это еще одна из граней познания миров.
- Это какой-то бред, - заволновался Даир.
- Вы – герой моего произведения.… И Ол, и вы – это мои фантазии. И мне казалось, что все это фикция. Представляете? Каково ощущать себя вымыслом чьего-то воображения? Живешь, планируешь, заводишь семью – а все это оказывается выдумано за тебя.
- Но это нереально…
- Реально. Ведь я сам – возможно, тоже своего рода голограмма. Может быть меня тоже выдумали. Я – результат вымысла.
-  Я теряю нить понимания, ... я … – растерянно  пробормотал Даир, остановившись на дороге.
- Я уверен, Даир, что о каждом человеке где-то пишут книги.
- Что значит – где-то?
- В других, параллельных мирах. Ведь мы столького не знаем. А цепляемся  за то, что только видим  и слышим. А это все, возможно, мираж…
- Так вы …, так сказать, мой автор?
- Что-то вроде этого.
- Но коли вы меня выдумали, то зачем навязали этого Ола и все эти галлюцинации?
- Если бы я знал…
- Вам нравится создавать мир? И вы – там король? Это, наверное, какая-то гордыня?  -  возмущенно воскликнул Даир, - и, вообще, то, что я говорю,  это вы? Или я? Зачем вам нужен диалог со мной, если получается, что все это говорите вы? Сам с собой?
- Потому что вы стали автономным. И я уж не влияю на вас. И то, что говорите вы – это вы и есть.
- И вы не знаете, что будет дальше?
- Нет, Даир. Нет. Я сам запутался. И встреча с вами нужна была для того, чтобы понять вас. И ваши действия. Я думал, что диалог с вами прольет свет, - огорченно говорил попутчик. - Но сейчас я не уверен в этом.
О чем-то подумав, он открыл дверь и извиняюще сказал:
- Простите, Даир. Я пойду. Я запутал вас. Я запутал себя. И весь этот мир.
- Зачем все это?
 - Зачем все это? - устало улыбнулся тот. -  На этот вопрос нет ответа.
- Но как мне быть? Как поступить? Что делать? Ведь вы должны знать?  
 - Нет, Даир, - твердо ответил пассажир. - Уверен, что ваш путь еще не написан. И напишите его – вы сами. И от вас зависит – каков будет финал этой книги, - и, выходя, добавил, - до свидания, Даир.  Помните, что ваш путь покажет только ваше сердце.
Толстяк закрыл дверь, и, помахав рукой, пошел в  сторону от дороги.
Взглянув на сиденье, Даир увидел оставленные наушники и хотел было окликнуть пассажира. Но того и след простыл.
****
Даир очнулся   от звука  резкого сигнала. 
Он сидел за рулем в  каком то закоулке. 
В салоне, кроме него, никого не было.
Было уже поздно.
Сзади сигналил нетерпеливый водитель, требуя освободить проезд.
Голова тяжело гудела.
Он посмотрел на сиденье, где сидел пассажир. 
Но наушников не было.
 Да и сиденье не было откинуто, словно там никто и не сидел. И вообще не было пассажира.
- Приснилось, - подумал он, заводя двигатель. - Показалось.
 А в ушах эхом раздался знакомый голос Ола: -
 «Показалось».






Глава 41. Геолокация

  Высокий мужчина в смокинге подошел к цветочному павильону и в нерешительности остановился возле витрины.
Слегка приплюснутый нос, темные волосы, чуть тронутые благородной проседью. И открытый, высокий лоб.  
Карие, миндалевидные глаза отдавали какой-то отстраненной, и, вместе  с тем,   притягательной поволокой. А выходной наряд подчеркивал статную осанку.
Он выглядел изысканно в походке, движениях, манере, блестящей обуви, и, даже  ухоженными руками. Словно он только сошел с рекламного плаката.
 Мужчина долго стоял у павильона, разглядывая цветы через витрину.
Заинтересованная и нетерпеливая продавщица вышла навстречу:
- Проходите, молодой человек. Вам помочь?
- Да, пожалуй, - задумчиво промолвил он низким, бархатным баритоном.
- Вам какие цветы нравятся?
Он посмотрел на нее карими, и, как показалось цветочнице, слегка грустными глазами.
И отвернулся, потеряв к ней интерес, задумавшись о чем-то своем.
Словно бы она – прозрачное стекло.
Продавщица стояла, ожидая ответ.   
Но растянувшееся молчание не смущало его.
И тогда, не дождавшись ответа, цветочница предложила:
- У нас есть розы голландские. Тюльпаны. Орхидеи. Хризантемы. Экзотика. Вам по какому поводу?
- А что дарят девушке, когда хотят сделать предложение?
-  Ооо, тут зависит от вкуса, - обрадовалась она, наконец-то почувствовав свою стихию, - обычно розы. Они – универсальные цветы на все случаи жизни.
- Розы, - сморщившись, протянул мужчина, - они вульгарны. Цветы, опошленные массовой любовью.
- Ну зачем вы так? - возразила цветочница. – Вы только посмотрите на них! Ах, какие красавицы. Почти метр, - восхищенно погладила  руками  всю длину голландского гиганта.
- Хорошо. Беру, - равнодушно согласился он.
-  У вас помолвка сегодня?
- Да.
- Поздравляю.
- Спасибо, - отрешенно промолвил тот. И, словно бы в воздух,  - надеюсь, она не откажет.
- Разве можно отказать такому мужчине, - засуетилась цветочница, - да я бы сама, - попыталась было пошутить она, но натолкнувшись на его мрачный взгляд,  осеклась.
- Вот, пожалуйста, - протянула она оформленный букет.
- Спасибо, - безразлично поблагодарил мужчина. И немного постояв, добавил. - Пожелайте мне удачи в правильном выборе.
- Удачи. Пусть ваш выбор будет счастливым и все сложится хорошо. Пусть у вас будут дети и внуки. Пусть ваш..., -  но пожелания уже летели в никуда.
Мужчина, не дослушав, вышел из павильона, и побрел к автомобилю.
- Странный, - подумал она. - Разве женятся с таким унылым видом?
***
 Геолокация: “Вы находитесь  на улице Жубанова”  .

 Всевышний!
Я, наверное, впервые обращаюсь к тебе. Вот так, напрямую.
Долго пребывая в неверии и отрицании тебя.
Да я и сейчас не уверен, что верю.
Но мне больше не с кем поговорить…
Сейчас, я чувствую себя одиноким…
Геолокация: “Вы находитесь на  проспекте Абая” 
Но сегодня я решил поговорить с тобой, Бог…
Мой Бог.
Кажется, это называется молитвой.
 Хотя,
люди боятся тебя.
Называя  это почему-то любовью.
Но я не понимаю – какой смысл в вере, если ты боишься? Разве вера – это страх наказания?
...
Я не умею молиться…
Я хочу поговорить…
С  тобой… Наедине…
Хотя, я сегодня не уверен, что может ли вообще быть диалог наедине.
В каждом диалоге незримо присутствует третий.
Так может назвать это – полилогом?
          Молитва- полилог… Нет, прости, я отвлекся.
Нельзя так.
А как можно?
Геолокация: “Вы находитесь на  улице Джандосова” .
Я ищу Бога не для страха.
           И даже не для любви.
          А для Истины.
        Для того, чтобы понять смыслы.
      И ответить на вопросы.
    А вопросов у меня много.
   Я сам –  и есть ходячий вопрос.

Геолокация: “Вы находитесь на улице Мустафа Озтюрк” .
Мне не хватает решимости, Боже.
 Решимости, чтобы понять значение.
 Ума, чтобы выбрать истинное значение.
   Силы, чтобы решить уравнение.
     Я на распутье.
       Ведь сегодня для мня важный  день.
         И  у меня сомнения. Их так много, что я не могу понять.
           Ничего.

Геолокация: “Вы находитесь на улице Байзакова”  .
Я хочу сделать  правильный выбор.
Ведь сегодня день моей помолвки.
И я делаю предложение  женщине, которую  люблю.
Посмотри, я даже купил кольцо.
И эти цветы.. Они ведь для нее.
Неважно, что она моложе.
Неважно, что нашим отношениям всего-то пара  месяцев.
Самое важное, что она меня поняла.
И это самое главное для меня.
1000. FM
«А на волнах нашего радио звучит старая добрая песня в исполнении великолепного Стиви Уандера - My Cherie Amour:
	О, моя любовь, ты прекрасна, как прелестный день,
	О, моя любовь, ты единственная, ради которой бьется мое сердце.
    Поет в своей знаменитой песне великий музыкант, который, несмотря на свою       природную слепоту, смог увидеть великую силу любви.
   Любите, друзья, любите! Ибо это единственное, ради чего стоит жить. 
   И не забывайте говорить слова любви своим возлюбленным».

Геолокация: “Вы находитесь на бульваре  Бухар Жырау ”.
Почему я не могу отдаться любви?
 Ведь все ищут любовь, но, увы, не все находят.
 А я?
У меня вторая любовь. 
Значит она, любовь, не всегда единственная?
Мне кажется, я люблю ее.
Самое главное, что рядом с ней мне никуда не хочется.
И я забываю обо всем на свете.
И даже... об Айсулу.
Геолокация: “Вы проезжаете набережную Хамита Ергали» .
А ведь это любовь, если я перестаю сравнивать.
Если прекращаю искать.
И самое главное – метаться.
А мне нужен покой.
И я давно устал.
Геолокация:  “Вы находитесь на улице Байтурсынова” .
 Я долго жил в плену иллюзий.
 Я обманывался, ошибался.
Меня всю жизнь контролировали.
Родители. Школа. Армия. Институт. Жена.
И вот теперь – дочь.
Я устал от контроля.

****
Ту-ту-ту-ту-туту...
- Алло?
- Дорогой?
- Да,  милая.
- Где ты? Я волнуюсь.
- Я  еду  к тебе.
- Да? Наконец-то.
- Моя маленькая девочка ждет меня?
- Очень ждет,  Любимый. Страстно ждет. Ведь сегодня у нас важный день. День, который сделает нас одним целым!
- Да, моя милая. Это мой самый лучший день.
Би-бип.  
     Би-бип.
            БИИИИП!!!!!!
- Тебе сигналят? Дорогой, не отвлекайся за рулем.  Береги себя … Я люблю тебя!...
- И я.., милая, ... И я…

Геолокация:  “Вы находитесь на улице Курмангазы” .
 Ведь нет ничего плохого в том, что я люблю ее?
          Ведь не изменяю никому.
       Разве можно изменить той, которую уже не любишь?
   Я не чувству предательства.
 Ведь я никого не предаю.
Предательство будет, если я потеряю ее, свою любовь.
 
“У вас sms сообщение».
Сообщение от абонента Мама:
«Сынок! Где бы ты ни находился. Знай. Я люблю тебя.
   Папа сердится. Но он тоже тебя любит.
P.S. Пишу по просьбе мамы.
А  я тебя ненавижу.
Твоя единственная сестра.
P.S.S. Аман бол  ».
 
            Говорят, что тебя нужно благодарить.
Да…
Я хочу поблагодарить  тебя за то, что у  меня такие родители.

Входящий звонок от Даур Друг.
- Алло.
- Салам, брат. Поздравляю!
- С чем?
- Как с чем? Сегодня твоя дочь выходит замуж.
- Спасибо.
- Мы немного опоздаем. Супруга в салоне красоты. А это как минимум 4 часа. Так что мои места пусть никто не занимает.
- А меня не будет….
- В смысле? Как?
- Потому что я не иду туда.
- Ты серьезно???...
- Да…Как никогда.
……..
- Что замолчал?
- Я в шоке…Даже не знаю, что сказать. Это ведь  свадьба дочки…Как ты можешь пропустить такое важное событие?
- У меня сегодня помолвка. На Адине.
- Послушай, Даир, ты можешь жениться когда угодно. И сколько угодно. Это твое личное дело. Но только не сегодня. Это ведь твой единственный ребенок.
-  Ты знаешь, что в старину казахи не ходили на свадьбу дочки? Потому что для родителей это был непраздничный день. Ведь они лишались члена семьи.
- Так то в старину!  Тогда выданную дочку могли  не видеть годами.. А сейчас – время  другое.  Дочки далеко не уходят и постоянно на глазах у родителей.
- Времена всегда те.
- Слушай, друг… Надеюсь ты шутишь? Ты же пошутил, признайся? В общем, мы все, твои друзья  с женами, будем там.
- Ну и идите. Там будет Айсулу. Мои родители…А у меня..У меня сегодня своя свадьба.
- Даир… Даир, послушай меня... Ты обязан быть на свадьбе. Поменяй  дату.  Не делай глупостей.
- Я никому ничем не обязан, брат. Не уговаривай. Я принял решение. Пока…
Я принял решение, Всевышний.
Надеюсь, оно правильное.
В тот день, когда моя дочка  выходит замуж, я закончу многолетний обман, в котором так долго пребывал.
Прошлое – уже пыль. Будущее – непредсказуемо.
А в настоящем – я хочу быть счастлив.
Чтобы не томиться там, где связывают обязанности.
Где я только ... должен.
Я устал быть должным.
Я хочу счастья…
Как, наверное, в  этом мире принято. 
В мире, созданным тобой.
И я больше не хочу откладывать свое счастье.

Сообщение в Whatsapp от  «Любимая».
«Я поздравляю тебя с замужеством дочки. И я рада этому дню. Даже несмотря на то, что  тебя нет рядом.
Потому что я  ничему и....никому  не позволю испортить этот день.
И еще, я счастлива, что сегодня  рядом со мной моя настоящая семья.
Этот день определил  настоящих и ненастоящих родных.
Прощай.
P.S. И пожалуйста....
Я у тебя  записана как «Любимая». Измени на «НЕлюбимая».
…
А лучше ... вообще удали мой номер».
Геолокация:  “Вы проезжаете проспект Сейфуллина ».
  Я знаю, что самое трудное в этой жизни – это сделать выбор.
 Выбор – конфетка, которая имеет обертку и начинку.
Но никогда не узнаешь ее вкус, пока не попробуешь.  
Надеюсь, что мой выбор – правильный. И верный.
Входящий звонок от “My Love”.
- Милый, ты где?
- Я еду...
- Так долго? Я уже заждалась.
- Я уже близко. Я повернул на  Кунаева  и еду вниз. Вот уже проехал Шевченко .
- Как повернешь на Айтеке би , позвони мне, чтобы я уже была готова.
- Не волнуйся, милая.
- Хорошо. Хорошо. Я люблю тебя.Очень и очень люблю...
Ты знаешь , Всевышний. У меня нет выбора.
Вернее он один. Он определен.
И я думаю, что это правильный выбор.
У меня нет никаких угрызений совести, что я бросил семью.
И что я… пропускаю свадьбу дочери.
Ну и что…
Я лишь прошу одного, Всевышний!
     Сделай так, чтобы я не пожалел о своем выборе.
     Ради жизни. Ради любви. И ради меня.
     Правильный выбор без сожалений.
     Веди меня прямым путем, а не заблудших.
 
Пиу-пиу-пиу:
“Водитель автомобиля A470DFA, прижмитесь  к обочине».
***
 - Я что-то нарушил, командир?
- Да, вы проехали на красный свет.
- Простите. Задумался. Торопился. Сегодня у меня важный день.
- Все торопятся. И у всех важные дни. Пожалуйста, права и техпаспорт на машину.
- Документы…так…где же я их…Ой, я забыл их в другой одежде.
- Тогда выйдите из машины.
- Командир. Прошу вас. 
- Выйдите из машины.
- Братан, у меня сегодня помолвка. Отпусти меня. Я больше не буду.
- Все вы так говорите. Повторяю – выйдите из машины.
- Брат…
- Если у вас нет документов, то машину мы отправляем на штрафстоянку. Приедете с документами. Заплатите штраф и заберете.
- Друг. Пойми. Я женюсь сегодня. Как же я доеду?
-  Поздравляю, конечно. Но это не наша забота..... Честь имею. И заберите свой букет. Все-таки у вас свадьба.
- Помолвка!
-  Тем более.  Хорошего дня, гражданин.
***
 Шаг.
   Еще  Шаг.
        Два шага.
 И еще одна просьба, Всевышний.
Пусть дочка сегодня будет счастлива.






Глава 42. Свадьба

“Дударари-дудым
Бір сен үшін тудым!
Шіркін-ай, Дудари-ри-дудым”  , - красивым сопрано тянула девушка в  нарядном бирюзовом костюме на сцене.
На голове у нее была казахская шапочка – борік, с перьями на самом верху.

“Вас приветствует оркестр народных  инструментов «Ойдай», - представил тамада группу музыкантов в национальных костюмах.
Гости захлопали.
“Сейчас будет беташар . Прошу подготовиться невесте».
- Продолжайте играть, - негромко шепнул ведущий музыкантам. - Но на полтона ниже.  Поддерживайте пока фон. Репертуар тот же.
- Хорошо, шеф, - кивнули музыканты.
-  Ереке, у меня на аппарате  малый септаккорд пропал, - пожаловался баянист.
-  Ты что, не проверил?
- Вчера  был отчетный концерт нашего оркестра перед чиновниками. А вечером – корпоратив. Ничего не успели.
- Тьфу ты, елки! Все нужно за вас делать. Ладно, это не критично. А ты, дай ему среднюю октаву  и сгармонизируй его, - обратился тамада к девушке с сыбызгы . Та недовольно придвинулась к обрадовавшемуся баянисту.
- А ты, подтяни струны, – сердито указал ведущий женщине с адырна , - лажает при переходах.
- А до скольки нам играть? Во сколько отпустишь, Ереке? -  спросила женщина с қобыз .
- Заплатили за 3 часа. Потом сменят другие группы. На беташаре перекурите.
Ведущий побежал в другую сторону зала, где с недовольным  видом настраивал инструмент долговязый молодой парень с домброй .
-  Итак, сколько?
- Все, что положат за Беташар. Так принято, - невозмутимо ответил домбрист.
- Хорошо, - согласился ведущий. - Но после моих 30% отката. Так  тоже принято.
Домбрист  дернулся и возразил:
- 10.
-  30.
- Слушай, я делаю всю работу. А ты – просто берешь проценты. Это халява.
- Ты нюх потерял, пацан, - побагровел от злости тамада. - Кто тебя вытащил? Кто тебя раскрутил? Убирайся с моих глаз. Я сам сделаю беташар.
- Ну, хорошо. Хорошо. Ереке, остынь. Я погорячился, - примирительно начал домбрист, - Давай 20. Ни тебе ни мне. А? - поменял расклад.
- Двадцать пять. И точка. Это принципиально, - ледяным тоном произнес ведущий. - И то из-за уважения к твоему отцу, щенок, - добавил он уничижительно.
- Жарайды . Что ни сделаешь для моего агашки, - пожал руку домбрист и, как только ведущий отошел, буркнул про себя, - козел жадный, все ему мало. На всем делает деньги.
***
- Эй, эй, тамада, погоди, - окликнула его женщина.
- А татешка, -  поморщился  тот на ходу.
- Беташар нужно закончить до прихода сватов. Поторопись.
- А во сколько они придут? - озабоченно бросил взгляд на часы тамада.
- Приглашены на шесть. Но на свадьбу не принято приходить вовремя, словно людям  больше делать нечего. Поэтому, опоздают. Это этикет.
- Хорошо, - и чтобы скорей прекратить разговор, взял микрофон и обратился к  залу:
- Ал, құрметті қонақтар! Уважаемые гости! Начинаем беташар. Приглашаю всех в центр зала. Веселей, друзья.
  В центр зала, под восхищенные аплодисменты гостей грациозным лебедем прошла Анель, поддерживаемая с двух сторон абысынами .  Она была покрыта просторной, прозрачной накидкой до пят.
“Ээээээйййй”, - протяжным тенором, озлобленно дергая струны, запел домбрист:
“Бетіңді, келін, ашқаным, (Открыв я твое лицо).
 Жаңа жұртқа қосқаным. (К новым родственникам присоединяю).
 Жасы үлкенді сыйлап жүр, (Уважай старших).
 Құрмет қылып жасқанып. (Отдавай почтение робко).

Трио с невестой и старшими снохами сделало первый поклон.
“Вот стоят Большие Родители, - продолжил  домбрист.
Это первые твои Радетели.
Отдавай им свой поклон.
 Почитай  всегда их дом”.
В круг важно выходит Бас Кұда и кладет купюру на поднос перед домбристом под одобрительный гул зрителей .
***
- 10 000 дал, - шепнула невысокая женщина в зеленом платье своему спутнику.
- Ну он-то глава рода, - ответил мужчина в сером костюме.
- Он - старик. А ты – бизнесмен. Ты не можешь дать меньше.
- Эти деньги уходят домбристу. Хозяева ничего не берут с них. Хватит и 5000.
- Что? - возмутилась его спутница. - Люди видят, сколько ты положил. И не  важно, кому уходят деньги. А важно то, что ты показываешь свое уважение хозяевам свадьбы. Как ты не понимаешь? - досадливо махнула рукой и отвернулась.
 Мужчина недовольно засопел и полез за бумажником.
- И потом, - повернулась женщина, - Что сегодня 10 000? Всего лишь 30 долларов.
- Но на свадьбу мы принесли 40 000, - стал оправдываться мужчина. – А обычно несем 20…
-  С тебя не убудет, - зашипела женщина, - Вот, нашла же я скупердяя на свою голову.
- Деньги не так легко достаются в кризис, - хотел было огрызнуться мужчина. Но не стал продолжать ссору.
“Оооооо…, -  продолжал тянуть домбрист, бросая удовлетворенный взгляд на растущую пестроту купюр на подносе:
 Анау турған улкен аға,
Атыарудан келген Дәу  Кұда,
Оған да бір сәлем!”
(Вот он стоит  большой  дядя,
Сват гигант, приехавший из Атырау,
И ему один поклон).

Люди выходили в круг и под поклон невесты клали деньги на поднос.
А толпа вместе с домбристом оценивала номинал купюр.
***.
- А обязательно делать беташар? Это же – колхоз, - сердито спорил Данияр с матерью.
- Сынок, - удивилась она. - Ты всего-то три года жил в США, а словно родился там. Что с тобой?
- Что со мной? Мне неприятно, что моя супруга участвует в средневековых традициях.
- Боже мой! Какое средневековье? То нельзя, это нельзя. Что останется от нас, если мы не сохраним элементарные вещи? Зато как попугаи готовы копировать все чужое.
- Это не элементарные вещи, мама. Такими традициями мы отбрасываем себя назад. А нужно идти вперед. Мы должны отсеять все то, что является неуместным в 21 веке.
- Ты разговариваешь так, словно находишься в конторе. Ты не на работе, сынок.  Ничего нет унизительного в том, что твоя супруга учится уважать родственников мужа. И при этом – получает благословления. Это только польза для вас, для будущего вашего ребенка.
 Раздраженный Данияр отвернулся от матери, поправляя  и отряхивая свой свадебный, европейского покроя костюм, словно желая стряхнуть с себя все азиатское.
  Но, взглянув на Анель, не смог не восхититься ее трогательной «невесткостью» в белом свадебном платье,  вышитом золотыми узорами – камзоле, и высоком саукеле , изящно венчающим торжественный, и, вместе с тем, трогательный ансамбль  праздничного костюма.
- А почему невесты всегда в белом?
- Это древний тенгрианский обычай. В новый дом  она должна войти чистой. Чтобы связь с тем миром окончательно порвалась. Ей даже нельзя называть родственников по именам.
-  Нельзя? Почему?
- Так принято. Обычно придумывают ласковые прозвища. Например, я называла твоего дядю, брата отца Ерке бала – ласковый ребенок.
- О Боже, какие сложности, - картинно поднял глаза вверх жених и отошел от матери….


Домбрист  перечислил почти всех, даже самых дальних родственников.
Больше денег не было.
 «И 25 процентов этому жмоту. За что?...» -  удрученно подумал он.
..
Домбрист  подошел  к невесте. И отработанным движением откинул  покрывало:
- Принимайте новую невесту.
Зал взорвался аплодисментами.
- Ай, какая красавица, - восхищенно кричали гости и последовательно подходили к ней.
- Будь счастлива, - целовали невесту другие.
 - Поздравляю. Пусть невеста принесет благо, - обнимали  взволнованную сватью третьи.
- Домбрист нас не указал. И то – благо и экономия, - удовлетворенно отметил мужчина в сером.
Спутница лишь  окинула его презрительным взглядом.
  ***
«Сваты пришли!» - крикнул кто-то.
  В зал стала входить делегация родственников невесты во главе с горделиво чеканящим  шаг, словно на параде, с увешанными на всю грудь орденами, Смагулом. А рядом, теряясь на фоне осанистого супруга, прихрамывая, шагала Айша, опираясь на тросточку.
- Оооо, құдалар! - громко объявил тамада, и все гости встали в ряд, чтобы поприветствовать входящих.
Женщины с подносами стали бросать конфеты – шашу.
Другие побежали здороваться.
Забегали официанты, вынося первые блюда в честь прихода гостей.
И наконец все стали  рассаживаться.
****
   

 ….Айсулу, крадучись, тихонько зашла в комнату невесты.
Среди вороха  подарков сидела Анель.
-  Доча, - тихо окликнула Айсулу.
Анель вздрогнула и, увидев мать, вскочила и бросилась ей на шею.
- Мама, мамочкаа, - всхлипнула Анель, обнимая мать.
- Постой, милая. Ты плачешь? Ты макияж свой испортишь, доченька.
- Нет, не плачу, - стала  было оправдываться Анель, но уже не могла сдержать слезы и зарыдала. – Мам… я только сегодня поняла, что  уже больше не «незамужняя». И у меня появилась щемящее чувство тоски. Знаешь, словно все это зря. Может сбежать? Отменить все? Может, я поторопилась?
- Ну, нет, не будь Даиром. Нам хватит одного, - решительно произнесла Айсулу. И уже мягко, поглаживая по спине, стала успокаивать. - У тебя новая семья. Но мы будем общаться семьями, - грустно улыбнулась Айсулу. - Ну все. Хватит. У нас еще целый вечер. Ты - красавица, мое солнышко,- немного отстранившись и любуясь, поцеловала  она ее в лоб.
- Он не звонил? – с надеждой спросила дочь.
- Нет, - ответила Айсулу. - И не надо, - добавила она, уверенно улыбнувшись. - Мы справимся...
И быстро вышла из комнаты, по дороге взглянув на молчащее табло телефона.
***
“Внимание! Внимание!- зычным голосом прокричал тамада, - встречаем молодоженов. Уррааа!»
Гости, кто на память, кто по листку – стали петь Жар Жар :
“Осы омірге лайық отты жағып жар-жар.
Келеді әне екі жас топты жарып жар-жар.

Для этой жизни зажигая огонь.
Идут молодожены сквозь народ.
Үлкені мен ауылдың жасы мұнда жар-жар.
Жас келінді көрүге асығуда жар-жар.

И стар и млад из аула здесь.
Чтобы увидеть молодую невесту.
Құтты болсын тойларың замандастар жар-жар.
Жаңалықта жар болып қадам бастар жар-жар.
Бір аттаған босаға берік болсын жар-жар.

Поздравляем  с праздником, современники.
Пусть счастье и благодать поселится в вашем доме!
И пусть за порогом, что вы переступали вместе,  будет смех  ребенка».

Строгий Данияр, немного скованно, вел под руку бледную от волнения Анель.
Сделав почетный круг под ритуальную песню, они прошествовали на почетное место, где  для них был украшен стол молодоженов.
“Жар-Жар!
 Жар-Жар!»
Продолжали петь вдогонку, вошедшие в раж  гости.

“Уважаемые Гости,дорогие құда- құдалар, - прервал расшумевшихся гостей, торжественный тамада.
Сегодня мы все присутствуем на воистину чудесном событии.
Два юных сердца становятся единым.
Два голубка свили гнездо.
Это День Дней. Праздник Праздников.
Я присоединяюсь к вашей общей радости. И чтобы новая ячейка зажила полноценно. Чтобы эта пара была счастлива, они должны получить наставления – бата от опытной ячейки общества. От тех, кто знает. Кто понимает. Кто научит.
Дорогие гости! Я с большой радостью приглашаю сюда настоящего Героя. Ведь благодаря таким героям мы защитили нашу Родину и выжили. Ветерана войны.  Мудрейшего и благородного мужа. И Большого Отца невесты – Смағул Аға. И его супругу – большую  маму Анель – Айшу апа.
***
…Смагул давно готовился к этой речи, в мельчайших деталях представляя, как он пойдет, что он будет говорить и сколько.
Но сейчас все вылетело из головы.
Тяжелой поступью, немного шаркая ногами, скорей для важности и статуса, нежели по надобности, под одобрительные аплодисменты, он медленно пошел в центр зала.
За ним  по - старушечьи засеменила Айша.
Смагул взглянул на Анель.
Белизна платья сливалась с бледностью ее кожи, оттеняя черные, как смоль, длинные, переплетенные косички.
Тяжелый макияж делал ее все еще детское, пухлое личико старше.
Но красоту ничем не испортишь.  
«Ох, красавица, - подумал Смагул, - как Айша в юности. Лишь бы ты была счастлива, мой цветочек. И не испытала то, что пришлось пройти нам».
Прокашлявшись, он взял микрофон, и степенным голосом начал свою речь:
“Уважаемые гости! Дорогие құдалар! Сегодня для меня и радостный день. И немного грустный. Я отдаю свою девочку. Свою кровинушку. Для нас, отцов, всегда трудно переступить через порог, который отделяет твою дочку от жены другого человека. Но – это  жизнь. Это путь, который является частью нашего Дуния ( Мироздания).
 Но, с другой стороны, я испытываю радость от того, что у меня появляется не один ребенок. А двое. Да, я получаю еще одного сына. Это – Данияр. И это тоже радость”.
 Старик сглотнул предательский комок в горле. Прокашлялся еще раз для виду. И, повернувшись к сватам: 
«Дорогие құдалар. Я рад, что приобрел в вашем лице новых родственников. Наш дом – это ваш дом. Теперь мы будем чаще общаться. Ходить в гости друг к другу. И пусть наше общение будет приятным».
Сваты растроганно заулыбались.  
И обернувшись к залу:
«А вам, дорогие гости, большое спасибо, что пришли разделить нашу радость. Пусть каждый ваш шаг будет освящен радостью. Пусть небо над всеми нами будет синее. И наш флаг никогда не падет вниз. И дай Бог, чтобы мы всегда встречались только  за праздничным дастарханом и по хорошим поводам.
И давайте начнем наш праздник. Наш той!” .
“Аумин!” - заорал зал, и сразу же зазвенели бокалы.
На сцену выбежала вертлявая, блестящая группа и под оглушающую музыку динамиков,  заорала:
"Мы приветствуем молодожёнов. Любви вам и счастья. От лица  Кудайбергена Кайратовича  передаем хозяевам свадьбы  его поздравления. И этот подарок – песню.
И сразу же стали петь:
Той устінде тәтті кундер  .
Жас жубайлар шат куліндер ,
Ән салайық би билейік ,
Шарықтасын шаттық кундер .
На свадьбе наступают сладкие дни,
Спешите радоваться, молодожены,
Давайте петь и танцевать,
И пусть сияют  эти чувственные дни».

- Эййй! -  кричали за одним столом.
- Ал давай! – звенели фужерами за другим.
- Ну что, новые сваты, выпьем, - потянулся к родственникам Анель мужчина в сером.
- Дорогой, не так  много, - озабоченно улыбаясь, сверлила глазами мужа его спутница.
- Да отстань уже, право надоела, – с досадой махнул слегка хмельной уже мужчина.
****
- Стол номер 1. Там сваты. Будете обслуживать вдвоем, - давала указание администратор зала  двум официантам.
- Почему вдвоем? Разве одна не справится?
- Так почетней. И там нужно внимание. Там меньше алкоголя. Больше  кумыса и шубата.
- Хорошо.
***
“Уважаемые гости. Сегодня у нас будет шикарная программа. Артисты. Танцы. Угощения. Веселитесь. Веселитесь за молодых.  И сейчас я хочу представить вашему вниманию…, -  посмотрел тамада в листок перед собой и искаженно стал читать по слогам: - Луф стури…Эээ… Лаф стари. История знакомства и любви наших Данияра и Анель. Прошу вашего внимания на экран”.
  На  лед дисплее под романтичную музыку замелькали кадры истории встреч жениха и невесты.
Вот они на пляже.
Вот они гуляют по парку.
А вот они целуются возле дерева.
***
-  Срамота. Ойбай ,  - сдавленным от возмущения голосом протянула  пожилая женщина в белом платке. -  Мы в свое время боялись на свекровку глаза поднимать. А тут? Весь мир смотрит на бесстыжие кадры их поцелуев. Уфф…Ақыр заман , - укоризненно покачала головой.  
- Молодежь…, - многозначительно протянул смуглый мужчина напротив. - Баловство одно. Мы им уже не указ. Живут по-западному.  Старших сейчас мало кто слушается.
*****
Цифры  видоискателя видеокамеры остановились на 120-ой минуте, и экран погас.
- Проклятье, - выругался оператор и стал копошиться в сумке. - Где эта чертова батарейка.
Наконец, нащупав заветный квадрат, он хватает его и прикрепив к камере, судорожно включает.
Привычная обстановка снова в кадре, и оператор облегченно вздыхает.
Зал.
Длинные тосты и бесчисленная очередь.
Пьяные лица. Скучающие, непьющие гости – хмурые, бородатые мужчины и  застенчивые женщины в хиджабах.
Словообильный гость и тамада, пытающийся  отобрать микрофон у затянувшего тост весельчака. Болтливый гость начинает препираться.
Чтобы скрыть  неловкость, тамада  быстро включает музыку и начинаются танцы под хиты 80-х.
Взрослые танцуют  весело, но старомодно для  насмешливых молодых.
И только для камеры все это - просто беспристрастные, отчетные для клиента кадры.
****

- Пойдем уже, - пробормотал пьяный, еле волочащий языком мужчина в сером костюме.
- Да погоди ты, - отмахивается супруга в зеленом. – Дождемся уже Тойбастар .
И, посмотрев на мужа:   Нажрался, как свинья. Я ведь предупреждала. Вот невозможно с тобой ходить в гости. У всех мужья – как мужья. А мой – свинья.
Муж бессильно роняет голову  на стол, и сразу же засыпает.
******
- Вы меня звали? - спрашивает официантка у сидящих за столом №9.
- Послушай, я уже кричу тебя, а не зову. Где ты ходишь? Не родила там, случайно? - гневно  отчитывает мужчина в очках. - Вы можете нам налить, разложить? Для чего вы нужны здесь?
- Сейчас. Простите. Что вы будете пить?
- Что я буду пить? Что мне надо, давно все выпил. Без твоей, милая, помощи.
- Тогда  зачем просите?
- Тебя где учили, хамка? Ты где научилась грубить, - стал заводиться мужчина, и капельки пота заблестели на его залысинах. И, перейдя на крик: Администратора мне! Быстро!
- Простите. Сейчас выносим торт. Все заняты, - мстительно  отвечает официантка, кивая на катящуюся тележку с огромным тортом. - Сейчас я вас угощу сладко, - язвительно улыбается  она, - может, полегчает, а то издергался, бедный, — добавляет про себя.
****
“Я прошу молодых подойти к торту и угостить  родителей сладостью ваших рук, - приглашает тамада. - А родителей прошу приготовить свои рты”, – пытается шутить он. Но шутка звучит слишком  грубо даже для такой разогретой алкоголем публики. Никто не улыбается.
****
Оператор выхватывает страстно целующуюся парочку за шторками на балконе.
Те, испугавшись камеры, сбегают вниз по лестнице.
“Для архива”, - довольный, говорит оператор.


****
“Вот ключи от автомобиля. Это вам, молодые. Нефтяной подарок», - бросает на стол ключи от авто  пьяноватый родственник из Атырау.
 Зал взрывается овациями.
“От лица нашей компании мы дарим вам путевку в Европу. Счастливого медового месяца!” - вручает  молодоженам билеты Джон, глава представительства.
“Мы дарим вам сайт с вашим именем. Это не просто сайт. Это страничка вашей любви, - запинаясь, взволнованно демонстрирует подарок на экране тоненький юноша. - Мы будем выкладывать там ваши love story и все фотографии с торжеств. Это ваш виртуальный дом, куда все будут приходить в гости и радоваться вашей жизни. Всех гостей приглашаем посетить этот домен daniyarandanel.kz”, -  раскрасневшись, завершает он свой тост.
Гости непонимающе смотрят на экран. Но на всякий случай хлопают.
А остальные, не заморачиваясь, в качестве подарка торопливо вручают конверты с деньгами родителям жениха.

****
- Айсулу, милая, - подошла  Айжан. - Ты ведь на  меня не обижаешься на свою золовку – змеиную головку?
- Что вы, Айжан. Это мне неудобно перед вами. Я должна была первой попросить прощения, - воскликнула Айсулу, укоряя  себя за непредусмотрительность.
- В этом деле неважно, кто первый. Ведь мы – ветви одного дерева, и нам нельзя ссориться, - протянула подарочный сверток Айжан. - И вот еще, от нашей семьи, -  достав из сумки, вложила в руки Айсулу конверт, - деньги никогда не бывают лишними.  Не так много, как хотелось бы. Но чем богаты, тем и рады поделиться. Свадьба -  недешевое удовольствие.
- Ой, ну зачем вы? Тем более, все расходы по свадьбе оплатил папа.
- Это всегда было его мечтой. Лично выдать замуж  внучку. И оплатить свадьбу, - обняла ее Айжан. - Не отказывайся ни от чего, милая. Мы должны прощать друг друга. Ведь мы родственники. И я люблю Анель также, как и ты.  Пусть будут счастливы молодые, - легонько  похлопала по спине она.
- Айжан, - прослезилась Айсулу.
- Ну что ты, дурочка. Прекрати. Вытри слезы, - вытащив платок, стала вытирать слезы у своей невестки, украдкой смахнув предательскую каплю на своей щеке. И слегка подтолкнула ее:
- Ну давай, беги. Не время раскисать. Тебя ждут гости…
А вдалеке уже начинался новый тост…
****
- А теперь, к сожалению, мы близки к завершению, -  усталый голос тамады тонет в разогретом гвалте зала, -  прошу сюда родителей жениха и невесты, -   хрипло приглашает он.
В центр выходят родители жениха и Айсулу.
На фоне крупной сватьи, высохшая Айсулу выглядит маленькой девочкой-подростком. Ее фигура смотрится жалостливо и одиноко.
“Слово родителям невесты”, - объявляет ведущий и протягивает микрофон Айсулу.
Но внезапно появившийся из ниоткуда мужчина быстро перехватывает микрофон.
- Простите? Вы кто? – удивлен тамада.
- Я опоздавший, - обращается мужчина к залу, не обращая внимания на тамаду.
****
 Зал замирает.
Стало настолько тихо, что было слышно, как громко чавкает мужчина за крайним, 21–м столом.
Под тяжестью гневных взглядов смолкает и он.
Пьяные резко трезвеют. Болтливые – смолкают. Скучающие – оживляются.
Сердце Айсулу так бешено стучит, что кажется все слышат его биение.
Сваты  растерянно оглядываются на Данияра.
Тот –  хмурится, напряженно схватив бокал.
И только радостная Анель выглядит светлым лучиком  в сгустившейся туче:
 «Папа! Папочка! Боже, как я соскучилась.. Наконец- то ты пришел. Я знала и ждала тебя», - мысленно восклицает глазами она.
«Я пришел, милая. Другого и не могло быть», - отвечает Даир взглядом, любуясь дочкой.
И, наконец, повернувшись к залу, начинает говорить:
«Мне снился сон.
Словно некий коршун залетел в комнату моей дочки и пытался украсть ее.
Но, рассмотрев внимательно, я увидел, что это голубь.
Голубь любви.
И я проснулся.
Проснулся от ощущения прекрасности любви.
И великолепия этого мира.
Мира, который я чуть не пропустил.
И сегодня, в этот день, я хочу пожелать вам всем любви.
И особенно моим детям, которые сидят за этим столом.
Счастья вам всем!
И любви!»

Растерянно стоят сваты.
Стараясь не смотреть ни на кого, потупила взор Айсулу.
Молчат гости.
“Браво. Ай маладес!” - разрезает тишину пьяный возглас мужчины в сером, разряжая напряженную атмосферу.
«Тихо», - зло цыкает на него жена.
«Ура, товарищи! Хлопаем, друзья! Хлопаем, уважаемые гости. Как же прекрасны эти слова», - оживает наконец тамада.
И зал, сначала робко, но все больше нарастая, разражается аплодисментами.
 

Анель, не усидев, подбежала  к отцу:
- Папа. Папочка…, - уткнувшись в его плечо, плачет она.
- Доченька, - прижал ее Даир.
Подошел смущенный Данияр:
- Мы вас искали.
- Я знаю, Данияр. Знаю.
- Простите меня... Я... мы...
- Не оправдывайся. Все нормально, - остановил его Даир. И немного подумав, сказал. - Я, как отец, даю вам свое благословение.
- Спасибо. Рахмет, - обрадовался  жених. - Можно я вас обниму...папа? - смущенно приблизился  к нему жених.
- Можно, – ответил Даир. - Еще как можно, сынок! – и, притянув обоих, крепко прижал их к себе.
****
Усадив молодых на их место, Даир  пошел в зал:
-  Даир, салем, - приветствовали знакомые.
- Выпей с нами, братан, - звали друзья.
- Рады познакомиться, - учтиво жали руки новые родственники.
***
 
- Мама, - подошел Даир к Айше.
- Сынок… Мой жеребеночек, - всхлипывая, поцеловала его мама. - Я горжусь тобой.
Обнявшись, они долго стоят, не отпуская друг друга. Раздражая строгого Смагула излишней сентиментальностью.
Старик фыркнул и отвернулся.
Не отпуская руки мамы, Даир обратился к нему:
- Прости  меня, отец.  
- За что просишь прощения? - ответил старик, не поворачиваясь.
- За трусость. За предательство. За глупость.
- Это не предательство, сынок. Это – ошибки. Которые, Слава Богу, можно изменить.
- Да, отец, ты как всегда прав, - понуро было склонил голову Даир, но словно сейчас увидев наряд отца, воскликнул:
- Ты одел ордена, отец?
- Сегодня свадьба, сынок. А я обещал внучке, когда она была совсем маленькой, что надену их на ее свадьбу, - смущенно ответил Смагул. И немного подумав, добавил:
- Иди, сынок. Тебе многое нужно исправить. Не время и место сейчас для обид.
 «Эх, старик. Как бы я хотел обнять тебя. Но легче камень обнять, нежели тебя»,  -  с горечью подумал Даир…
..
Официанты устало стояли  у стен…
Арена свадьбы  постепенно редела.
Расслабленный оператор, поставив камеру на треножник, с наслаждением тянул вино.
Гости небольшими компаниями пьяно кучковались за столиками.
Редкие парочки танцевали.
А трезвые – скучали, дожидаясь завершения свадьбы.
….
Она стояла у окна.
Спиной к нему.
Одинокая. Отчужденная. Недоверчивая.
Она стояла спиной.
Рассматривая  свое осунувшееся отражение в окне.
Рядом с ней, в окне, появилось еще одно отражение.
Его.
Они молча разглядывали друг друга в окне.
- Наша дочка сегодня такая красивая, - заговорил Он.
Она молчала… Если бы спина говорила, то Он услышал бы многое.
- А ты знаешь,  я, – хотел было продолжить Он.
- Зачем ты пришел? – резко прервала Она.
- К дочке.
- Только к дочке?
- Не только.
Они снова замолчали, напряженно вглядываясь в глаза друг друга через размытые отражения на стекле.
- Ты, - всхлипнула она. - Мог бы и не приходить. Ведь у тебя новая любовь.
- Ну что ты, - положил руку на ее плечо…
Она дернулась, пытаясь сбросить его руку.
Но он обхватил ее сильнее. Уже двумя руками. И горячо зашептал в ухо:
- Айсулу. Любовь...она одна… А остальное… просто иллюзия.
- Зачем эти пустые слова?.. -  дернулась опять всем телом она. - Везде обман и ложь.
 - Нет, милая, - сильнее прижав ее, сказал Даир. - Сегодня я не вру.
- Мне почти 50 лет. А она,... она…..Она ведь моложе, - задрожала Айсулу от обиды. - Вы все мужчины – предатели.
- Так и мне 50. Разве ты забыла?  - улыбнулся Даир. - И я такой же, – резко повернув ее к себе,  крепко прижал к груди.
Она замолотила  кулачками по его груди: пихая, отталкивая, отбиваясь.
Но он не отпускал, сжав ее еще сильней.
 И она сдалась. Смякла. И уронив голову на его грудь, разрыдалась.
-  Да, Айсулу. Любовь…она одна навеки, - гладил ее волосы Даир, - Для меня это – Ты. И больше я никого не хочу любить. НИКОГО.
****
“Здесь есть незамужние? Прошу их пройти в центр.Сейчас невеста будет кидать букет”, - позвал тамада девушек.
Со всех столов стали стягиваться девушки, ждущие своего часа.
- Половина из них разведенные. Им-то куда, - зашушукались за столами женщины.
- Не половина. А почти – все, - уверенно заявила одна из них. И, обратившись  к молчаливо сидевшей девушке, спросила:
- А ты что не идешь? Ты-то хоть не была замужем.
- Не хочу позориться на весь зал. Кому какое дело до моего личного статуса, - ответила та с вызовом, презрительно  разглядывая вышедших за букетом.
А те, встав на старт, словно спортсмены,  ждали заветного броска.
Наконец букет полетел. Букет  летел над ними, красиво переворачиваясь в воздухе, пока не попал прямо в руки подпрыгнувшей плотной девушки в коротком атласном платье.
Она мягко приземлилась на высокие каблуки и, радостно завизжав, побежала с букетом по залу.
«Не деген сұмдық – какой ужас”,  - проворчала пожилая женщина в белом платке, наблюдая за победительницей.

*****
« Девчонка из далеких дней
По школе бегал я за ней....»
Зазвучали слова известной песни .
И на танцполе закружились танцующие  пары.
- Девчонка из далеких дней, пошли потанцуем, - позвал Даир.
- У меня краска размазалась, - стала было отпираться Айсулу.- Да и вид у меня сейчас не… Погоди, Даир...
Но Даир уже не слушал, насильно потащив ее на танцпол.

***
- Все-таки они красивая пара, - задумчиво промолвила Айша, разглядывая танцующих.
- О ком ты? - спросил Смагул
- О тех, за кем ты давно наблюдаешь, - улыбнулась она. – Та танцующая пара, которая никак не хочет взрослеть.
Хмурое лицо старика разгладилось и еле уловимая улыбка пробежала по его морщинам.









Эпилог

Утомленные дневным зноем, люди стекались к прохладе реки.
Кто-то сидел на решетчатых лавочках, блаженно  вдыхая благоухающий  аромат  налившихся солнцем цветов и запах душистых деревьев.
А другие неторопливым шагом прогуливались  вдоль полной реки.
Временами неторопливый ритм нарушали мчащиеся велосипедисты, распугивая прохожих.
И тогда за ними увязывались  домашние собачки, долго лая им вслед.
Но, увидев лохматых, бродячих псов из зарослей КазГУград , собачки испуганно  возвращались к хозяйкам, негромко тявкая для острастки.
А те, не обращая на них внимания, располагались  вблизи  пирующих  компаний, в надежде ухватить лакомый остаток от трапезы.
Мутная вода, быстро наполняя многочисленные  бассейны каскадов, водопадом ухала, переваливаясь огромной волной через перемычку.
Раскачиваясь, расслабленно брели мамы, толкая впереди себя коляску с малышами.
А нетерпеливые папы, взяв детей на руки, шли быстрее.
Умиротворяющая  нега  июльского вечера мятной истомой разливалась по всей набережной.
Среди них шел и высокий мужчина с легкой проседью в волосах. Он  был одет в спортивное трико и в синюю  футболку с надписью 1973.
На ногах были  легкие сланцы. Временами он снимал их и омывал ноги в холодной протоке  воды.
Мужчина вел за руку косолапо переваливающегося на неуверенных  ножках  карапуза.
Когда ребенок уставал, мужчина  брал  на руки, умиленно щекоча и лаская его.
Малыш был очень похож  на  мужчину, и они выглядели папой с сыном.
- Агу-агу…ата (дедушка), -  лопотал малыш
 - Да…, балам , да…, - отвечал ему мужчина.
Проходя мимо моста на середине реки, он с улыбкой посмотрел на влюбленные  пары, закрепляющие замки на перилах.
Он улыбался : целующимся парам, резвящимся детям, веселым компаниям и прохладному ветру с горных  снежных вершин Алатау, виднеющихся вдалеке, над проспектом Аль-Фараби .
Навстречу шел толстяк, внимательно разглядывая его.
Толстяк, улыбнувшись, словно старому знакомому, быстро прошел мимо.
На какой-то миг показалось, что он  где-то его видел.
Мужчина улыбнулся в ответ и пошел дальше,  не торопясь, радуясь каждому шагу, сделанному вместе с малышом.
И приятная аура расслабленного летнего вечера наполняла его изнутри и все пространство вокруг.
Его взгляд  блуждал счастливым взором по всему, что окружало их с ребенком.
Поднявшись на самый верх башен , высящихся над рекой, опустил глаза  на тускло горящие в долгом предночье лета – фонарях, рассматривая при их свете людей на том, противоположном  берегу.
Очертания людей расплывались в сгущающихся сумерках, превращая контуры в размытые  тени.
Вдруг блаженное выражение лица сменилось на напряженное,  испуганное и даже удивленное.  
Мужчина увидел что-то знакомое. 
Знакомая фигура? Узнаваемые линии? Характерная поступь?
Он замер, взволнованно  всматриваясь  в силуэт.
Остановился и силуэт, словно узнав его.
Длинные волосы, слегка развеваясь  от дуновения ветра,  делали ее ненастоящей и мимолетной в наступившем сумраке, словно бы она была видением.
Они стояли, разглядывая друг друга, и перед их глазами вспыхнули картины той стремительной любви, в которой  они растворились на какое-то время, на какое-то болезненное, но сладкое мгновение. 
Удивление на ее лице сменилось упреком.
Смутившись от ее взгляда, он виновато прижал ребенка, словно ища в нем защиту.
Она перевела взгляд на ребенка и  долго  рассматривала, словно изучая  его.
И задумавшись, вновь подняла глаза, подернутые грустной, немного обиженной поволокой.
“Пойдем уже”, - потянул ее за руку потерявший терпение спутник.
Она встрепенулась и,  словно вспомнив что-то, порывисто  схватила  за руку попутчика, пытаясь забыть случайное наваждение на том берегу. И побежала, крепко обняв мужчину рядом.
Но уже вдалеке, когда  полумрак переходит в ночь, она на миг  остановилась и нерешительно оглянулась.
И, увидев все еще смотрящего вслед мужчину на том берегу, улыбнулась. 
Улыбнулась прощающей, понимающей и прощальной  улыбкой....
Улыбнулся и он.
Облегченно.
Покаянно.
….
Он стоял на берегу, в забытье сжимая ребенка и все еще глядя на след ее тени, давно растворившейся в далеком сумраке...
На  руках зашевелился малыш. И мужчина очнулся от навалившегося оцепенения.
Он посмотрел на ерзающий комочек.
И, коснувшись губами лба младенца, пошел дальше,  улыбнувшись чему-то своему.
16.12.2015